Комната

— Это пират?

— Нет, это я качаюсь в гамаке. — Ма складывает рисунок, она сильно возбуждена. — И еще я ходила вместе с Полом играть на детскую площадку и качалась там на качелях и ела мороженое. Твои бабушка и дедушка возили нас в машине в зоопарк и на пляж. Я была их маленькой девочкой.

— Не-а.

Ма комкает свой рисунок. На столе мокро, и его белая крышка лоснится.

— Не плачь, — говорю я.

— Не могу. — Ма размазывает слезы по лицу.

— Почему?

— Жаль, что я не смогу описать тебе мое детство так, чтобы ты понял. Я скучаю по нему.

— Ты скучаешь по гамаку?

— По всему, что меня окружало. По жизни снаружи.

Я прижимаюсь к ней. Она хочет, чтобы я понял, и я изо всех сил пытаюсь понять, но от этого начинает болеть голова.

— Значит, ты когда-то жила в телевизоре?

— Я уже говорила тебе, это не в телевизоре. Это — реальный мир, ты не поверишь, какой он огромный. — Она разводит руки в стороны, показывая на стены. — Эта комната — всего лишь крошечный, вонючий кусочек этого мира.

— Наша комната совсем не вонючая, — чуть было не рычу я.

— Она становится вонючей только тогда, когда ты какаешь. — Ма снова вытирает глаза.

— Твои какашки воняют сильнее, чем мои. Ты хочешь меня надуть. Перестань сейчас же.

— Ну хорошо, — говорит она, выдыхая, и воздух выходит из нее с шипением, как из воздушного шарика. — Давай лучше съедим бутерброд.

— Почему?

— Но ведь ты же говорил, что хочешь есть.

— Нет, не хочу.

Ее лицо опять становится злым.

— Я сделаю бутерброд, и ты его съешь. Понял?

Она мажет хлеб арахисовым маслом, поскольку сыра уже не осталось. Когда я ем, Ма сидит со мной рядом, но ничего не ест. Она говорит:

— Я понимаю, это трудно переварить.

Что, бутерброд?

На десерт мы едим мандарины. Мне достаются крупные кусочки, а маме — помельче, потому что она предпочитает мелкие.

— Я тебя не обманываю, — говорит Ма, когда я выпиваю сок. — Я не могла рассказать тебе об этом раньше, потому что ты был слишком маленьким, чтобы все понять. Так что получается, что я тебя обманывала. Но теперь тебе уже пять, и я думаю, что ты все поймешь.

Я мотаю головой.

— То, что я делаю теперь, противоположно вранью. Я рассказываю тебе правду.

Мы долго спим. Когда я просыпаюсь, Ма уже не спит и глядит на меня. Ее лицо совсем рядом, дюймах в двух от меня. Я продвигаюсь вниз, чтобы пососать левую грудь.

— Почему ты так не любишь нашу комнату? — спрашиваю я ее.

Она садится и тянет вниз футболку.

— Я еще не закончил.

— Нет, закончил, — говорит Ма. — Раз ты заговорил, значит, напился.

Я тоже сажусь.

— Почему тебе не нравится жить в этой комнате со мной?

Ма крепко прижимает меня к себе.

— Мне всегда нравится быть с тобой.

— Но ты же сказала, что она крошечная и вонючая.

— Эх, Джек. — Минуту она молчит. — Мне хотелось бы жить снаружи. Вместе с тобой.

— А мне нравится жить с тобой здесь.

— Ну хорошо.

— Как же он ее сделал?

Ма знает, кого я имею в виду. Я думаю, что она мне не расскажет, но она говорит:

— Сначала это был просто сарай в саду. Обычные двенадцать на двенадцать футов, сталь, покрытая винилом. Но он сделал звуконепроницаемое окно на крыше, проложил толстый слой утеплителя по стенам изнутри и обложил все свинцовым листом, потому что свинец не пропускает звук. Да, и еще сделал прочную дверь с кодовым замком. Он любит похвастать, как удачно все получилось.

Время течет очень медленно. Мы читаем все наши книги с картинками в морозном сиянии. Окно сегодня немного другое — на нем появилось темное пятно, похожее на глаз.

— Посмотри, Ма.

Она смотрит вверх и улыбается:

— Это лист.

— Откуда он взялся?

— Должно быть, его сорвал с ветки ветер и принес сюда.

— С настоящего дерева, растущего снаружи?

— Да. Видишь? Вот тебе и доказательство. За этими стенами — весь мир.

— Давай поиграем в гороховый стебель. Поставим мой стул на стол. — Ма помогает мне сделать это. — Затем мусорное ведро на стул. Теперь я заберусь.

— Смотри не упади.