Дом на улице Гоголя (СИ)

Наташа мучилась над письмом около двух недель, могла бы и дольше, если бы однажды не сказала себе: «Ладно, пусть останется так, иначе я не закончу его никогда». Вначале она подробно описывала всё, что происходило с ней с того злополучного лета, когда она бросила учёбу в загряжском институте, потом оставила только свои нынешние переживания, а листы с изложением сочинской эпопеи порвала на мелкие клочки — чтобы ничей самый случайный взгляд на них не упал; затем, придя к выводу, что если она не объяснит ситуацию в целом, то новая проблема, обозначенная ею как деперсонализация, будет выглядеть обычной дамской истерикой. Наташа вновь принялась за тягостный рассказ о том, что с ней произошло в Сочи, не вдаваясь на этот раз в эмоциональный ряд, лишь сухо перечисляя факты.

Едва опустив письмо, она начала сомневаться, не зря ли обратилась с пространной исповедью к бывшей даже не подруге, скорее, знакомой. Их пути разошлись больше десяти лет назад, и разошлись кардинально, и глупо надеяться, что Астаховой есть до неё дело, накручивала себя Наташа. Вскоре сомнения перешли в горькую ясность: она неудачница по всем фронтам, и не ей ждать понимания от успешной женщины, имеющей всё, чего лишена она сама: Юля жена, мать, состоявшийся в профессии человек. С каждым днём ей становилось всё тягостней, хорошо ещё, что Юлин ответ не заставил себя ждать, не то она могла бы по-настоящему разболеться.

В письме Наташа нашла и тепло, и практическую помощь.

«Всё правильно, — писала Юля, — когда твои физические проблемы остались позади, на первый план вышло до поры тобой не осознаваемое: ты не можешь простить себя, а, стало быть, и принять. Если дед и доктор в один голос уверяют, что перемены в твоей внешности совершенно незначительны, значит, так оно и есть. Да хоть бы они и были заметными, сами по себе они не могли привести к утрате ощущения себя. Одна моя московская коллега, подцепив молодого любовника, перекроила себе лицо в лондонской клинике, и — ничего, никаких проблем с самоидентификацией. Нет, милая моя Наташа, тут другое. Вот ты боишься, что Сергей узнает о твоих бедах — а почему? Его часть вины за всё случившееся уж никак не меньше твоей, а ты взяла на себя всю вину, целиком. При таком раскладе себя простить сложно: твоей вины получилось слишком много. Раздели её с Сергеем. Прости сначала его — другого простить легче, чем саму себя, а с тем, что останется, со временем разберёшься. Во всяком случае, с этим остатком уже будет можно смотреть в зеркало и не бояться обнаружить там чудовище.

Сергея тебе простить будет несложно, особенно если узнаешь, что он уже наказан. Если тебе скажут — а когда ты объявишься в Загряжске, скажут непременно, найдутся добрые люди, — что у него с Оксаной сложилась прекрасная семья, не верь. Оксана и есть его наказание. У моего Герки к жене друга только одна претензия, но с мужской точки зрения очень существенная: её внешность. Ты же знаешь, что и вообще-то для мужиков этот пункт стоит во главе стола, а уж для таких эстетов, как Герка с Сергеем, в особенности. А в остальном Оксана полный комплект достоинств: и добрая она, и домашняя, и заботливая, и хозяйственная, а самое главное — мужа безумно любит. Но я хорошо изучила эту дамочку, и знаю точно, что всё это, мягко говоря, не совсем верно. Тебе, возможно, будет неприятно узнать, что изредка у нас случаются общие застолья — ничего не попишешь, раз мужья дружат, и жёнам нужно изображать приятельство. Так что моё мнение об Оксане не умозрительно, а выведено из непосредственных наблюдений.

За образом простодушной и немного наивной хохлушки скрывается на редкость злющая баба. И Сергея она не любит. Я уверена так твёрдо, как мало в чём уверена вообще, что женщина не может полюбить первой, у неё просто не получится полюбить того, кто к ней равнодушен. Все эти слюни про несчастную любовь оставим для сентиментальных романов, в жизни всё проще: вцепилась девушка в того, кому не нужна — будет ей несчастная любовь, как и заказывала. А Оксана именно что вцепилась в Тимохина, улучила момент, когда он ослаб из-за того, что потерял тебя. Наверное, она рассчитывала на то же, что и все её товарки по несчастной любви, на то, что стерпится-слюбится. А вышло: стерпелось, да не слюбилось. Уж кто-кто, только не Оксана способна такое проглотить.

В отличие от Сергея, который вполне по-родственному к ней относится, Оксана не испытывает к мужу тёплых чувств. Она знает, что жена должна беспокоиться о самочувствии мужа, что преувеличенно и демонстрирует, только вот незадача: совсем не тогда, когда это, действительно, требуется. Даже удивительно, как женщина, долго прожившая в браке, родившая от мужа двоих детей, может оставаться к нему такой бездушной.

Её хозяйственность, учитывая регулярные борщи и котлеты, казалось бы, трудно оспаривать, если бы не одно обстоятельство: их безликий, неуютный и скучный дом. Да это и не дом вовсе, просто квартира. Не знаю, что Сергей вкладывает в так любезное ему понятие «дом», по-видимому, всё те же борщи и котлеты — больше-то нечего. И как только он выдерживает эту надсадную скуку!

Оценку внешних данных жены Сергея можно бы и оставить особям мужеского пола, но в данном контексте эта тема имеет значение. Оксана, конечно, не совсем крокодилица, но не представляю, как с её мощной корпулентностью и лицом привокзальной буфетчицы она может казаться мужу привлекательной. Хотя нужно признать, что в последнее время в ней стал появляться своеобразный солдафонский шарм, но меня он напрягает ещё сильней, чем её прежняя никакушность. Полагаю, что Сергея её внешнее облагораживание тоже не очень радует — что-то я не замечала, чтобы он бросил на свою жену хотя бы один мужской взгляд. Не зная, что они супруги, об этом невозможно догадаться — родственники, но не мужчина и женщина, состоящие в близости. Я бы даже посочувствовала Оксане по этому поводу — она всегда с напряжённым вниманием следит за тем, как на меня поглядывает мой муж — но думаю, что рано или поздно сочувствовать придётся не ей, а Сергею.

Только слепой может считать, что Сергей счастлив в браке, Сергей не живёт, а спит: «Что воля, что неволя — всё равно, всё равно». Гера этого не видит, потому что когда они вместе, Сергей на время оживает. Да, они настоящие друзья, им легче друг с другом, но вот какая странность: Сергей не рассказал Гере, что у вас должен был родиться ребёнок. Я это объясняю так: он был раздавлен чувством вины, и не только был, он до сих пор раздавлен, при любых других обстоятельствах он непременно проговорился бы Гере о ребёнке. Он винил себя, и получил в наказание Оксану. Ты винила себя, и самонаказалась морячком. Тот факт, что с тобой жизнь обошлась жёстче, чем с твоим возлюбленным, ни о чём не говорит: ещё не вечер. Сдаётся мне, что Сергея впереди ждут неслабые испытания. В этом моём утверждении нет злорадства, есть только тяжёлое предчувствие. А ты, дорогая подруженька, уже испила свою чашу цикуты, опустошила её до донышка, и, что самое важное, в итоге не умерла. Стало быть, надо жить.

Прежней Наташи Василевской больше нет, и это, скорее, хорошо: уж больно летучая ты была по молодости, лёгкая как пушинка. Мне за тебя всегда было страшновато: ты жила как летала, и мне чудилось, что однажды земля не сумеет тебя удержать. И однажды она не удержала. Пройдя через суровые испытания, Наташа стала взрослой, и эта молодая женщина вполне заслуживает своей доли счастья. Я желаю тебе счастья, Наташа, и я верю в твоё счастье. Нет причины, которая могла бы помешать тебе стать счастливой. Её просто нет».

Стилистика письма немного удивила Наташу, она и не подозревала, что тонкая и сдержанная Юля способна на язвительную ироничность. Вероятно, журналистика сделала своё дело, решила она без долгих размышлений. Не о чем было особенно размышлять: Юлин пассаж об Оксане, как ни странно, органично вписываясь в общий контекст письма, не нарушал его основного посыла. Как только Наташа прочла его, мысль, прицепившаяся в электричке — «кто я такая есть?» — стала казаться до жути инфантильной и пустой. «Я есть, и это совсем неплохо», — эта формула выдавала предельный для тогдашней Наташи уровень оптимизма. И подступавшая время от времени тоска о Серёже, наконец, оставила её — какими бы ни были на самом деле его отношения с женой, это не отменяет того факта, что у него давно уже своя, отдельная от Наташи жизнь. Внешние обстоятельства не замедлили подтянуться: вскоре произошло её знакомство с графом Батурлиным.