Мужчина, который возвратился домой

Мужчина очень редко отвечал на письма матери, полагая, что для нее, такой молчаливой, письма – единственная возможность высказаться. Хотя ее и нельзя было назвать человеком замкнутым, но особенно разговорчивой тоже не назовешь. Даже с приятелями сыновей она не бывала приветливой. Мужчина не помнил, чтобы мать когда-нибудь сказала его приятелям: относитесь хорошо к моему сыну; у него, конечно, много всяких недостатков, но вы уж, пожалуйста, дружите с ним. Мужчине становилось не по себе всякий раз, когда он слышал такие слова от матерей своих приятелей. И всегда возмущался матерью. Какая она неприветливая! Непохожая на обычных матерей! Разумеется, вслух он ничего подобного не произносил. Разве может сын говорить такое матери! Но это не означало, что ему не приходила в голову мысль, какой бы он хотел видеть мать. Даже наоборот. Он хотел, чтобы его мать была как у всех людей. Недавно мужчина наконец понял это. Даже сейчас у него вызывала раздражение страсть матери к писанию писем! Но, не отвечая на каждое из них, размышлял мужчина, он превращается исключительно в слушателя болтовни – писем матери, которая не сказала ни одного приветливого слова его приятелям. В общем, ее не втиснешь в рамки обыкновенного человека. И, удивляясь сейчас пристрастию матери к писанию, он проявлял к ней снисходительность хотя бы тем, что не отвечал на них.

Думал мужчина и о переезде матери в связи с перестройкой дома, который она снимала. Из многочисленных ее писем у него сложилось впечатление, что вопрос как будто решен – на два месяца она переедет к его брату Сабуро, третьему по старшинству в их семье. Громоздкие вещи будут перевезены к тетке, родной сестре матери. А самое необходимое – к Сабуро. Поскольку она не ехала к старшему сыну в Осака, такое решение казалось вполне разумным. Действительно, старший, Такэо, – в Осака. Второй, Дзиро, и самый младший, Рокуро, – под Токио. И, таким образом, в Фукуока живут третий сын, Сабуро, четвертый, Сиро, пятый, Горо, и замужняя дочь, причем все с семьями, а у Горо к тому же тесная кооперативная квартира. Собственные же дома имеют только Сабуро и Сиро. Потому-то мужчина и был согласен с тем, чтобы мать переехала на два месяца к Сабуро. Они с братом были погодками. Сабуро женился на своей сослуживице, и теперь у них было трое детей – один в пятом классе начальной школы, и двое младших ходили в детский сад. Всего лишь два года назад они построили себе дом в западном пригороде Фукуока. Приехав в прошлом году на свадьбу сестры, мужчина обещал посмотреть их дом. Но, засидевшись у матери и много выпив, он, вместо того чтобы ехать к брату, пригласил его с женой к себе.

– Ну что ж, выпьем холодного пивка, – сказал брат, выставляя на низкий обеденный столик батарею бутылок, которые он привез на такси.

– А вот закуску не захватили, не обессудьте, – сказала жена брата.

Бойкая бабенка, подумал он. Но чувствовал себя с ней как-то неуютно. А может быть, именно такой и должна быть жена. Хоть чуточку, а подколоть деверя нелишне. Ничего не скажешь – жена у брата реалистка, да и в практической сметке ей не откажешь. Но нужно признать – она сразу же откликнулась на приглашение мужчины, который напившись, нарушил свое обещание, и, принарядившись, вместе с мужем сразу же отправилась к нему!

– Ну что вы, это я во всем виноват. Мне очень хотелось посмотреть ваше новое жилье, но вот… – сказал мужчина, кланяясь жене брата.

– Действительно жаль. Когда приедете в следующий раз, обязательно остановитесь у нас.

– Обязательно так и сделаю.

После этого он стал восхищаться их сыном, добившимся, как он слышал, больших успехов в учебе. А у его сына ничего не получается, и он просто не знает, что делать, – может быть, они ему что-то посоветуют?

– Я придерживаюсь принципа невмешательства.

– Если принципом невмешательства можно чего-то добиться, это прекрасно.

– Я слыхал, ваш начал недавно заниматься фехтованием.

– Да, с полгода назад, но что из этого выйдет…

– В любом случае нужно чем-то заниматься, верно?

– Нет, главное – учеба. Если человек способен хорошо учиться, он способен сделать все. Тот, кто находит в себе силы хорошо учиться, всего достигнет – он испробует одно, другое и в конце концов пробьет себе дорогу.

Мужчина вернулся домой, так и не увидев дома брата. Не увидел он его и позже, но мать, кажется, довольно часто бывала там. Он даже не представлял себе, что это за дом, хотя полагал, что достаточно просторный, чтобы мать временно, каких-то два месяца, пожила там. Вот уж действительно – даже суп не успеет остыть. Это английское выражение. Оно означает, что лучше всего, когда старики, представляющие уходящее поколение, и семьи их детей живут друг от друга на таком расстоянии, что и суп не успеет остынуть, пока его донесешь. Где-то он его вычитал. А может быть, не вычитал, а услыхал от кого-то. В общем, широко распространенное выражение. Но сейчас ему не приходится иронизировать по его поводу. Ведь он так и не увидал расположение комнат в доме брата; что же касается его жилья, у него была 3DK [2]в кооперативном доме. Его сын, учившийся в четвертом классе начальной школы, и четырехлетняя дочь имели свою небольшую комнату в четыре дзё [3] окнами на юг. Комната в шесть дзё – столовая-кухня. Потом еще одна комната в шесть дзё, где стоит софа. И, наконец, выходящая на север комната в четыре с половиной дзё – в ней его рабочий стол. Есть еще лоджия между детской и столовой-кухней. Ванная, туалет, крохотная, в полтора дзё, прихожая и ведущий в столовую-кухню и комнату мужчины коридор, хотя для настоящего коридора он слишком маленький. Между ванной и туалетом закуток, где находится умывальник. Вот и вся квартира. Однажды, когда проводилось обследование положения в стране с жильем, долго обсуждался вопрос считать 3DK трехкомнатной или четырехкомнатной квартирой. Действительно, столовую-кухню можно использовать и как гостиную. В ней можно подать и чай неожиданному гостю, а у мужчины в этой комнате стоял телевизор. На веранде же, шириной более двух метров, можно настелить татами и превратить ее в комнату; или, на худой конец, комнату в шесть дзё разгородить пополам, и тогда квартиру можно называть 4DK, но в любом случае она как была, так и останется тесной бетонной коробкой. Вот если ликвидировать кровати и матрасы и сменить их на гамаки или подвесные койки, а освободившиеся глубокие стенные шкафы переоборудовать в детскую или какое-либо еще помещение – это действительно принесло бы реальную выгоду. Во всяком случае, с помощью такой перестройки можно даже самоутвердиться.

Разумеется, мужчина в своей квартире ничего подобного не произвел, да у него и в мыслях не было делать это. И поэтому по обеим сторонам его рабочего стола в беспорядке громоздились груды бумаг, которые мешали дверцам металлического шкафчика, стоявшего рядом со столом, открываться больше чем на две трети. Ящик стенного шкафа, где лежали носки и нижнее белье, тоже выдвигался лишь на две трети – ему мешал угол шкафчика.

Будут ли открываться его дверцы, если разобрать эти груды бумаг? А может быть, и достаточно открывать их на две трети? Время от времени мужчина задавал себе подобные вопросы. Они, конечно, не имели такого уж большого значения. Но в то же время стоило подумать, что эти вопросы касались его собственного жилья, и он уже не мог считать их не имеющими большого значения. А если вспомнить еще и о том, что речь шла о домашнем уюте, домашних удобствах, то любые мелочи, не имеющие, казалось бы, никакого значения – открываются ли, например, как следует дверцы шкафчика, – легко превращаются в предмет серьезного обсуждения. Пусть жилье самое что ни на есть скромное – все равно, разве плохо, чтобы дверцы шкафчика свободно открывались и закрывались? Вопрос вполне резонный. Пусть даже свобода была урезана на одну треть в таком пустяке, как дверцы шкафчика, все равно для мужчины это было важно, поскольку касалось его удобств. Не менее серьезной была проблема выдвижного ящика в стенном шкафу, где были сложены носки и нижнее белье, – в своей выходящей на север комнате он спал, по японскому обычаю, прямо на татами. Летом иногда перебирался на софу, в большую комнату, но и в своей он мог свободно расстелить футон, [4] задвинув стул под рабочий стол. В детской стелилось два футона, и жена спала то в его комнате, то в детской. Так было принято в его доме.