Голубой бриллиант (Сборник)

перестройки они и решили бросить армянскую спичку. Они все

учли и рассчитали там, за океаном, в своих стратегических

научно-исследовательских центрах и фондах - и

географический фактор, и амбициозное национальное

высокомерие, и наличие в самой Армении экстремистских

группировок, и тот прискорбный факт, что в команде Горбачева

создалось мощное армянское лобби. Вспомните поездку

Горбачева в США, встречу его с представителями армянской

общины в Америке, сувенирчик, который армяне преподнесли

первой леди СССР, и как Райка в ответном слове

благодарности несла ахинею, вроде: "Этта икона

свидетельствует о... друж-бе советского и армян-ско-го

народов". - Он пытался пародировать речь Раисы

Максимовны. - А между прочим, в то время еще была

советская Армения и советские армяне. Всю эту кашу с

Нагорным Карабахом заварили армянские экстремисты.

Погасить конфликт можно было в самом начале

решительными действиями президента Горбачева. Но это

было не в его интересах, вернее не в интересах окружавшего

его армянского лобби. Не в интересах западных спецслужб, у

которых Горбачев был марионеткой...

Генерал самоуверенно замолчал. Он считал свою версию

неуязвимой, но владыке она показалась неубедительной,

поскольку генерал не привел никаких доказательств.

- А вы не упрощаете? - очень вежливо спросил владыка.

- У вас есть какие-то факты, подтверждающие ваши слова? До

Карабаха, как мне помнится, был Сумгаит. .

- Ну и что? Какое это имеет отношение к Карабаху? -

решительно возразил генерал.

- По-моему, ты, Дмитрий Михеевич, смотришь на

проблему слишком прямолинейно, - поддержал епископа

Иванов и, чтобы не превращать этот сложный запутанный

104

вопрос в дискуссию, добавил: - Самое мерзкое, что из-за чьих-

то амбиций, из-за националистических экстремистов льется

кровь невинных, беззащитных, беспомощных.

- Да-да, вы, Алексей Петрович, совершенно правы. Все

по Евангелие: "И восстанут народ на народ..."

- Так что ж, выходит, это рок, воля судьбы, владыко? -

сказал Иванов, но епископ не успел ответить, генерал его

опередил:

- Какой там к черту рок!

- Не чертыхайся в святой обители, - с улыбкой напомнил

Иванов, - не богохульствуй.

- Прошу извинить меня, владыка, - смутился генерал.

Епископ снисходительно сделал вид, что не заметил, и

тут же продолжал отвечать Алексею Петровичу:

- Если хотите, то в определенном смысле

предначертание судьбы. Мина, которая сегодня взорвалась в

нашей стране, была заложена в октябре семнадцатого.

- Каким образом? Не вижу связи, - сказал Якубенко.

- Революция насильственно бросила народ в безверие, -

все так же ровно отвечал владыка. - Наш народ веками

воспитан в вере, она стала неотъемлемой частью духовности,

его нравственного облика. "Не укради, не убий" проповедовала

церковь. Революция развязала в человеке животные

инстинкты, отпустила нравственные тормоза, разрешила и

красть, и убивать.

- Извините, владыка, а разе до революции не крали и не

убивали? - В голосе генерала звучали торжествующие нотки.

Он решил, что своим вопросом загнал оппонента в угол. Но

владыка нисколько не смутился, словно даже ожидал этой

реплики:

- Было, но не как правило, а как исключение. Там

преступник осознавал, что он делает плохо, и часто истинно

раскаивался. Вы, наверное, знаете притчу о двенадцати

разбойниках и их атамане Кудияре? В народе она

утверждалась как песня. Ее превосходно исполняет Евгений

Нестеренко. У меня есть диск с записью, и мы можем затем

послушать. Так вот - после революции люди творили зло, будь

то в гражданскую войну или в последующие годы, и не

признавали, что они творят зло, напротив, были убеждены, что

творят добро, потому что были лишены духовного начала: все,

мол, дозволено, и пошел брат на брата. - Иванов слушал их

без особого интереса и не хотел новой бессмысленной, как он

считал, дискуссии: все равно каждый останется при своих

105

убеждениях, при своей вере. Он понимал, что сегодня люди

остро чувствуют и переживают трагедию страны и народа и

при встрече друг с другом только об этом и говорят, и каждый

вслух или мысленно спрашивает: а что будет дальше, когда и

чем окончится этот бардак? И как во время их встречи в его

квартире-мастерской Алексей Петрович решил, как говорится,

"сменить пластинку".

- Друзья! - сказал он бодрым, веселым голосом и обвел

дружеским взглядом хозяина дома и гостя. - А можем мы хоть

один час не говорить о политике?

- Не можем, и не только не говорить, но и думать не

можем, потому что дело идет о судьбе каждого из нас и всей

страны, - ответил ему генерал.

Иванов скорбно вздохнул и устремил задумчиво-

мечтательный взгляд в сторону лампады. Спокойный тихий

огонек изредка моргал легкой вспышкой и навевал благостное

умиротворение души. Иванову хотелось отрешиться от

бесовской суеты, от мерзостей перестроечного бытия,

погрузиться в покойное созерцание нерукотворной красоты

природы, непостижимой величавости мироздания. Мысли его

спугнул тихий и ясный голос владыки:

- Настало время подумать о душе. До сих пор мы

заботились о плоти, а душу отдавали на растерзание дьявола.

- Если вы под дьяволом имеете в виду Останкинскую

башню, то я с вами полностью согласен, владыка, -

миролюбиво сказал генерал.

"Нет, не можем не говорить о политике не только час, но

и минуты", - сокрушенно подумал Иванов и сказал, обращаясь

к Дмитрию Михеевичу:

- Мы с владыкой верим в бессмертие души, а ты -

генерал Якубенко, веришь?

- В каком смысле? Как понимать? - Несколько

удивленный взгляд Дмитрия Михеевича устремлен на

епископа. Тот отвечал сразу:

- Умирает плоть человека. Душа же отделяется от тела и

уходит во Вселенную. Человек продолжает жить в другой

сфере. Через много лет или столетий душа его вновь

появляется на нашей грешной земле во плоти другого

человека.

Владыка умолк и направил на генерала тихий

просветленный взор. Якубенко молча размышлял. Он уже

прежде слышал это от Алексея Петровича. Брошенная тогда в

его душу подобная мысль не была им всерьез воспринята. Он

106

счел ее приятной фантазией, поскольку она не имела под

собой доказательства. Теперь же, глядя на "Сикстинскую

мадонну" пытливо и почтительно, он проговорил медленно и

тихо, как бы рассуждая с самим собой:

- Выходит, что есть этот и тот свет. Этот мы знаем. А тот,

загробный? Кто его видел? Слышали многие, но никто не

видел. Где свидетельства? Предоставьте мне их, и я поверю.

Ведь что получается...

Он не закончил фразу, продолжая напряженно думать.

Иванов, воспользовавшись паузой, сказал:

- А то получается, что мы с вами когда-то уже жили на

земле, то есть души наши, только во плоти других людей. Это

отчасти подтверждают сновидения. Вот и в прошлую ночь мне

снился знакомый поселок - он снится мне уже лет двадцать, -

которого в действительности в нашей округе нет, с улицей, по

которой я много раз хаживал - во сне, разумеется, - с

двухэтажной дачей, которой наяву у меня никогда не было. При

том я знаю хорошо все комнаты, обстановку в них знаю до

мельчайших подробностей. С камином в большой комнате. Я

часто зажигаю огонь в камине, ко мне заходят соседи, я

каждого знаю по имени. А проснусь - все исчезает из памяти. И

прежде всего - имена.

- Ну а подлинные, земные знакомые тебе снятся? Со