Весёлый Роман

— А если бы тебе девочка сказала: «Будем встречаться, но замуж я за тебя не выйду ни в какую погоду. И в любой день могу сказать тебе — будь здоров». Как бы ты это принял?

— Считал бы ее первоклассной девахой. Может, именно на такой и постарался б жениться.

В общем, Виля — прямая противоположность Николаю, который сразу же женился на Лене.

Эта свадьба наделала много шума в Киеве. Я, наверное, никогда не видел столько улыбающихся лиц, как в те минуты, когда мы проезжали по улицам. Наибольшее впечатление производил эскорт. Одиннадцать мотоциклистов из нашего клуба, все на красных «Явах», все в черных кожаных куртках и белых касках, двигались ровным треугольником перед черным ЗИЛом — такси, в котором сидели Лена с Николаем и родители Лены. А над автомашиной мы прикрепили большой плакат, написанный белыми буквами по красной фанере: «Мы из загса!»

Завидев нас издали, регулировщики вытягивались в струнку и отдавали честь, а уже затем, рассмотрев плакат, во весь рот улыбались и давали зеленый свет.

На свадьбе танцевали самые модные танцы вперемежку с гопаком. «Скакопляс», как, по словам Вили, писал царь Петр Первый в каком-то своем указе, захватил всех присутствующих. Я уверен, что гопак еще завоюет мир. Темп у него почище, чем у этих модных танцев, музыка повеселей, а плясать вприсядку, как и в современных танцах, нужно с хорошим запасом сил и с порядочной физической подготовкой.

Были, правда, на свадьбе и недовольные. Из-за выпивки. Мы готовились к кроссу и «режимили». Да и вообще, когда ты приехал на мотоцикле, не выпьешь. Такая уж у нас несчастная судьба.

Ну а на свадьбе были, понятное дело, друзья Лены. Из консерватории. Им, конечно, было неприятно закладывать без нас. В общем, они все равно набрались и кричали «горько» Николаю, который из солидарности с нами пил одну минеральную воду.

Запомнился мне Николай в тот день — высокий, красивый, с такой улыбкой, что все отдашь, а рядом Лена, длинноногая, смешливая, с завитками на лбу. В загсе она была с такой похожей на занавеску штукой на голове — фатой. Но дома Лена фату сняла и, к огорчению родителей, сменила свое белое, так называемое «подвенечное» платье на нарядное красное.

— Чтоб не отличаться, — сказала она.

— Сбацаем? — обратилась ко мне Лена, когда маг выбросил очередной «поп».

«Сбацать поп» — это такое же выражение, как «набить морду». Нельзя «набить лицо» или «станцевать поп».

И мы сбацали…

…Мы гордимся тем, что никогда не опаздываем. Когда уж договариваемся с ребятами, то всегда встречаемся ровно в назначенное время. Правда, есть у нас такое выражение: «Амортизация плюс — минус три минуты». Но мы не опаздываем даже и на минуту.

В девятнадцать ноль-ноль перед музеем остановились три мотоцикла. Вера и Лена познакомились с Вилиной Тамарой. Она на полголовы выше Вили. Ну и растут же теперь девушки. Типичная баскетболистка. А по специальности — кинооператор.

Ребята обрадовались Вере. Они ее любят и считают «своим парнем». Интересно, догадываются они о наших с ней отношениях? Думаю, нет. Я бы на их месте никогда не догадался. Это слишком неправдоподобно. Хотя, с другой стороны… Мы как-то выпили в день рождения Николая. И меня все время тянуло поговорить о Вере. То есть я ничего такого не собирался рассказывать, а просто хотелось называть ее имя, вспомнить о том, что я вчера с ней и Виктором был на Днепре и катался на глиссере. Николай навалился на стол и, не глядя на меня, сказал:

— Не запутайся, Рома…

А я к тому времени уже давно запутался.

На двери музея мы прочли: «Пятница — выходной день». Не повезло. Мы решили осмотреть здание хоть снаружи. С боков и сзади дом был окружен забором в полтора человеческих роста. А калитка в заборе была закрыта изнутри. Я посмотрел на Веру, подпрыгнул, ухватился за верх забора, подтянулся. Николай подставил плечо, я перелез через забор и отодвинул задвижку.

Мы вошли во двор и стали осматривать здание. Ничего особенного. Старый дом. Особняк с колоннами. Виля сказал, что это русский ампир, и только было хотел, с одной стороны, просветить нас, а с другой — показать, как много он знает об этом самом ампире, как вдруг неизвестно откуда, откуда-то из-за дома появилась еще нестарая плотная женщина с растрепанными, словно после сна, волосами.

— Как вы сюда прошли? — закричала она визгливо. — Здесь закрыто! Сюда нельзя! Здесь охраняется законом!

— А мы посмотрим и уйдем, — флегматично ответил Николай.

— Вы через забор перелезли. Я вам покажу, через забор! — У женщины даже лицо перекосилось, и она позвала: — Рекс, Рекс!

И тут из будки неторопливо вылезла огромная овчарка. Я таких видел только в кино, в фильмах о пограничниках. Серая, холеная, с гладкой, блестящей шерстью. Она на минутку остановилась и раскрыла пасть. Ну, знаете… По количеству зубов и их величине она, по-моему, могла бы посоревноваться с любым крокодилом. Если бы не девушки, я, конечно, немедленно бросился бы к забору, и, черт с ними, с моими джинсами, которые этот Рекс, уж наверное, превратил бы в лохмотья. Но тут ничего не оставалось делать. Мы замерли. На лице у меня — я почувствовал — застыла какая-то идиотская усмешка. Это я пытался улыбнуться.

Рекс помчался прямо на меня. Он оттолкнулся задними лапами, передними уперся мне в плечи — а я все улыбался — и стал облизывать мне лицо и вилять хвостом. Вера захохотала.

— Рекс, Рекс, — говорил я, совершение огорошенный. — Хорошая собака! Какая хорошая собака!..

А Рекс прыгал вокруг нас, норовил слизать пудру с Вериного носа. Этот здоровенный пес резвился, как щенок. Наверно, он соскучился по людям в своей будке.

Тетка, которая натравила на нас Рекса, совсем оторопела и обеспокоенно поглядывала по сторонам.

— Вот мы и познакомились с Рексом, — сказал Николай. — Пошли, ребята.

Мы пошли к калитке, но Рекс, по-прежнему прыгая и резвясь вокруг нас, устремился за нами.

— Рекс, назад! Рекс, назад! — кричала тетка.

— А ведь у меня в сумке колбаса, — вдруг обрадовалась Вилина Тамара. Она открыла свою большую сумку, вынула целое кольцо сухой колбасы, отломила кусок и бросила Рексу, затем отломила еще кусок и дала его Виле. И мы увидели, как Виля и Рекс наперегонки поглощают свою добычу.

— С большим подъемом встретили трудящиеся, — сказал Виля.

Рекс вышел с нами за калитку и пошел по улице.

— Куда вы уводите собаку? — закричала тетка. — Оставьте в покое, собаку!

Вдруг она изо всех сил засвистела в милицейский свисток.

Тот, кто скажет, что в нашем городе плохо работает милиция, — просто соврет. На ее сигнал немедленно из-за угла появился милиционер и, придерживая рукой кобуру с пистолетом, заспешил к нам.

— Что тут такое? — спросил он строго.

— Хулиганы, — сказала тетка. — Музейную собаку уводят. Милиционер подошел к Рексу поближе, но Рекс разинул пасть и так зарычал, что я снова подумал про себя, как здорово, что этот пес признал в нас друзей.

— Что значит уводят? — обратился милиционер к тетке. — Заберите свою собаку.

— Пойдем, Рекс, пойдем, умница, — елейным голосом начала тетка, но Рекс, задрав морду вверх, так рявкнул на нее, что она отскочила в сторону. Видимо, пес не питал нежных чувств к этой крикливой женщине.

— Чья же это собака? — спросил милиционер.

— Неизвестно, — серьезно ответила Вера. — Раньше Рекс был у этой женщины. А теперь решил переменить место работы. И не предупредил о своем уходе за две недели.

— Отведите его назад, — взмолилась тетка. — Я ж его теперь не загоню, а тут машины ездят. Не дай бог, что случится.

— Пойдем, Рекс, — сказал я и повел пса к калитке. Он пошел за мной, помахивая хвостом.

— Вы, пожалуйста, войдите во двор, а потом быстренько выйдите, чтоб он снова не выскочил, — просила тетка.

Она вспомнила, что есть такое слово «пожалуйста».

Мы хорошо попрощались с собакой. Ома снова облизала мне все лицо, потом я вышел за калитку, тетка задвинула задвижку, а Рекс обиженно забасил: «Гуф-гуф». Жалко собаку. Плохо ей, наверное, тут живется. Скучно.