По живому. Сука-любовь

— Валера, у меня все равно не получится, как ты хочешь.

— Я хочу?! Я?! Дура ты ленивая! Ты ничью помощь принимать не умеешь! Никакой благодарности! Ведешь себя высокомерно! Ты просто не умеешь работать! Если бы я тебя не заставлял, ты бы вообще ничего не сделала! Сидела бы где-нибудь на ткацкой фабрике, узоры для пододеяльников печатала! Что ты на меня так смотришь? Скажешь, я не прав?

— Прав. Я плохой дизайнер.

Валера оттянул вниз углы рта и отошел.

— Сволочь ты неблагодарная, — бросил он.

— Валера, я очень ценю все, что ты для меня делаешь…

— Иди ты в жопу!

Я отвела глаза и столкнулась с внимательным, печальным взглядом Лизы.

— Опять ты натворила дел, да? — укоризненно спросила она.

— Похоже, — кивнула я.

Лиза подошла ко мне и протянула ручки, чтобы меня обнять. Я подняла ее и усадила к себе на колени. Она прижалась ко мне и сказала:

— Все равно я тебя люблю, хоть ты и бестолковая.

— Спасибо тебе, мой хороший, — ответила я, прижавшись к ней мокрым от слез лицом.

Снова пришел Валера, взял эскизы пентхауза.

— И ты мне будешь говорить про зацепки для глаза? Я вижу три рисунка, и все абсолютно бесцветные. Я вообще не понимаю, на что тут смотреть. Абсолютно холодное, неуютное помещение с голубыми стенами и светлым полом. Как в больнице. Можно, я это порву?

Он брезгливо бросил рисунки на стол и ушел наверх. Хлопнула дверь в его кабинете.

Я молча взяла эскизы, посмотрела на них еще раз. Действительно, что-то больничное в них есть. И пусто. И холодно будет. Когда такая площадь остекления, неизбежна колоссальная теплопотеря. Надо было начать с теплых полов и каминов… А это совсем другой стиль. Проще и грубее.

— Мам, я пойду к папе? — спросила Лиза, слезая с моих колен. — Он нуждается в любви и ласке.

Валера часто горестно произносит эту фразу: «Я нуждаюсь в любви и ласке».

— Иди, мой сладкий, — кивнула я, целуя дочку в лоб.

Она быстро побежала наверх в кабинет Валеры.

Я еще раз поглядела на эскизы, которые рисовала весь вечер, сложила их вместе и разорвала. И рвала до тех пор, пока хватало сил.

Выбросив мелкие клочки в корзину для бумаг, я откинулась назад, закрыла глаза, глубоко вдохнула и начала выдыхать: один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять… Потом еще раз и еще. Мелькнула мысль пойти в ванную, набрать воды, лечь в нее и вскрыть себе вены. Но не дай бог, Лиза увидит этот кошмар. Ведь она меня очень сильно любит, хоть я и бестолочь. Валера тоже меня любит. Просто он нечеловечески устал и нервы у него на пределе.

Я встала, пошла на кухню, налила себе чаю в кружку, открыла один из шкафчиков и достала из жестяной банки с надписью «Рис» пакет шоколадных конфет. Слопала тут же у шкафчика три штуки, запив чаем. Остальное взяла на рабочее место и спрятала в ящике стола. Затем решительно придвинула к себе каталоги парикмахерского оборудования и принялась делать новый проект для Натэллы. Выбрала яркие, красно-розовые парикмахерские стойки с лампочками по периметру, на манер артистической гримерной. В другом каталоге нашлись изумительно пошлые бра с хрустальными шариками-висюльками.

Так прошло около двух часов. Я встала, потянулась, сунула пакет с фантиками поглубже в ящик и пошла наверх.

В Валерином кабинете было, как всегда, темно. Горела лампа над его письменным столом, где он строчил ответы на бесчисленные письма. Лиза сидела на кожаном диванчике рядом и складывала пазлы.

— Ужинать кто-нибудь хочет? — спросила я, проскальзывая внутрь.

Валера повернулся, протянул ко мне руки. Я подошла и обняла его. Он прижался головой к моему животу.

— Прости меня, пожалуйста, — сказал он.

— И ты меня, — я взъерошила ему волосы, массируя голову.

— Я несчастен, — тяжело вздохнул Валера.

— Бедный мой.

Некоторое время мы молчим, обнимая друг друга.

— Ужинать будете? — повторяю я свой вопрос.

— Я не хочу, — подает голос Лиза.

— Меня тошнит, — вторит ей Валера.

— Ты вообще сегодня ел? — спрашиваю я.

— Ел ли я сегодня… — задумчиво произносит муж. — Нет.

— Может, тебя от голода тошнит?

— Лера, я вообще не понимаю, как может тошнить от голода.

— Давай приготовлю что-нибудь. Это у тебя нервное. Поешь, может, полегчает.

— А какие варианты?

— Хочешь рагу из телятины с овощами?

Валера смотрит на меня очумело, потом засовывает два пальца в рот и делает:

— Бе-е! — и после некоторой паузы добавляет: — А ты сделала рагу?

— Да.

— Можно узнать, из каких соображений?

— Для разнообразия.

— Лера, мы женаты восемь лет! И все это время я тебе повторяю: «Ненавижу телятину! Ненавижу все тушеное!»

— Раз в месяц можно отбивные чем-то разбавить, — замечаю я. — Попробуй, может, тебе понравится.

— Звиздец, — поднимает вверх брови муж и отворачивается, закрывая глаза рукой, потом смотрит на меня искоса: — Ты вообще обо мне не думаешь! Тебе на меня абсолютно насрать! Телятина! С овощами! Тушеная! Лера, знаешь, я иногда думаю — может, ты с каким-то другим мужчиной живешь? А? Который любит рагу и разрешает ребенку смотреть телевизор?

Черт меня дернул предложить ему телятины. Просто вчера вечером, когда готовила, я подумала, что варить суп и делать второе у меня нет сил, поэтому можно сделать рагу. Очень вкусное. Мне нравится до безумия. Картошка крупными кубиками, сладкий перец, лук, помидоры, зеленый горошек, все это с кусочками обжаренной телятины в густом остром соусе. Вилку съесть можно. Просто меня уже тошнит от этих эскалопов и картофеля-фри. Нельзя же всю жизнь есть одно и то же! Но это я так думаю. Можно было предположить, что Валера будет иного мнения.

— Давай я тебе вкусную яичницу пожарю. С ветчиной, луком, сыром и укропом.

— Давай яичницу, — сухо и недовольно соглашается Валера. — Можно было сразу ее предложить?

— Мам, я тоже хочу такую яичницу! — подняла голову от пазлов Лиза.

— Хорошо, — киваю я. — Как будет готово, всех позову.

— Ты моя умница, — говорит муж дочке. — Вот кто меня понимает. Мама наша бестолочь, телятину нам предлагает.

— Бе-е! — копирует его жест с двумя пальцами Лиза.

— А мы любим свинину, да?

— Да! — радостно восклицает Лиза, подпрыгивая на месте.

— Почему? — муж протягивает ей руки.

Дочка спрыгивает с дивана и радостно бежит к нему с криком:

— Потому что мы банда!

Я смотрю на них с порога и улыбаюсь. В такие моменты мне кажется, что я — самая счастливая на свете. Валера замечает, что я все еще в дверях.

— Ты, кажется, пошла делать яичницу, — говорит он, не поворачивая головы, и, играя с Лизой в ладушки, добавляет другим, шутливым тоном: — Мама наша — это просто что-то. У нее времени, наверное, вагон. Ходит рот раскрыв, клуша.

Я молча закрываю дверь и иду вниз готовить ужин.

Жизнь справедлива. В ней каждый получает то, чего заслуживает. Поэтому я не буду психовать и плакать. Я просто пойду и сделаю самую вкусную яичницу в мире.

Три яйца Валере, два мне, одно Лизе. Лук полукольцами, ветчина с хрустящей корочкой прямоугольными ломтиками, сыр тончайшим слоем, чтоб успел растаять, мелко рубленный зеленый лук вперемешку с укропом. Еще салат из помидоров с огурцами и зеленью. Тосты с маслом и икрой. Стол выглядит как картинка. Хоть фотографируй и натюрморт делай. Тут мне в голову приходит идея, что хорошо было бы сделать принтовые скатерти с фотографиями красиво сервированного стола. Было бы очень прикольно. Особенно если на эту скатерть хозяева будут тарелку с магазинными пельменями ставить. Кстати, тарелки с принтами готовых блюд тоже ничего. А красная икра похожа на стеклянные бусинки. К сервизу с такими рисунками можно было бы добавить стеклянную масленку в форме бутерброда с икрой. Прозрачная крышка с глянцевыми бусинами…

— Черт! — внезапно я вспомнила, что еда остывает, а Валера ненавидит холодную яичницу.

Поднявшись по лестнице так, что дверь кабинета оказалась на уровне моих глаз, я крикнула через нее: