Факел (книга рассказов)

Да, но время себе идет и идет. Нет, ты, конечно, можешь оставить глаза в счастливом зажмуре и для верности даже ладошкой их прикрыть — не хочу из счастливого времени переходить в какое-либо иное, но оно вряд ли тебя послушает.

Словом, Наташа закончила школу, а потом пединститут — отделение младших классов — и пошла работать именно что по специальности. Да-да, то самое — учительница первая моя.

Хотя похожа была не на учительницу, а на старшеклассницу: стройненькая беляночка, и серые глаза смотрят на мир удивленно: как же все на свете славно, хотела быть учительницей и вот стала, и все хорошо: маме нет и пятидесяти и сравнительно здорова, двухкомнатная квартира и любимая работа. При таком раскладе, каждому ясно, легче переносить подробности окружающего мира, как-то: прыгающие до небес цены, нехватку денежек, все такое. Ладно, что об этом говорить, тут все понятно.

Антонина Петровна, и это ясно, гордилась дочерью: вон какая она культурная, учительница, и дети ее любят. Пусть время так всегда и течет. Вон как хорошо вдвоем.

Да, но в жизни иной раз что-нибудь да случается. Коротко сказать, Наташа влюбилась. В кого? А в учителя же. В самом деле, не на дискотеку же ей ходить. Николай, лет на пять постарше, учитель физкультуры, приятный почти молодой человек и не был женат. И они полюбили друг друга. И все! без подробностей. Они полюбили друг друга. Все!

Мы, мамочка, решили пожениться. Нет, неправда! Дорогая Антонина Петровна, я прошу руки вашей дочери, вот что сразило Антонину Петровну, то есть не только приятный, но и исключительно уважительный молодой человек. Надеюсь, вы будете жить у нас, комната моя, комната ваша. Да, расставаться с дочерью Антонина Петровна не хотела. Надеялась: молодые, а я при них, у них детки, а я при них, но главное — я всегда при своей Наташеньке.

Ее желание совпало с желанием молодых: Николай живет в двухкомнатной квартире, но это скорее общага — отец, мать и младшая сестра в возрасте, в любой момент угрожающем замужеством. Понимаем, надо бы жить отдельно, но это со временем, когда повсеместная жизнь малость улучшится, а снимать квартиру — на какие такие шиши, тем более учительские.

О размене никто не отваживался заикнуться, ну близкие же подружки, одна постарше, другая помоложе. Нет-нет, живите у нас, настояла Антонина Петровна. Да, но у меня собачка, ей три года, бросить я ее не могу, поскольку хозяином она признает только меня. И хорошо, что собачка. Она неагрессивная? Нет, что вы, она ведь водолаз — должна спасать тонущих моряков. Смирная собачка, сами увидите.

И Николай вселился к ним с собачкой. С Рексом. И величиной она была что теленок, черная, но действительно ласковая.

Жизнь, как ей и положено, потекла далее. Комнаты изолированные, Антонина Петровна в одной, молодые в другой. Телевизор у Антонины Петровны. Но выявилось одно «но»! Молодые, придя с работы, сидят в своей комнате, а телевизор не смотрят. То есть совсем не смотрят. Вроде того что вдвоем им хорошо и без ящика. Да, но так получается, что Антонина Петровна весь вечер одна. И ей было скучно. И, конечно же, обидно: то были неразлучные подруги, а теперь вот она как бы одна.

Ну, бытовую часть жизни можно опустить — кто продукты покупал, кто еду готовил. Это все ясно — готовила Антонина Петровна.

Нет, Николай ей как раз нравился — вежливый и культурный человек и, несомненно, жену любит. Это все ясно. Да, но обида все равно была: растила, растила, ближайшие подруги — и враз все переменилось. Да, это и есть жизнь, так и быть должно, и молодые любят друг друга — все это Антонина Петровна понимала. Но ничего не могла с собой поделать. Хорошо знала, обозначить свою нелюбовь к Николаю никак нельзя, тут без вариантов: Наташа мужа не даст в обиду, и они просто-напросто начнут снимать жилье, урезая себя во всем.

И свою досаду, что вот дочери она как бы более и не нужна, Антонина Петровна перенесла на Рекса.

Жаловалась молодым, что собака клочкастая, клочья летают по квартире, и может возникнуть, сама читала, астма, и мыслимо ли им, труженикам и немафиозникам, прокормить такого теленка, а также в газете вон написано: собака вдруг стала нервной и загрызла ребенка, а также сын матери подарил собаку, и мать просто так взмахнула рукой, и собака ей руку перекусила.

И кричала на Рекса, и могла пнуть его, правда, когда молодых не было дома. А собачка-то умная, боялась Антонину Петровну и не выходила из комнаты, пока не придет хозяин.

И что характерно, Антонина Петровна ясно понимала, что сама себя загоняет в тупик, но ничего не могла с собой поделать. А как уговаривали ее, что собака неагрессивная, что она должна спасать человека, а не грызть его, и на еду мы зарабатываем сами, и, если вам трудно, давайте питаться отдельно, и было ясно, что Николай собаку не предаст — не подарит ее и не пустит на мыло — и, значит, нужно идти на обмен жилья. То есть разрыв. Заблуждений не было: мать или муж — Наташа выбирает мужа. Без вариантов. Это обидно? Еще как.

Но! Когда люди хотят найти выход, они его иной раз находят. И когда все вроде было уже решено и молодые подыскивали временное жилье — на толковый обмен нужно время и время, — Наташа напоследок решила еще раз поговорить с матерью. Ты только представь, мамочка, пусть ты в это не веришь, ты только представь, что есть переселение душ, вот кем-то ты была в прошлой жизни, в этой жизни ты моя мама, а кем будешь в следующий — неизвестно; но вот ты представь, что ты будешь собачкой, и хозяйка станет тебя унижать, морить голодом и пинать. Нет, ты только представь это. Я не хочу с тобой расставаться, но пойду за мужем, куда бы он меня ни позвал. Я вышла замуж раз и на всю жизнь. Как ты за папу.

То есть Наташа поставила перед матерью сложную задачку. Про эти переселения душ Антонина Петровна слышала и раньше, и по телику рассказывали, но не задумывалась, так ли это. Что есть жизнь на небе, тут она не сомневалась. И она непременно встретится с Павлом, и снова они будут счастливы и радоваться за дочку, что вот она дружно живет с мужем, а вот и внуки пошли, ну как хорошо.

И, полагая свою жизнь удавшейся — ну да, любимый муж и любимая дочь, — Антонина Петровна вдруг посчитала: господи, сколько же унижений было в ее жизни — нищета и голод раннего детства, скитания с мужем по баракам, и жизнь в общаге, покуда бесконечно строили железнодорожный дом, да чего там, она и контролером-то стала для страховки — если в семье два железнодорожника, то квартиру дадут вернее, и вечная жизнь от получки до получки, и так-то если разобраться, вольная жизнь ушла на стояние по очередям и несытный быт. Да, все ради Павла и Наташи, и это было вовсе не унижение, а радость — хорошего мяса раздобыла для семьи. Но без Павла и Наташи? Это была бы жизнь? Нет, одно только унижение. Хотела бы она все это повторить, но без Павла и Наташи? О чем звук!

Она налила в миску бульон. Положила в него куски булки. «Иди сюда, Рекс, иди сюда, собачечка», — сказала Антонина Петровна ласково, и тот недоверчиво пошел за ней, и она подвинула Рексу миску, обычно Антонина Петровна говорила: «Кушай, гадина», и самолюбивая собака, боясь подлянки со стороны этой тетки, никогда не принималась за еду, покуда тетка не уйдет из кухни, но, видать, у Антонины Петровны было непривычное выражение лица, без злости, и Рекс отважился приблизиться к миске, глазом, однако, осторожно кося на тетку, «Кушай, кушай», и он отважился, и жадно все съел, и вылизал миску, и удивленно глянул на тетку, пнет или нет, но тетка подозвала его к себе и ласково погладила, и тогда Рекс ткнулся влажным носом в ее колени и затих.

Даже он понимал, что любая война когда-нибудь да кончается, и кончается непременно миром.

Счастье

Каждый день в одно и то же время молодая женщина подходит с коляской к булочной. Она опускает тормоз коляски, склоняется над своим младенцем (видать, мальчиком — коляска голубая с белыми цветочками, очень красивая и новенькая) и, улыбаясь, что-то тихо говорит малышу, видать, ты лежи спокойно, а мама сейчас вернется.