Моя жизнь на тарелке

— Что ты имеешь в виду, Клара?

— Я имею в виду, ходит ли Ричард по-большому. Нормальный вопрос.

— Я тебя не…

— Мне надо знать, Наоми. Что тут непонятного? Ричард на унитазе сидит? Кучи кладет?

— Разумеется, он… посещает туалетную комнату. — Наоми в трансе и слегка раздражена — насколько это дозволено правилами приличия. — К чему ты клонишь, Клара?

— Угу. Посещает, говоришь. А что он там делает, в сортире? Ты хоть что-нибудь слышишь? Чувствуешь? Ну хоть какие-то звуки? Амбре?

Словечко из лексикона Наоми — «амбре». Ха-ха.

— Не будь вульгарной, Клара. И прекрати выпытывать. Я как раз хотела пригласить тебя на кофе, но ты сегодня… не в себе. Даже и не знаю…

— Прости. Мне очень стыдно. — Между прочим, я не лгу. Мне действительно стыдно. Давно пора взять себя в руки и перестать подначивать друзей. Кто меня за язык тянул? Мало того, что несчастная Наоми рдеет стыдливым румянцем, точно невеста перед брачной ночью, так и мне самой не лучше. Я бы даже сказала, гораздо хуже, потому что перед глазами у меня маячит широченный зад Ричарда, расплющенный на унитазе.

— Понятия не имею, что со мной такое, — толково объясняю я подруге. — Поехали, хлобыстнем по чашечке кофе, расскажешь, как прошла ваша вечеринка, и я двину домой готовиться ко дню рождения Роберта.

Мы и поехали, каждая мамаша на своей машине, в веренице других машин, с такими же мамашами за рулем. Ну чем не муравейник? И чем лично я, Клара Хатт, отличаюсь от муравья? Бросить бы все к чертям, выпрыгнуть на ходу и дать деру прямо по дороге. Но вместо этого я пункт за пунктом перечисляю про себя все Мои Радости:

1. Я замужем. Любая женщина мечтает выйти замуж, верно ведь?

2. У меня отличные дети, пусть даже они и действуют мне на нервы девяносто процентов времени.

3. С сексом у меня все в порядке. Кажется.

4. Мне досталась целая куча не самых сговорчивых, но вполне надежных родственников, в любую минуту готовых подставить плечо. Мое. Если подумать, у меня очаровательная, ирландская такая в своей эксцентричности семейка. Мелкие проблемы с наркотиками и редчайшие случаи клептомании не в счет. Чего не простишь своей кровно-единоутробно-сводной родне?

5. Жизнь может достать кого угодно. Но уж лучше скрипеть зубами рядом со своим законным партнером, чем в одиночку. Или нет?

Прежде перечисление Радостей меня успокаивало, но теперь все меньше и меньше. Особенно пункт номер пять. Нужно будет пораскинуть мозгами и сочинить что-нибудь поновее.

3

Подготовка ко дню рождения Роберта прошла успешно. Во вторник, ровно в восемь вечера, двенадцать душ родственников соберутся за столом банкетного зала нового ресторана «Оливер Пейтон». Как только Роберт ступил на порог, я сообщила ему эту радостную новость — в надежде, конечно, на благодарность. Роберт изобразил улыбку.

Работа у моего мужа — смех, да и только. Он редактор модного женского журнала и основную часть рабочего времени либо толчется в типографии, либо наливается хорошим виски за счет рекламодателей, либо на презентациях дует дрянное шампанское в компании с полуголыми знаменитостями средней руки.

В прошлом тысячелетии я таскалась на эти грандиозные тусовки рука об руку с мужем, наивно полагая, что там есть с кем и о чем поговорить. К счастью, за последнюю тысячу лет я немножко поумнела. И с тоской обнаружила, что знаменитости как средней, так и всякой иной руки стремятся к бесконечно малым величинам. В смысле — все как один коротышки. Судите сами: Кейт Мосс — клоп; «Спайс Герлз» — без микроскопа не рассмотришь; Том Круз — натуральный карлик. Разумеется, это не их вина и все такое, но, похоже, только коротышки способны вызвать в нормальном человеке ощущение собственной неуклюжести, гигантизма и неполноценности. Роберту, конечно, проще — он и сам не из породы великанов; нацепив туфли на каблуках, я великодушно взираю на него сверху вниз. Да если уж на то пошло, у Роберта и талия потоньше, чем у меня, и скулы повыпуклей. Ничего не поделаешь, приходится признать очевидное — не видать мне места в рекламе, среди утренне-воскресных особ, которым свитера и джинсы мужа лишь добавляют сексуальности. Собственно, я тоже могу напялить джинсы Роберта. Для тепла. Предварительно расстегнув ширинку. Однако на этом вся сексуальность и заканчивается. Свитера, которые Роберт отвергает по причине «мешковатости», мне в обтяжку, как носили старлетки пятидесятых. А в минуты уныния я размышляю, каково это — повиснуть на локте у двухметрового атлета.

Итак, Роберт вернулся с работы. Кинул кейс на диван, туфли в угол; поцеловал меня в нос — мимоходом, но не сказать чтобы совсем уж бесчувственно; поинтересовался, что у нас на ужин. На часах девять, дети, ясное дело, разложены по кроватям. Я дегустировала белое вино, да так рьяно, что напрочь забыла привести кухню в божеский вид. Пол усыпан мозаикой и осколками «Лего», посудомойка забита чистой посудой, раковина — грязной, на столе груда утренних газет. Но курицу в духовку все же сунула. На автопилоте.

— У тебя здесь свалка, Клара, — бесстрастно констатирует мой муж. (На будущее имейте в виду: все, что Роберт ни делает, он делает бесстрастно.) — Чем ты занималась целый день?

Я уже говорила, что мы женаты восемь лет. Кое-каких успехов я за эти годы добилась: отучила его зевать во всю глотку; часами торчать перед зеркалом, изучая зубы на предмет дырок; сморкаться подзаборным методом; носить тошнотворные кальсоны с гульфиком. Но так и не преуспела в главном… Увы, Роберт по-прежнему убежден, что дни напролет я возлежу на диване с корзиной отборного винограда под боком и в окружении благоухающих маслами голых чернокожих массажистов. Не судите строго, если мой ответ прозвучит резковато для вашего уха, да еще и с привкусом уксуса:

— Да так, знаешь ли, дорогой… Пыль выковыривала из пупка. Хрустальные туфельки примеряла. Чипсами обжиралась. Роберт!!! Что за дурацкий вопрос? Отвезла мальчишек в школу. Подготовила твой день рождения. Оплатила счета. Купила подарок Алексу — это друг нашего сына, если ты помнишь; в субботу Чарли идет к нему на обед. Забрала твои шмотки из прачечной. Каждые тридцать секунд отвечала на телефонные звонки. Привезла ребят из школы. Накормила…

— Ладно, ладно, я понял. — Роберт улыбается, но я еще не закончила. Хуже того, несмотря на улыбку, он не скрывает скуки.

— …И каких-нибудь пять раз сыграла с ними в «Братьев Пилотов», искупала, проверила уроки Чарли — кстати, твой сын делает успехи, — почитала, поскакала немножко вверх-вниз, пока они не утихомирились. Натерла специями твоего чертова цыпленка…

— Цыпленка? — Роберт зевает. (Прилично зевает, совсем не так, как восемь лет назад.) — На ленч был как раз цыпленок. Мы сегодня с Ричардом за ленчем встречались.

— …И наконец на полминутки присела с бокалом любимого белого вина. А ты тут как тут со своими расспросами. Чем я, видите ли, занималась целый день?!! — Да, я зла. Чертовски зла. Причем не скрою, что бесспорная «семейность» ситуации только подливает масла в огонь моего раздражения.

— У него роман.

— У кого?

— У Ричарда.

— Что?!

— Роман.

— С кем?

— С Прыщавкой.

— Нет.

— ДА!

Вот! Что я обожаю в Роберте, так это его любовь к сплетням. Ну где еще такого мужика найдешь, чтобы смаковал детали с женской скрупулез… эх, да что там — стервозностью.

Прыщавка работает у Ричарда бухгалтером, и кожа у нее, как вы понимаете, не ахти. Видите ли, хорошая кожа — это мой пунктик, от прыщей меня тошнит. Кроме того, о девицах вроде этой самой Прыщавки моя мамуля Кейт нежно отзывается «растрепы». Ничего не могу добавить: у девицы вечно такой вид, будто она только что вылезла из-под очередного партнера. Очень может быть, что так оно и есть. Любая тряпка выглядит на ней пижамой, по которой истосковалась стиральная машина. На голове неизменный колтун. Секси, что и говорить. Мужики с дерьмовым вкусом слетаются на таких, точно мухи на переваренный сливовый джем. Черт с ней, не жалко. Но кожа у нее все равно паскудная, особенно для девушки двадцати трех лет.