И никаких ХУ!

- Ну, зачем ты так! – обиделся русский грузин. – Умный, а несёшь дурь. Да, я родился здесь и живу здесь, но Родина моя там, в Тбилиси, где все мои корни. Зря обижаешь, генацвале!

- Зря! – сразу согласился мудрый Старче. – Прости старика, Вахтангчик! – повинился перед грузином, который, в отличие от многих русских, твёрдо знал, где его настоящая Родина. – Прости, занесло меня, дурня старого, на фартовом повороте. Иди вместе с Беном, вместе и сообразите, что нам надо.

А организатор переполоха, довольный собой и всеми интеллектуально-интеллигентными сантехсоратниками с напрочь отпущенными тормозами, задорно рассмеялся:

- Ну и устроим же мы, братцы, второй тайм!

- Эй, диссиденты! – обратился взбудораженный тамада к молодым. – Делаем общий дастархан. Земфира, устрой! – Сложил ладони рупором и заорал: - Валёк-Васёк! Кончайте уродоваться. Тренировка закончилась. Сейчас будет разборка с раздачей подзатыльников за успехи. Давайте сюда, а то не достанется.

Те враз перешли на шаг, как будто их кто выключил, и облегчённо направились за своей долей наград.

В центре овального разгуляй-миниполя разместили символы импровизированного раздрая – футбольные мячи, окружённые разреженными островками тощих закусок, разложенных на клочках газет, а ещё дальше – участниками раздрая, тесно разложенными в ауте. Только-только устроились, обмяли свои и соседские бока, как появились и они, взмыленные, с двумя звенящими сумками. Быстренько окружили символы реальным бутылочным частоколом, среди которого всё же затесалась бутылка спорного «Ркацители», налили в пластмассики, захватили обтёртыми о рубахи пальцами то, до чего кто дотянулся, и уже встал на колени старейшина научного племени и просит внимания.

- Уважаемые унитазы, раковины, радиаторы и сливные бачки. – Витёк, не удержавшись, хохотнул от уважения. – Позвольте поднять первый бокал нашей петровской ассамблеи за открытие футбольного сезона и завоевание главного гранта. Учитывая торжественность момента, прошу господ футболистов встать. – Когда все, чертыхаясь и стараясь не пролить нектар, поднялись, тамада продолжил: - Содвинем кубки на счёт «три!» и дружно и мощно проорём наш боевой клич. Рр-раз! – Все, торопясь и теснясь друг к другу, содвинули золотые чаши с пластмассовым треском. – Дд-ва-а! – Напряглись, набрав побольше воздуха в лёгкие. – Тт-рри-и!!! – И в сереющих сумерках при ясном небе громом прокатилось:

- И никаких ХУ!!!

С высоких лип и крыши школы сорвались задремавшие было вороны и беспорядочно заметались, обкаркиваясь о случившемся.

- Прошу садиться и ложиться, - разрешил устроитель торжества, - согласно захваченных мест, и не наступая друг другу на уши.

Тут же налили ещё по одной, потому что по русскому обычаю первая – не в счёт. Зазвучали весёлые байки, пристойные анекдоты и недосказанные при женщинах непристойные, постирали со щёлоком вывернутое наизнанку бельё местечковых корифеев и знаменитостей науки, обсудили, с подачи Викентия Алексеевича, перспективы «Спартака» и правительства Путина и, конечно, перипетии собственного первого тайма. Когда немного успокоились вместе с воронами и подвяли, тост предложил Гусар:

- Дерябнем за самого верного друга человека.

- За собаку, что ль? – догадался сметливый Фигаро.

Витёк деланно засмеялся:

- Тоже мне Павлов нашёлся! Не за собаку, тупица, а за женщину в самом широком понимании этого древнего слова. Вдумайтесь, что в нём? – обратился языковед ко всем. Но все молчали, предпочитая не напрягать извилины попусту: всё равно скажет. – Не знаете! – удовлетворённо улыбнулся «Задорнов». – А в нём три слова, наиглавнейшие для мужика: жена – щи – на! – Витёк рассмеялся вслух. – Наши замечательные предки понимали, как правильно маркировать Еву. Так что выпьем за всех Ев, ищущих, обрётших и избавившихся, но, в первую очередь, за нашу дорогую и любимую Мамму-мию и, конечно, за Земфиру, которая так точно отвечает определению женщины.

Никто не увильнул от тоста, даже Валёк с Васьком и Серёгой, потреблявшие меньше женщин, и приходилось за них отдуваться шефу, ему-то наливали-подливали щедро, а он и не возражал, по уши погрузившись размякшей душой в трын-траву.

- Ну, ты и закрутил! – похвалил Старче Гусара, заглатывая как змей пучок зелёного лука. – Никак не ожидал от тебя такой глубины мысли по животрепещущему в массах вопросу.

- Однобокая хилософия! – не согласился Макс, не остыв от футбольной ссоры на поле. – Ежу ясно, что без мужчины женщины теряют всякий смысл, сколько бы в них слов ни содержалось. Кстати, в мужчине только два слова, но зато какие: муж и чин, самые те, что привлекают женщин. Поэтому будет справедливо, если мы поднимем следующий тост за достойных мужей в чинах. – Сразу послышались одобрительные восклицания присутствующих мужей в чинах и соблазнительное бульканье мужской одуряющей жидкости, одновременно и горькой, и сладкой. – Подождите присасываться, - остановил жаждущих тостёр. – Я ещё не всё сказал. Один из самых наидостойнейших присутствует здесь. – Все склонили головы и скромно потупили глаза. – Он не только прекрасный семьянин с нераскрытыми женщинами возможностями, и умный руководитель, в чём мы все убеждены, пока он руководит, но и замечательный, чуткий товарищ, который всегда придёт на помощь двоим, к тому же, талантливый учёный с неисчерпаемым творческим потенциалом, да и просто здоровый и красивый мужик. Я не называю его имени, чтобы не смущать, ввиду чрезвычайной скромности этого незаурядного человека. – Викентий Алексеевич побагровел и даже пошёл бурыми пятнами по щекам и шее, а с сократовского лба без единой сократовской морщины легко, как по весеннему льду, стекал крупный пот и капал в пластмассовый бокал, превращая благородный напиток в самогон. – Нельзя не отметить, - продолжал Макс лестную характеристику неизвестного героя, - и его безответной любви к спорту и здоровому режиму жизни. Мало того, что он сам заядлый спортсмен, так он ещё и бескорыстный меценат, радеющий за здоровье нации. – Викентию Алексеевичу до зуда в ладонях захотелось вытащить из кошелька и отдать последнюю ассигнацию, оставшись на последнюю перед получкой неделю без пельменей. Хорошо, что он вспомнил о том, что массы любят и уважают лидеров неподкупно и бескорыстно, а то быть бы меценату без пельменей.

- Поэтому предлагаю короткий и скромный тост: за нашего мецената, радеющего за здоровье нации. – Все молча согласились и потянули онемевшие в ожидании руки со стаканами ко рту.

- Лучше укоротить, - затормозил движение рук Циркуль.

- Кого укоротить? – не понял друг.

- Мецената, - спокойно пояснил Арсений Иванович. – Ни к чему уточнять адрес пожертвований, важен сам факт. Мы не называем именинника по имени, чтобы не создавать культа личности, не будем же называть и сферу вложения немалых спонсорских средств, чтобы не привлекать внимания фискальных органов. Поэтому скажем ещё короче: за мецената, радеющего… - Викентий Алексеевич разочарованно покривился, мимикрировал неестественный цвет лица, но возражать не стал: всем всё и так было ясно. Потому-то Вальку, Ваську и Серёге снова пришлось хлебнуть по полной.

- И-и-эхха! – с отчаяньем взвыл Фигаро, заев торжественный тост надломанным огурцом. – Счас бы для полного кайфа сигарету в зубы, - и мечтательно почмокал мокрыми губами.

- Заткнись сосиской! – зло посоветовал Макс. – И не трави душу! – и сам показал, как надо сделать.

- Друзья! – опытный тамада, уловив ростки кризиса в настроении подвыпившей, но недобравшей компании, решил переключить внимание на более существенную тему: - Не будем отвлекаться на собственные мелкие неприятности и как все культурные, интеллигентные люди обратим свои ясные критические взоры на глобальные проблемы мирового масштаба. А их ещё не на один тост! И в этой связи предлагаю выразить солидарность с голыми трудящимися Папуа и Новой Гвинеи, вынужденными есть друг друга, да ещё и без гарнира. – Старче негодующе поднял оружие интеллигенции, стараясь не расплескать содержимое. – За свободу угнетённых масс, загибающихся под гнётом цивилизации!