Воды слонам!

Слон, огромное животное цвета грозовой тучи, высится у дальней стены шатра.

Мы проталкиваемся сквозь суетящихся рабочих и останавливаемся прямо перед ним. Вернее сказать, перед ней. Она просто колоссальна – не меньше десяти футов в холке. Кожа у нее в крапинку и вся, от хобота и до хвоста, потрескавшаяся, словно высохшее русло реки. Лишь на ушах она гладкая. Слониха смотрит на нас совершенно по-человечески. Ее глубоко посаженные янтарные глаза обрамлены на редкость длинными ресницами.

– Боже правый! – произносит Август.

К нам, словно отдельное существо, тянется хобот и болтается из стороны в сторону сперва перед носом у Августа, потом перед Марленой и, наконец, передо мной. Венчающий его выступ, похожий на палец, покачивается и совершает хватательные движения. Ноздри раздуваются и сжимаются, пыхтя и сопя, а потом хобот возвращается назад. Он раскачивается перед своей обладательницей словно маятник, словно гигантский мускулистый червяк. Палец на его конце подбирает с земли пучки сена и тут же роняет обратно. Я гляжу на качающийся хобот и жду, когда он вернется. Даже протягиваю навстречу ему руку, но безрезультатно.

Август глазеет на него в полнейшем оцепенении, Марлена просто глазеет, а я даже и не знаю, что подумать. Никогда не видел таких огромных животных. Она выше меня по крайней мере на четыре фута.

– Это вы слоновод? – спрашивает внезапно образовавшийся справа человек. На нем грязная рубаха, выбивающаяся из-под подтяжек.

– Я главный управляющий зверинца и конного цирка, – отвечает, вытягиваясь в полный рост, Август.

– А где ваш слоновод? – спрашивает человек, сплевывая коричневую от табака слюну.

Слониха вытягивает хобот и похлопывает его по плечу Ударив ее, он отходит подальше. Слониха открывает похожий на черпак рот, словно бы улыбаясь, и принимается раскачиваться в такт движениям хобота.

– А зачем он вам? – интересуется Август.

– Так, хочу ему кое-что шепнуть, больше незачем.

– О чем же?

– Чтобы он понял, во что влип.

– То есть?

– Позовите слоновода, тогда и скажу.

Август хватает меня за руку и выталкивает вперед.

– Вот. Вот мой слоновод. Выкладывайте, во что мы влипли.

Окинув меня взглядом, он заталкивает табак поглубже за щеку и продолжает разговор с Августом.

– Эта чертова зверюга – тупейшее животное на земле.

Август смотрит на него в остолбенении:

– Мне казалось, что это должен быть лучший слон. Эл говорил, что это лучший слон.

Человек фыркает и сплевывает в сторону слонихи струйку коричневой слюны.

– Как вы думаете, если это лучший слон, почему он остался последним? Полагаете, вы – единственный цирк, который подбирает крошки? Да вы вообще на три дня опоздали. Ну, удачи! – Он отворачивается, собираясь уйти.

– Постойте, – тут же окликает его Август. – Расскажите-ка подробней. Она с норовом?

– Не-а, просто тупая как пень.

– А откуда же она такая?

– Бродячий слон. Ее водил какой-то грязный поляк, который сдох в Либертивилле. Городские власти отдали ее почти задаром. Даже не торговались, ведь она ни черта не делала, только жрала.

Август бледнеет:

– Вы хотите сказать, что она даже не цирковая?

Человек перешагивает через веревку и уходит за слона. Возвращается он с дерёвянным шестом около трех футов в длину с четырехдюймовым железным крюком на конце.

– Вот вам крюк. Еще пригодится. Удачи! Что до меня, в жизни больше не подойду ни к одному слону! – Он снова сплевывает и уходит.

Август и Марлена таращатся ему вслед. Я оглядываюсь и замечаю, как слониха вытаскивает хобот из корыта с водой. Подняв его, она прицеливается и выстреливает в уходящего с такой силой, что шляпу у него с головы буквально смывает потоком воды.

Он останавливается. С головы и одежды струями стекает вода. Помедлив, он вытирает лицо, поднимает с земли шляпу, отвешивает изумленным рабочим поклон и удаляется.

ГЛАВА 10

Август пыхтит, сопит и краснеет, если не сказать пунцовеет. А потом резко уходит – должно быть, обсудить новости с Дядюшкой Элом.

Мы с Марленой обмениваемся взглядами и, не сказав друг другу ни слова, остаемся на месте.

Рабочие зверинца один за другим уходят, а животные, которых наконец накормили, устраиваются спать. Хорошо, что этот безнадежный день завершается с миром.

Наконец, мы с Марленой остаемся в зверинце одни и по очереди подносим корм к пытливому хоботу Рози. Когда странный резиновый палец на его конце выхватывает у меня из рук пучок сена, Марлена взвизгивает от радости. Рози покачивает головой и улыбается.

Обернувшись, я замечаю, что Марлена смотрит прямо на меня. В зверинце тихо, если не считать шуршания, посапывания и негромкого почавкивания. Снаружи, вдали, играет гармоника. Мелодия – какой-то вальсок – мне знакома, вот только названия не припомню.

И вдруг непонятно как – я ли тянусь к ней, она ли ко мне – она оказывается у меня в объятиях, и мы принимаемся вальсировать, приседать и подпрыгивать прямо перед низко натянутой веревкой. Кружась, я замечаю, что Рози подняла вверх хобот и улыбается.

Внезапно Марлена отстраняется.

Я замираю в растерянности, так и не опустив рук.

– Ох, – выдыхает Марлена, отчаянно краснея и отводя глаза. – Ага. Ну, вот. Пойдем подождем Августа, хорошо?

Я смотрю на нее долго-долго. Мне хочется ее поцеловать. До того хочется, как в жизни еще ничего не хотелось.

– Да, – отвечаю наконец я. – Да, пойдемте.

Час спустя Август возвращается. Вихрем ворвавшись в купе, он с грохотом захлопывает за собой дверь.

– Этот бестолковый сукин сын заплатил за этого бестолкового сукина слона две тысячи! – провозглашает он, швыряя шляпу в угол и срывая с себя пиджак. – Две тысячи зеленых, чтоб его! – Он падает на ближайший стул и прячет лицо в ладони.

Марлена достает бутылку виски, однако, взглянув на Августа, ставит на место и тянется к бутылке пива.

– И это еще не самое худшее, о нет, – продолжает Август, развязывая галстук и расстегивая воротничок. – Хотите знать, что он еще натворил? Хотите? А ну, угадайте!

Август смотрит на Марлену – та совершенно невозмутима. Она наливает в три бокала по доброй порции виски.

– Я сказал, угадайте! – рычит Август.

– Откуда же мне знать? – тихо отвечает Марлена, закупоривая бутылку виски.

– Он потратил остатки денег на вагон для этого проклятого слона!

Вдруг Марлена вся превращается во внимание.

– А разве он не нанял ни одного артиста?

– Еще как нанял.

– Но…

– Да. Именно, – обрывает ее Август.

Марлена протягивает ему стакан, жестом предлагает мне взять мой и садится.

Я отхлебываю и выжидаю, сколько могу.

– Послушайте, должно быть, вы оба понимаете, о чем говорите. Но я не понимаю ни черта. Может, объясните, что все это означает?

Август отдувается, откидывает со лба выбившуюся прядь волос и, склонившись, упирается локтями в колени. Подняв голову, он принимается сверлить меня взглядом.

– Это означает, Якоб, что мы наняли людей, которых нам некуда селить. Это означает, Якоб, что Дядюшка Эл конфисковал один из вагонов для рабочих и объявил спальным вагоном для артистов. А поскольку он нанял двух женщин, ему пришлось сделать там перегородку. Это означает, Якоб, что меньше дюжины артистов займут кучу места, а шестьдесят четыре рабочих будут спать под вагонами.

– Но это же просто нелепо! – восклицаю я. – Почему бы ему не подселить в вагон к рабочим всех, кому нужно пристанище?

– Это невозможно, – говорит Марлена.

– Но почему?

– Потому что нельзя смешивать рабочих и артистов.

– Как нас с Кинко?

– Ха! – фыркает Август и с кривой ухмылкой выпрямляется на стуле. – Ну-ка расскажи нам – страсть как интересно! Как там у вас дела? – Он вскидывает голову и улыбается.

– Марлена делает глубокий вдох и закидывает ногу на ногу. Миг спустя красная кожаная туфелька начинает раскачиваться туда-сюда.