Минер

Мы знали, почему так торопливо исчез Минер. Надо было управиться с делом, пока не сыпанул новый заряд снега и пока прилив не захлестнул мину.

Быстренько заправив кровати, мы вышли на крыльцо и сначала увидели одного Майора. (Майор наш как призрак: встань в любое время суток — и обязательно его увидишь.) Через минуту из небольшого подвальчика под нашим кубриком появился Минер с каким-то темным предметом в руках. «Тол», — догадался я, и смутная идея шевельнулась в моем мозгу.

Он подошел к Майору. Мы тоже спустились к ним. Почему-то всегда интересно видеть чужую работу, если, конечно, исполняется она мастерски.

Майор и еще один из нас, дежуривший в эту ночь, поднялись в помещение, а Минер повернулся к остальным и вдруг сказал:

— Только обязательно в укрытие, ребята.

Будто знал, что мы увяжемся за ним.

Это его «ребята» немножко удивило нас и, признаться, втайне порадовало. Тем более, что сказано оно было с прежним отсутствующим выражением на лице. Значит, выражение это не было минутной маской.

Старший Лейтенант чуть не сунулся с каким-то новым вопросом, но вовремя понял, что больше ничего вразумительного он не услышит на этот раз, и смолчал.

На вершине сопки мы остановились, а Минер со своими матросами пошел дальше. Но шагов через двадцать он задержался, отправил матросов куда-то в сторону, должно быть, в облюбованное для себя укрытие, потом оглянулся на нас, и, судя по движению его губ, можно поклясться, что он сказал «гм».

Неужели он думал, что мы пришли для того, чтобы сразу же спрятаться в расщелину? Пальбы мы уже достаточно наслушались.

В бинокль видно было, как ровным шагом приблизился он к лежавшей на боку мине, два раза медленно обошел вокруг нее, к чему-то присматриваясь, видимо изучая. Но не разглядел, наверное, ничего нового, закурил сигарету и приблизился к мине вплотную.

Что там ни говори, а священнодействия минеров возле вышедшего из повиновения оружия вызывают зависть.

Вот он опустился на одно колено, рядом положил взрывчатку, на случайный камень по другую сторону от себя — зажженную сигарету. Достал кусок запального шнура, капсюль. Медленно, осторожным движением вставил шнур в капсюль, помедлил немного и специальными щипчиками обжал капсюль на шнуре. Готовый запал опустил в углубление на взрывчатке, закрепил его шкертиком, затем обвязал взрывчатку и подвесил к мине с таким расчетом, чтобы взрывчатка легла вплотную к днищу, где находится заряд.

Курнул начавшую затухать сигарету и поднес огонек ее к кончику шнура. Брызнули искры. Минер встал и все тем же неторопливым шагом направился прочь, к облюбованному укрытию.

Для нас это тоже послужило сигналом к отступлению.

Прежде мне казалось, что во всех действиях минеров много «шику»: и в медлительности движений, и в использовании сигареты вместо спичек, и в хладнокровном отходе к укрытию. Теперь я уже знал, что это непреложный закон работы минера-подрывника. Один неосторожный удар по обнаженному свинцовому колпаку — и взрыв. Пользуясь спичками, легко поджечь шнур не с самого кончика, тогда трудно будет рассчитать секунды его горения, А отбегая от мины, легко споткнуться или вывихнуть ногу, тогда как, отходя от нее, подрывник спокойно отсчитывает про себя секунды. Надо лишь, чтобы времени, пока горит шнур, хватило на дорогу до укрытия.

Позже я узнал еще, что существовала когда-то на флоте лихаческая традиция обжимать кончик капсюля на шнуре зубами, сунув его взрывчаткой в рот — взрывчаткой, для детонации которой достаточно крохотной царапины. И я подумал было, что Минер замешкался перед этой операцией именно из желания воспользоваться старым способом… Однако, не вызывавший сомнений в своей смелости, вряд ли он был способен на лихачество.

Отчитываться об операции Минер с матросами пошел из своего укрытия нижней тропинкой.

А мы возвращались прежним путем. Мы шли и молчали.

Что-то переменилось в нас в отношении к Минеру. Было ли причиной этому зрелище его красивой работы, или простецкое случайно оброненное «ребята»… Но каждый из нас был способен на риск. И не хватало еще, чтобы равный половине из нас в звании он начал бы в личном разговоре обращаться к нам, перечисляя все титулы…

Просто наши последние наблюдения как-то не вязались с его отсутствующей, не от мира сего внешностью.

Он жил по каким-то своим законам. Отчего? Так может жить либо чрезмерно гордый человек, либо чрезмерно опустошенный, либо чрезмерно жалкий. Наши краткие наблюдения не позволяли отнести его ни к одной из этих категорий.

— Вещь в себе, — сказал кто-то, не то заимствуя, не то воруя у Канта.

— Поживем — увидим, — резюмировал Старший Лейтенант, стремясь, как всегда, оставить последнее слово за собой. — Я сейчас пойду к Майору и постараюсь что-нибудь вытянуть о нем.

Майору чем-то импонировал этот проныра, и ему всегда позволялось чуточку больше, нежели остальным. Может, Майору нравилось, когда рядом звенят языком?

Пока Старший Лейтенант был у Майора, я спустился «на улицу», к часовому у погребка: я вспомнил идею, мелькнувшую у меня утром.

Часовой — он был из моих подчиненных — по форме доложил, что никаких происшествий не случилось. А я, как бы между прочим кивнув на дверь погребка, поинтересовался:

— Минера хозяйство?

— Так точно!.. — ответил парень. Потом доверительно спросил: — Зачем он столько навез?.. Десять лет, что ли, жить будет?..

Я возвратился в кубрик. Сделав простейший арифметический расчет, я убедился, что погребок, а следовательно, и хозяйство Минера находятся точно под моей кроватью.

Вбежал Старший Лейтенант.

Наш гость в это время как раз отправился в пристройку, так как Майор пригласил его позавтракать вместе с ним. Майор всегда завтракал, обедал и ужинал у себя. По-моему, просто из такта, чтобы не мешать нашей болтовне.

Старший Лейтенант за несколько минут узнал кучу сведений (уж это-то он умел).

Оказывается, Майор нашего нового соседа знал давно, по Заполярью.

Родился Минер где-то в небольшом городке центральной России. Воевал. Был дважды ранен. Последний раз едва вы́ходили. Вернулся со всеми признаками чахотки. Отец пропал без вести, мать сгорела в доме во время бомбежки. Ушел из города, поступил работать землекопом. Одновременно стал добирать среднее образование. Аттестат получил с медалью. Решил поступить в училище. Первый год — забраковали по здоровью. Второй год — снова забраковали. С третьего захода приняли. Окончив училище, два года служил в районе Порт-Артура: разоружал под водой незнакомые образцы мин. Потом Заполярье, самые глухие уголки. Пять лет уже не брал отпуска — никто не может уговорить. Холост, как новорожденный.

— С одной стороны, много, с другой стороны, небогато, — заключил Старший Лейтенант.

Мы не успели ответить — вернулся Минер. Вернулся и, заложив руки за голову, опять лег на спину.

— Ах, да! — спохватился я. — Старший Лейтенант, хочешь, койками поменяемся?

Старший Лейтенант от восторга даже покраснел сквозь свою коричневу. Он целый год канючил у меня это место у окна с видом на грязно-серый валун.

Мы тут же перенесли постели.

Конечно, если странный Минер однажды подорвет свои запасы, мне нельзя надеяться на счастливую участь. Но все же приятнее почему-то, когда на бочке с порохом сидит твой товарищ, а не ты сам.

Недельки через две, когда ему взбредет «уснуть» на новом пляже, я признаюсь ему. Скажу: «Кстати, я вчера узнал, что у Минера хранится всего один направленный заряд. Но, — скажу, — ты спроси, зачем он его направил вверх?»

— Минер, — нарушил молчание вездесущий Старший Лейтенант, — почему вы всегда молчите?

— Привычка, ребята…

— Думаете?

— Гм…

— О чем… если не секрет? О личном или о работе?

— Потом когда-нибудь.

— Ну, тогда не обижайтесь: мы редко молчим.

Он кивнул и даже улыбнулся чуть-чуть, хотя улыбкой это можно было назвать лишь с огромным допущением.