На носу у каймана

Я ухватился за край стола. Это были самолеты морской авиации США, которые из Гуантанамо облетали почти всю провинцию Ориенте. У них на крыльях надпись — U. S. Navy!

Подумать только! Они дают своим детям имена по названиям лекарств, бытовых электроприборов — словом, источником вдохновения может послужить любая надпись, можно встретить такие имена, как, например, Адмирал, Ремембер, Сильверстоун, Риверсайд.

Я заканчивал прием, когда в кабинет вошел Педро, явно в приподнятом настроении.

— Ты кончил, толстячок?

— Да, сию минуту. А что?

— Тогда пошли, я хочу представить тебя новому директору.

— Ты серьезно?

— Конечно! Пошли!

Пока мы шли по коридорам, я выпытывал у Педро имя нового директора, но упрямец молчал, как убитый.

В кабинете директора Фернандес и другие врачи разговаривали с Эрнаном Саласом Рубио.

— Привет, Салас! — Я пожал ему руку.

— Как жизнь, Алипио, старина?! Что нового?

— Ты к нам?

— Разумеется. Меня назначили директором этой больницы.

— Тогда нам надо поговорить, как только у тебя выдастся свободная минутка.

— Я вот-вот освобожусь и разыщу тебя.

Скоро он пришел за мной в палату и пригласил к себе в кабинет.

— Конечно, Алипио, вы нам многое рассказывали, и более или менее мы были в курсе больничных дел, но только здесь я понял, что это за народ. Ты видел, чем кормят больных?

— Да, вареными бобами.

— Это безобразие! Я сейчас же иду в магазин за продуктами. Наличные деньги есть, а мне говорят, что на них можно покупать только овощи и фрукты. Подумать только! Больные голодают, а мы должны подчиняться инструкциям, которые годятся для тех мест, куда привозят продукты, а сюда их не привозят! Фернандес говорит, что уже три месяца ничего не поступало. Но уверяю тебя — для меня нужды больных значат больше, нежели какие-то дурацкие инструкции!

— Я пытался объяснить это в министерстве, когда мне предложили вернуть Баркеса на пост директора. Чтобы понять, что у нас тут делается, надо это увидеть.

— Ты совершенно прав.

— А знаешь, Салас, я пойду с тобой за продуктами, но обещай мне, что потом мы купим лампочек по сорок-шестьдесят свечей для палат. Ты еще не побывал в наших палатах ночью! Если я попаду в больницу хотя бы с насморком, я умру от тоски.

Он расхохотался.

— Хорошо, купим и лампочки!

Пока мы шли в город, он расспрашивал меня о больничных делах и сразу же понял, что нас тревожило, пока мы несколько дней руководили больницей.

— Ка к же так! Больница больше, чем на сто коек, и нет администратора!

— Да, это просто невозможно. Служащий конторы по доброй воле занимается заявками и наличными суммами, но в его обязанности это не входит. А ставки администратора не существует!

— Надо добиваться!

У дверей больницы я столкнулся с Марией, медсестрой.

— У меня для тебя есть приятная новость, — сказал я.

Догадываюсь, — ответила она улыбаясь. — Лампочки для палат!

— Откуда ты знаешь?

— Так мы же не раз говорили об этом, и раз теперь у нас новый директор…

— Конец волоките. Сегодня же вкрутим!

— Да где у нее желчный пузырь, черт возьми! — выругался Рамос из-под зеленой маски.

Операция шла уже почти час. Хирургу помогали гинеколог, медсестра и медбрат.

— Тихо, Рамос. Не нервничай. Просто она очень толстая, — сказал гинеколог, стараясь успокоить Рамоса и продолжая работать зажимом.

Эту больную с предположительным диагнозом «желчнокаменная болезнь» Рамос решил оперировать, не сделав предварительно снимок и не проведя анализа на холестерин. Поэтому гинекологу и показалось, что Рамос вдруг испугался, когда больную уже доставили в операционную, и от страха не может выделить желчный пузырь. Однако в конце концов ему это удалось, и он провел операцию.

Гинеколог сказал, что у него свои больные, и попросил кончать операцию с помощью медсестры и медбрата, а его отпустить. Медсестра стала приводить операционную в порядок, а медбрат помог Рамосу зашивать разрез.

— Доктор, — тихо сказал он врачу, — вы обратили внимание, что в пузыре нет ни одного камня?

— И не говори! Заметил, конечно! Хуже всего, что она из стационара и за дверями ждут ее муж и братья. Они будут просить меня отдать им желчный пузырь с камнями, чтобы заспиртовать его и всем показывать. В какую переделку я попал! — Вдруг его руки в перчатках застыли, он замер, уставившись на разрез. Потом повернулся к медбрату: — Послушай, осталось сшить только кожу. Переоденься и сделай, пожалуйста, что я скажу.

Нельсон внимательно посмотрел на врача, его поразило лицо Рамоса.

— Спустись вниз, помнишь, за больницей есть водопроводная труба… Так вот, набери мне там камешков почище, выбирай те, которые водой отшлифованы, и принеси их сюда. Мы насыплем их в пузырь, и дело в шляпе!

Нельсон остолбенел. Сначала он хотел возмутиться, выложить Рамосу все в лицо, но решил поступить иначе: снял перчатки, переоделся, вышел из операционной и по коридору направился к директору.

Салас был ошеломлен.

— Ну-ка, Нельсон, повтори все сначала.

— Все было, как я сказал. Я так же удивился, как и вы. Пока он говорил, я ушам своим не верил, а потом понял, что он это всерьез…

Больше Салас не слушал. Он взлетел по лестнице, распахнул дверь операционной и велел Рамосу выйти. В коридоре Салас высказал Рамосу все, что он о нем думает, тогда Рамос стал утверждать, чего Нельсон лжет.

— Знаешь, Рамос, — Салас глядел ему прямо в глаза, — мы с Нельсоном вместе сражались во время высадки «Эль Индио Ферия» под командованием Хатора. И я знаю его лучше, чем ты, и лучше, чем тебя. Даю тебе последнюю возможность исправиться. В следующий раз напишу докладную в министерство, придется тебе там отвечать!

Сказав это, он повернулся к Рамосу спиной и пошел по лестнице.

Крики доносились из педиатрического кабинета. Я не знал, в чем дело, и в тревоге побежал туда. Посреди коридора стояла медсестра и смотрела на дверь, за которой исчез мужчина с ребенком на руках.

В коридор вышли педиатр, дежурный врач и родители, приведшие своих детей на прием.

— Унес, унес! — взволнованно повторяла медсестра. — Доктор, сделайте что-нибудь!

— Что ж можно сделать?! Он отец! Он имеет право.

— Это преступление! — возмутилась сестра.

— И правда, ведь ему немного полегчало, а теперь без антибиотиков он умрет.

— Мальчик с энцефалитом? — спросил я.

— Он самый, — ответил педиатр. — Отец забрал его. Сказал сестре, что его не вылечили, и забрал домой. Даже расписки не дал. Да и как ему расписываться, неграмотный он наверняка, поставил бы крест, вот и все.

— По-моему, надо сообщить на армейский пост, пусть узнают, как все произошло.

— Придумано неплохо, — сказал педиатр, — хотя я уверен, что обратно ребенка нам не принесут. Надо сообщить, что он забрал ребенка на свою ответственность, ведь, скорее всего, мальчик умрет…

Хеласио открыл глаза и увидел, что уже почти совсем рассвело. Он испугался — ему надо было пораньше попасть в Баракоа. Рывком вскочил с постели, в один миг оделся и умылся. Затем быстро проглотил кофе, приготовленный женой, сел в машину, завел мотор и поехал, подскакивая на камнях, усыпавших дорогу перед домом. Жена, как обычно, крикнула ему вслед, чтобы он не гнал и ехал помедленнее. Он понимал, что жена права, но дорогу знал как свои пять пальцев и если иногда и ехал на большой скорости, то лишь там, где это было можно.

Начав подъем на Ла-Фаролу, который был самой опасной частью пути, в зеркало заднего вида Хеласио вдруг заметил зеленую машину, на невероятной скорости догонявшую его в облаке пыли.

— Совсем спятили! — крикнул он, выворачивая руль направо и тормозя. К счастью, в этом месте можно было прижаться к обочине и освободить дорогу.

Машина промчалась мимо, водитель попытался выжать тормоз, так как приближался поворот, и Хеласио в ужасе увидел, как она вильнула сначала влево, чуть не свалилась в пропасть, потом вправо, слетела с дороги и врезалась в дерево, росшее у обочины.