Гранатовые джунгли (ЛП)
Гранатовые джунгли (ЛП) читать книгу онлайн
Я узнала, что сотни тысяч людей, а теперь и миллионы, меня прочли, и многие из них были достаточно великодушны, чтобы сесть и написать мне об этом. Я никогда не ждала таких теплых откликов. То, что больше всего меня поразило при этом - как некоторые люди не могли смириться с фактом, что героиня стала лесбиянкой. Я все время недооцениваю недостаток сексуальной изощренности в нашей стране. С одной стороны, кажется, что мы все одержимы сексом, в его непривлекательной и незрелой форме; с другой стороны, мы наказываем людей за то, что они им наслаждаются. Это было для меня бессмысленно, когда я писала «Гранатовые джунгли», и пятнадцать лет спустя это все еще не имеет для меня смысла. На самом деле эта моя первая повесть – о цене свободы. Ее центральная тема - та цена, которую личность платит за свою свободу. Поскольку героиня молода, и я была молода, когда писала о ней, счет не слишком высок. В более поздних повестях я продолжала писать о личной свободе, но я смогла уже вырасти как личность и, надеюсь, как художник, до той степени, на которой можно исследовать цену, которую платит за свободу все общество. Как американцы, мы с вами знаем только сильнейшее противоречие между личной свободой и стабильностью общества. Это настолько является частью нашей жизни, что, может быть, мы иногда забываем об уникальности опыта своего народа. Мы, то есть наш народ, никогда не определялись до конца, каким путем мы пойдем. Другие общества, например, японское, приняли свое решение. Для Японии стабильность превыше всего. Эта постоянная борьба американцев между истинной индивидуальностью и истинной общностью – то, что делает нас такими подвижными и, очевидно, такими творческими. В «Гранатовых джунглях» у меня впервые возникли еще две темы. Одна – это простой вопрос: необходимо ли для организации общества, чтобы в нем присутствовала группа изгоев или низший класс? По-моему, для нашего общего будущего эта тема будет становиться все важнее и важнее. Другая тема, та, которую большинство людей не заметило в «Гранатовых джунглях», и, может быть, в других моих повестях, такова: что значит быть христианином? Сцена рождественского спектакля в «Гранатовых джунглях» для христианской традиции гротескна. Я не уверена, что значит быть христианином (я лютеранка), даже когда я «знаю», чему меня учили. Мне удивительны те люди, которые абсолютно уверены в ответе; и мнение Бога у них на удивление похоже на их мнение. Эта проблема стоит минуты вашего времени. Важно помнить древнейшие корни нашей цивилизации, и это Афины, а не Иерусалим, который был внесен в нашу культуру позже. Наши древнегреческие матери и отцы (отцы забрали себе всю славу) разрабатывали религиозные празднества, когда они не только восхваляли своих богов, но и посмеивались над ними. Они, наверное, ожидали, что бессмертные не прочь иногда посмеяться, хотя бы даже над самими собой. Поэтому я спрашиваю, зачем же Богу было давать мне чувство юмора, если Он(а) не хочет, чтобы я им пользовалась? Если Аристофан мог схулиганить, не вижу причин, почему бы мне этого не сделать. Насколько я знаю, гром с ясного неба не разразил Аристофана, когда он писал в пятом веке до нашей эры, в Афинах. Я считаю, что должна изучать религию в комических терминах. Если мы не можем найти смешное в религии, разве это не значит, что наша вера настолько слаба, что не выдержит такой проверки? И что это тогда за вера? Как говорила моя мама: «Когда нет веры, волей-неволей появляются дьяволы». Она оказалась почти пророком, моя мама. Я верю, что смех – это еще один путь найти свою веру. Желаю вам многих лет смеха. Если «Гранатовые джунгли» заставили вас немного посмеяться, я счастливая женщина. Если нет, я все равно счастливая женщина. А вы, может быть, найдете повод посмеяться где-нибудь еще. Надеюсь, что еще через пятнадцать лет я напишу еще какое-нибудь предисловие к этой книге. Надеюсь, что я буду делать это до ста лет, а потом, наверное, успокоюсь. Я отчаянно хочу дожить до ста лет, потому что Жизнь хороша, волшебна, чудесна, и даже когда она не такая, я все равно не хочу упустить из нее ни одной минуты. Учитывая альтернативу. Наслаждайтесь жизнью, милые мои. Это все-таки не репетиция в костюмах. С любовью, Рита Мэй Браун. Февраль 1988 года, Шарлоттесвилль, Вирджиния.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Она выплыла из комнаты, счастлива, что подколола своего возлюбленного. Через открытую дверь я видела, как она шмякнулась на место, за своим столом у стеклянной перегородки, и снова повисла на телефоне. Она не открывала ящики стола. Утро все тянулось, и ни одного ящика.
Мы с Джеймсом обедали в офисе, потому что надо было переплести огромное количество экземпляров, прежде чем в три часа придет автор. Как будто чувствуя, что мы спешим, Стелла продефилировала в офис и увидела, что Джеймс ест миндальный батончик «Херши».
- Я думала, ты на диете. Тебе что, надоели яйца с тунцом? Знаешь, от яиц в организме выделяются специальные кислоты и слизь.
- Нет, я не знал, но...
Стелла перебила его:
- У Дейва есть маленькая желтая пилюля, которая все это прочищает. У него нет проблем со слизью. Я заставила его сходить к врачу, доктору Бронштейну, который говорит, что я вылитая Руби Килер. Бронштейн говорит, что с Дейвом ничего серьезного, но он должен принимать пилюли для своего сливного устройства. Надо тебе поговорить с доктором о диете. У меня есть подруга, которая ходила в специальную клинику из-за лишнего веса. Все, что она ела - виноград и арбузы. Через три дня ей было значительно легче. Виноград и арбузы.
Джеймс выдавил улыбку - в конце концов, нельзя же сказать жене босса, чтобы она отвязалась.
- Я терпеть не могу арбузов, хотя маринованные мне нравятся.
- Да, и мне нравятся маринованные арбузы. А дыни ты пробовал? Очень их люблю. Я купила дыню, когда Дейв уезжал в Чикаго. Когда он туда ездил? В сентябре? Ну вот, я купила дыню в сентябре, но она была незрелая, поэтому я положила ее в холодильник, и когда она созрела, то съела. Я каждый день съедала понемножку. Это было прекрасно - не надо готовить для Дейва, а можно просто есть дыню. Он такой привереда, что это облегчение, когда он уезжает во всякие поездки. У нас в холодильнике полно апельсинов. Он не пьет ничего, кроме свежевыжатого апельсинового сока. Сегодня я плохо себя вела и не помыла соковыжималку. - Джеймс устало возвел глаза от цветной фотографии небесного плаща Генриха II и снова попытался намекнуть, что ей пора бы идти, но Стелла врубила вторую скорость и сшибла его на месте: - Мистеру Коэну необходимо, чтобы апельсиновый сок был свежим, и все в таком же духе. Он не сядет за стол, если я положу рядом с его тарелкой салфетки для обеда во время завтрака. Я держу в доме салфетки трех размеров, только бы ему угодить. Мы купили новые миски для злаков, и он жаловался, что я даю ему слишком много злаков, поэтому пришлось насыпать злаки в старую миску, а потом пересыпать в новую миску прямо перед ним, чтобы его ублаготворить. Но кофе в нем выявляет самые худшие стороны. Он больше придирается к своему кофе, чем к этим рукописям.
- Невозможно, - заявил Джеймс.
- Ха! Если ты думаешь, что с ним трудно как с боссом, ты бы с ним пожил! - Стелла, осознав, что она сказала, отошла на шаг и огляделась вокруг двери, чтобы убедиться, что никто не слышал подобных нечестивых слов. - Джеймс, мне самой приходится молоть для него кофейные зерна. Сначала гоняешься за ним с этим апельсиновым соком. Потом он сидит за столом, инспектирует салфетки и требует, чтобы при нем измеряли дозировку злаков. Потом он требует кофе, и каждое утро ему что-нибудь да не нравится. После всех этих трудов уже десять минут десятого, и он говорит мне: «Поторопись, мы опоздаем», а сама я даже кофе или сока не глотнула.
Она вдохнула воздуха, чтобы перезарядиться, но от продолжения нас спас пронзительный вопль из-за стеклянной перегородки.
- Дерьмо! Дерьмо! У меня в столе полно дерьма. В каждом ящике – дерьмо, говно и какашки!
С самого дальнего конца самого длинного коридора сквозь тусклые решетки офиса можно было услышать топот ног. Люди выбрались из своих комнат-кубиков с рекламой бананов «Чикита» на стенах. В суматохе даже сорвали со стены фотографию Ретта Батлера над столом Реи.
Стелла ворвалась и встала перед толпой.
- Рея, что за выражения, что... - прежде чем она могла закончить, она потеряла дар речи в первый раз за свою долгую жизнь, при виде аккуратно разложенного собачьего дерьма. Общий гвалт выманил мистера Коэна с совещания, и он хлопнул дверью для пущего эффекта. Толпа расступилась перед своим патриархом, как Красное море.
- Что здесь происходит? Рея, что это с тобой?
Рея, лицо у которой пошло пятнами от злости, бросила в ответ:
- В моем столе полно собачьего дерьма.
Дэвид Коэн ответил теплым, отеческим голосом и с непогрешимой логикой:
- Но это же невозможно. В этом офисе нет собак.
Стелла подтолкнула мужа в плечо.
- Посмотри на ее стол, Дейв.
Он бросил короткий взгляд на ящики, повернул голову и обернулся, чтобы еще раз посмотреть, потом тихо сказал своей жене:
- Но это же невозможно.
Стелла держалась, как скала.
- Невозможно или нет, но в ее столе полно собачьих, кхм, экскрементов.
- Это, должно быть, чья-то шутка, - заключил Дейв. - Кто бы это ни сделал, он должен немедленно извиниться перед Реей и убрать это безобразие. - Тишина. Полная тишина. - Возможно, это какой-нибудь из тех пуэрториканцев в экспедиторской. Нелепо думать, что кто-нибудь в главном офисе способен на такое.
Вооружившись своим новым умозаключением, основанным на сознании, что те, кто не носит пиджаков и галстуков, способны на любое преступление, он развернулся и пошел в экспедиторскую. Оттуда мы услышали оживленную испанскую речь. Дэвид Коэн вернулся смущенный и сердитый.
- Ладно. За работу, ребята. Это издательство, а не цирк. Уборщик вычистит это безобразие.
Рея к тому времени, как босс вернулся, расплакалась как следует. Увидев бедняжку в слезах, мистер Коэн растаял и отпустил ее на остаток дня. Джеймс и я вернулись к рукописи, когда Рея явилась к нам.
- Это была ты, Молли. Я знаю, это ты. Только лесбиянка может опуститься до такого. Ты это знал, Джеймс? Твоя подружка - лесби. Она сама мне сказала. Но ты даже хуже, чем лесбиянка, Молли. Ты лесбиянка, которая ворует мужчин!
Пока она орала и махала руками, ее блокнот, наполовину открытый, открылся окончательно, и когда она подхватывала его, все содержимое ее сумочки дождем посыпалось на пол. Для ленивицы она двигалась быстро, но недостаточно быстро. Джеймс подобрал ее противозачаточные пилюли.
- Отдай!
- С радостью, дорогая Рея, но не принимай их на мой счет.
В самом аду нет фурии страшней, чем женщина, которой ее любимый сказал, что ей вовсе не требуется ежедневная порция рака матки. Рея замахнулась на Джеймса своим толстым, благоразумно закрытым кошельком. Он увернулся, а она издала очередной пронзительный вопль и выбежала из двери, врезавшись прямо в Полину Беллантони, автора «Творческого духа Средних веков», которая пришла как раз на дневную встречу. Мы с Джеймсом кинулись к двери и за обе руки подняли женщину на ноги.
Полина Беллантони хорошо сохранилась, по крайней мере, ее руки были в хорошем состоянии. Ей был сорок один год, двадцать лет она провела замужем, ее дочери сейчас было шестнадцать, и она успела ее вырастить, одновременно завершая свою докторскую диссертацию для Колумбийского университета по нижнему белью Древнего Вавилона. В настоящий момент она преподавала в Колумбии, забросив древние моды ради изучения Средних веков. Волосы Полины были иссиня-черные, с красивыми седыми прядями цвета электрик, а глаза у нее были нежно-коричневые. Морщинки, собравшиеся вокруг глаз, придавали ей мудрый вид и очень красили. Меня осенила мысль, что мужчины - полные дураки, когда посылают женщин средних лет в загон ради гладких и скучных, как клубника, лиц. Не знаю я про любовь с первого взгляда, но в это время и в этом месте я решила навести мост над пропастью, разделяющей поколения. Как-нибудь, где-нибудь, когда-нибудь я собиралась полюбить эту замужнюю женщину, у которой за плечами шестнадцатилетняя дочь и путешествия на верблюде с чемоданами, полными клочков древних подштанников.
