Мы одной крови — ты и я!

Глава вторая

Значит, с Барсом дело было так. Он лежал рядом со мной на тахте. Я чесал ему баки, а он блаженно жмурился и мурлыкал и, как всегда, от удовольствия сжимал и разжимал лапы. Я взял его лапу и начал разглядывать когти, которые он ритмически выпускал из розовых подушечек. Когти были шикарные — белые с желтизной, полупрозрачные, хищно изогнутые и острые на концах, как шилья. На одном торчали разлохматившиеся перламутровые чешуйки старой оболочки, и коготь этот был нежнее и чище по цвету. «Вот ведь отличный самозатачивающийся инструмент, — подумал я, трогая коготь. — Действительно, кошка высокоспециализированный хищник». Тут Барс крепко зажал мой палец в когтях и даже будто потряс его слегка. Я засмеялся, было похоже, что Барс пожимает мне руку. Я понимал, что делает это он машинально: продолжает ритмично сжимать и разжимать лапы, а я подставил палец под когти, на центральную розовую подушечку, соответствующую нашей ладони, и кот, сократив мускулы, невольно зажал мой палец. Но мне вдруг захотелось научить Барса вот таким рукопожатиям.

Никогда я раньше не дрессировал животных, хотя с детства их люблю и всю жизнь у нас были коты, собаки, птицы, кролики, ежики, черепахи, — ну чего только не было: и мама, и папа очень любили всяких зверей и птиц.

Папа, бывало, мечтал: «Вот выйдем мы с тобой, Катенька, на пенсию, махнем сразу куда-нибудь в Крым или на Кавказ, поселимся у моря, в домике с садом и разведем всякую живность, как Хемингуэй на Кубе. Ну, может, не пятьдесят два кота и восемнадцать собак, как у него, а поменьше, но зато разных зверюг и птахов». В шутку он уверял, что обязательно заведет себе гепарда, бамбукового медведя, птицу-секретаря и мангусту. Гепард будет охранять все хозяйство, секретарь и мангуста будут истреблять змей, а бамбуковый медведь просто будет жить для красоты и удовольствия. Ну, экзотика — это в порядке шутки, а вот местных зверей мама с папой наверняка развели бы. И как я мечтал, чтобы они вот так замечательно жили, а я бы к ним ездил летом и дружил бы со всем их зверьем…

Ну ладно, опять я отвлекся. Так вот, я довольно смутно помнил основные принципы дрессировки: надо использовать естественные склонности животного и потом поощрять его за выполнение. Допустим, что это у Барса естественная склонность. Но он ведь делает это только от удовольствия, а надо, чтобы делал по просьбе. Я опять положил ему палец под когти, на подушечку и сказал:

— Здравствуй, кот!

Барс зажал слегка палец, но вдруг, не разжимая лапы, потащил мою руку к своей голове, мурлыкнул: «М-м!» — и кокетливо изогнул шею, показывая, что мне следует заняться чесанием бак.

Это я все отлично понял, но решил не поддаваться.

— Сначала научимся пожимать руку. Ну, здравствуй, кот! — И я опять положил ему палец на подушечку лапы.

Но Барс недовольно мяукнул, перестал сжимать и разжимать лапы и весь изогнулся, подставляя мне свои полосатые рыжие баки. Я почесал баки — лапы опять ритмично задвигались; но, как только я пробовал добиться «рукопожатия по заказу», Барс немедленно прекращал упражнения с когтями и подставлял баки.

— Ты гнусный шантажист и лентяй, Барс, вот ты кто! — сказал я, несколько огорчившись. — Не хочу я с тобой иметь никакого дела!

— М-мы? — вопросительно мурлыкнул Барс.

— Вот тебе и м-мы! — пробормотал я, повернулся на бок и взялся за книжку, решив наказать Барса холодным презрением.

Он долго приставал ко мне, бодал головой в спину, потом встал передними лапами на плечо и поцеловал меня в ухо. На меня эти его штучки всегда действуют, но тут я решил быть непреклонным.

— Ну тебя! — сердито сказал я. — Иди, иди, не мешай читать. Только и знаешь, что удовольствие, а попросишь тебя как человека поработать чуточку тебе и когтем лень шевельнуть.

Барс вообще очень любит, когда я с ним разговариваю, и охотно отвечает отмяукивает в ответ. Но, конечно, он любит, чтобы ласково говорили, а не сердито. На мои слова он явно обиделся, спрыгнул с тахты, ушел в другую комнату и немедленно начал драть когтями обивку кресла.

— Вот я тебе! — крикнул я и громко хлопнул сложенной газетой, чтобы его припугнуть.

Барс перестал терзать кресло, зато начал мяукать. «Специальным мявом», как говорит мама. Обычно он мяукает довольно однотонно, на высоких нотах, а «специальный мяв» — это баритональное мяуканье, переливчатое и протяжное: целая кошачья песня. Звучит оно очень красиво, но мне всегда делается смешно, когда Барс начинает вот так петь. «Специальный мяв» выражает довольно сложную смесь эмоций: недовольство, обиду, тоску, жажду внимания. Последнее, пожалуй, самое важное: стоит мне откликнуться, как Барс прекращает пение и появляется в комнате с вопросительным коротким мяуканьем.

— Эй, Шаляпин, кончай концерт! — крикнул я.

— М-р-р? — немедленно отозвался Барс, вбежал в комнату и бросился брюхом вверх, призывно мурлыкая.

— Негодяй ты кошачий! — сказал я, нехотя откладывая книжку. — Нахально спекулируешь на моих нежных чувствах к твоему роскошному брюху!

Я уселся перед ним на корточки и начал поглаживать атласистое белоснежное брюхо. Барс опять ритмично задвигал лапами. Я попробовал добиться «рукопожатия». Барс один раз небрежно пожал палец, потом изогнулся и подставил баки, ожидая награды, а на второй раз вообще убрал лапы.

— Ну и лентяй же ты! — сказал я с неодобрением. — Просто позор мне, что я воспитал такого тунеядца. Абсолютно бессовестная кошатина!

Эпиграф к этой главе я поставил именно такой потому, что тот день у меня весь был какой-то неуправляемый. С вечера я планировал, что схожу в кино, потом зайду к Ольге, повидаю маму. А утром посмотрел в окно — и мне вообще расхотелось выходить из дому в такую погоду. Тогда я решил, что набросаю конспект статьи для «Ученых записок» и напишу письма. А вместо этого залег на тахту, под предлогом, что мне нужно кое-что просмотреть для статьи. Я действительно снял с полки две-три книги, которые следовало просмотреть, но попутно прихватил еще номер «Науки и жизни» и начал читать статью о гипнозе. И даже эту статью я читал не очень-то внимательно, а больше занимался дрессировкой Барса, из чего опять-таки ничего не вышло. Вот и правильно говорят эти американские ученые: «Люди фактически не знают, что они делают».

А самое-то главное, что и очередная мысль пришла мне в голову просто так себе, от полнейшей душевной разболтанности. Я в «Науке и жизни» как раз успел прочесть, что при гипнозе лучше всего мысленно представить то действие, которое хочешь внушить другому. И вдруг я решил попробовать это на Барсе, хотя в статье ничего не говорилось о внушении животным. Совсем я не всерьез это подумал, а просто так. Но все же наклонился над Барсом и начал представлять себе, как он вытягивает правую переднюю лапу, выпускает когти, берет лапой палец и крепко зажимает его.

Барс перестал мурлыкать, коротко и глухо мяукнул и замер. Потом, к моему величайшему удивлению, он протянул правую переднюю лапу, крепко зажал мой палец и даже слегка встряхнул.

— Здравствуй, кот! — поспешно сказал я, вытаращив глаза.

К сведению тех, кто плохо знает животных: Необычайное началось именно с этой минуты. Все, что было раньше, ничего необычного собой не представляет, а говорит лишь о том, что у меня с Барсом был хороший контакт и дружеские, даже очень нежные взаимоотношения.