Мы одной крови — ты и я!

Я немного сомневался, захочет ли Барс демонстрировать свои достижения при Володе. Но Барс немедленно откликнулся на приглашение. Для начала он сел на тахте и, глядя на Володю, сказал:

— Мам-ма!

Володя даже вздрогнул слегка, несмотря на всю свою выдержку. Однако тут же спросил деловым тоном:

— Ты, значит, его не усыпляешь, а просто даешь словесное внушение?

— Словесное, и подкрепляю образами. Но только сейчас я ему ничего еще не внушал. Это он по собственной инициативе действует.

Тут Володя, видимо, слегка усомнился — да и что удивительного! Он хмыкнул и повертел головой.

— В книге Яна Жабинского «Возможность взаимопонимания» говорится, что для домашних и вообще прирученных животных дрессировка необходима, потому что их морально и физически убивает бездействие. Может, Барс прочел эту книгу?

— Не в том дело. Я же тебе говорю: он хочет что-то сказать, хочет объяснить — и не может. Если б у него было другое устройство глотки, я бы его быстро научил говорить, раз он так здорово поддается гипнозу. Но он может произносить только «мама» — вот и пользуется этой единственной возможностью, чтобы показать, как ему хочется говорить.

— Понятно, — сказал Володя, разглядывая Барса. — Конечно, надо бы хорошенько проработать этот вопрос — об анатомическом устройстве глотки у кошек и о возможностях артикуляции. В сравнении с человеком. Может быть, удалось бы расчленить и упростить артикуляцию. И вообще я по этой части профан.

— А уж я-то!.. — с чувством произнес я.

— То-то и оно. Тут даже не знаешь, с какой стороны подобраться. Ну, попробуем наугад кое-что. Внуши ему, чтобы он дал мне лапу.

— Как твой Барри? Или то, что я тебе рассказывал: «Здравствуй, кот!»

Услышав эти слова, Барс немедленно захватил мой палец и пожал. Я так растерялся, что забыл ответить пожатием и словами «Здравствуй, кот!», а только глядел то на Барса, то на Володю. И видел, между прочим, что Барс нервничает, а Володя — даже еще больше, хоть и старается не подавать виду.

— Ну-ка, погоди, — сказал Володя. — Ты ему, конечно, этого не внушал. Но ты уверен, что не представил себе этого действия, когда спрашивал меня, что внушать?

— По-моему, нет, — неуверенно ответил я. — Не успел я просто.

— Но все же мог мгновенно промелькнуть стертый образ, который успел воздействовать на закрепившиеся ассоциации у Барса, — рассуждал вслух Володя. — Или же придется признать, что мы имеем дело с чистой реакцией на слова.

— Все равно: и ассоциации эти закрепились что-то уж очень быстро, и слова он, выходит, чуть ли не сразу запомнил.

— Сколько раз ты провел «Операцию «Здравствуй, кот!»? — спросил Володя.

Едва он произнес эти слова, как Барс спрыгнул с тахты, подошел к Володе, поднялся на задние лапы и, опершись одной передней лапой на Володино колено, другой ухватился за его палец. Я невольно отметил, что действует он все той же правой лапой и берется неизменно за указательный палец: тот, который я ему подставлял при обучении. Володя чуть не отдернул руку, — я это видел, — но сдержался, даже ответил Барсу легким пожатием и сказал:

— Здравствуй, кот!

Барс все стоял на задних лапах и пристально смотрел в глаза Володе. Потом он напрягся, широко раскрыл пасть и сказал: «Мам-ма!»

После некоторой паузы кот выговорил: «Ммяхо» или что-то в этом роде, протяжно и жалобно мяукнул, прыгнул ко мне на колени, крепко обнял меня за шею и опять начал быстрыми мурлыкающими звуками наговаривать что-то на ухо.

— Ну, видал? — растерянно сказал я. — Хоть бы понять, что он такое говорит, чего добивается!

— Контакта, по-моему, — ответил Володя. — Всеми доступными ему средствами он добивается контакта с людьми. Слушай, а ты раньше ничего такого за ним не замечал?

— Вроде нет… А впрочем… — Тут я начал кое-что припоминать. — Знаешь, было такое, но просто я не обращал как-то внимания. Он ведь и сам так разговаривает часто и отвечает на мои слова, но я считал, что это — выражение эмоций. И вообще как-то не задумывался.

— Возможно, так оно и было. То есть Барс и в самом деле выражал в основном эмоции. Потребность в контакте и взаимопонимании у него была и все развивалась, но он видел, до чего безнадежны все его попытки. А сейчас, едва только появилась какая-то возможность выхода, он изо всех сил старается пробиться к нам.

— Однако что же нам делать? — спросил я. — Ведь жалко его! Смотри, как он мучается, заболеет еще, чего доброго, от перенапряжения!

Стыдно признаться, но я временами слегка побаивался Барса в этот день. А теперь, когда он так крепко обнял меня, ища помощи и понимания, мне стало ужасно его жаль и всякий страх исчез. "

Бедный ты мой кот! — думал я, гладя его шелковистую спину с темной широкой полосой по хребту. — Жил тихо-мирно, и вот на тебе! Черт меня дернул этим гипнозом баловаться!»

Барс перестал «говорить» и напряженно глядел на меня. Потом вдруг потряс головой, будто с отвращением, и сказал:

— Мам-ма!

— По-моему, он улавливает мои мысли… или, во всяком случае, эмоции, сказал я. — Я его мысленно пожалел, а он…

— Понятно: он хочет, чтобы его не жалели без толку, а научились понимать, — подхватил Володя. — Ты пожалел, что все это началось? Так я и думал. А он тебя считает эгоистом — ведь для него это нежданная надежда на равенство, на полноценное общение. Ну, представь себе, что ты живешь один-одинешенек среди существ сильных, могучих, изумительных, они тебя бесконечно интересуют, но переговариваются они ультразвуками, и ты можешь только кое о чем догадываться по их жестам. И вдруг ты каким-то непонятным образом получил возможность кое-что понимать. И даже сам научился произносить хоть одно-два слова. Представляешь, как ты радовался бы? И как удивлялся бы, если б тебя вздумали за это жалеть?

Володя так разгорячился, что даже руками размахивал и голос слегка повысил, а это на него уж вовсе не похоже. «Пробрало тебя все же, братец!» — с некоторым удовлетворением подумал я. Но это я подумал мимоходом, а вообще-то мне в тот момент было не до психологического анализа.

— Что же делать? — повторил я.

— Да я и сам пока не знаю! — огорченно ответил Володя. — Никогда ни о чем подобном не думал и даже не слыхал. Практически: вам обоим надо как следует выспаться. На тебе лица нет, и кот тоже замучился. Прими снотворное, а кота заставь выпить хорошую порцию валерьянки. Я пойду домой, почитаю кое-что и посоветуюсь с одним человеком.

— Нет, ты уж, пожалуйста, никому не рассказывай! — взмолился я. — Все равно ведь не поверят. Сочтут, что ты спятил!

— Не сочтут! — уверенно сказал Володя. (И я понял, что это правда.) — Но вообще-то ты прав: пока не стоит никому рассказывать.

— Кроме Гали, конечно, — поспешил добавить я.

— Гале я тоже не скажу, — решил Володя. — Рассказывать долго и непродуктивно. Я ее приведу сюда, и она сама увидит на практике. — Тут он задумался. — Слушай, хоть Барс и устал, а еще один опыт надо провести. Давай я попробую ему что-нибудь внушить. Ну, скажем, чтобы он перешел с тахты на кресло.

Я посадил кота на тахту. Володя начал пристально смотреть на него. Барс подмигнул и тоже уставился на него. Так они сидели с минуту. Потом кот мотнул головой, будто отгоняя муху, с жалобным мяуканьем спрыгнул с тахты и направился к креслу.

Тут мне сдало почему-то обидно: значит, Барс не только меня слушается! Обида, конечно, была дурацкая, я бы в ней нипочем не признался Володе, но пока я все это переживал, кот вдруг остановился на пути к креслу, явно заколебался, а потом решительно повернулся и прыгнул мне на колени.

Я обрадовался, а Володя недовольно сказал:

— Ну зачем ты это сделал?

Я прямо сгорел со стыда, начал было оправдываться, что я, мол, ничего подобного, но Володя уже все превосходно понял.

— Феодал ты, собственник! — сказал он, сдержанно усмехаясь. — Нашел время ревновать!

Барс повернулся к нему и проговорил старательно и отчетливо:

— Мам-ма!

У него с каждым разом получалось все лучше.