Ковчег

Они пали на колени и вознесли благодарственную молитву. Затем Ной объявил:

— Пора за дело.

Сначала выпустили из ковчега мелких животных, и те на удивление быстро исчезли из виду. Мирн и Яфет с гиканьем и смехом гнали их в поля. Глядь — зверушек и след простыл. Потом Мирн вернулась в каюту с коконами и обнаружила, что все они раскрылись. Стены покрылись живым ковром. Она распахнула окно, и поток бабочек хлынул наружу — от ковчега будто валили клубы оранжевого, черного, красного, голубого и желтого дыма. Эти клубы, этот играющий буйством красок поток состоял из мириад бабочек — начиная от совсем крошечных и заканчивая гигантами размером больше ладони. Бабочки плыли над долиной, вселяя в сердца надежду.

Хам и Бера освободили лис, обезьян, броненосцев, огромных толстых змей, енотов, ленивцев и кабанов, которые ворчали и резко втягивали носами воздух, не веря своим ощущениям.

— Пошли! — покрикивал Хам на зверей, глядя, как они ползут, бредут или несутся прочь.

Бера смотрела им вслед с тоской:

— Боюсь, мы их больше никогда не увидим.

— По мне, так тем лучше, — проворчал Хам, взбираясь на гранитный валун неподалеку от корабля.

С трудом развели двери ковчега, вздувшиеся от воды. Илия и Сим вывели остальных животных. С длинными шеями, продолговатыми телами и вытянутыми мордами, звери выходили из глубин ковчега. Они подозрительно крутили головами, моргали, фыркали и шли вперед. Они еле отрывали ноги от земли, словно сомневаясь в истинности происходящего. Хам стоял в безопасности на валуне и хохотал над ними.

— Пошли, чудища! — кричал он, размахивая руками. — Хотели свободы, так нате вам! Теперь пошли отсюда, и убереги вас Бог подойти к нам близко!

И звери бежали: по колено утопали в болотистой почве слоны, воровато крались гигантские кошки, тяжело ступали быки и летели антилопы. Жирафы шли иноходью, зебры — рысью. Волки кинулись прочь стрелой. Носороги ступали осторожно, как старики, страдающие близорукостью.

— Ребро Адамово, — пробормотал Яфет Бере. — Клянусь, их явно стало больше.

— Кое у кого было потомство, — сказала Мирн.

— Это точно, — кивнула Бера. — Хотя… видишь тех газелей с закрученными рогами? Я их вообще не помню.

— Эти уж точно не из моих, — возразила Илия.

Хам бросил на Беру косой взгляд:

— В клетках было столько зверья, неудивительно, если ты кого-то не запомнила.

— Все может быть, — подумав, пожала плечами Бера.

Семья Ноя молча смотрела, как животные покидали ковчег. Совершенно очевидно, что из его недр вышло больше животных, чем туда зашло. Исход был продолжительным. Жена куда-то поманила Мирн, и вскоре они вернулись с корзиной, полной яблок, винограда и маленьких красных треугольных ягод.

— Кто хочет завтракать?

Они расселись прямо на валуне. Жена даже принесла овечий сыр в маленькой глиняной миске.

— Вот, приберегла, — сказала она и улыбнулась как девочка, что всех несказанно удивило.

Солнце уже прошло половину пути по лазоревому небу, нависшему над зеленью лугов, в реальность существования которых они едва успели поверить. Животные проделали в лугах темные борозды, которые казались нитками, связавшими мир воедино. Поток животных все еще тянулся тонкой струйкой от лодки. Семья едва ли успела заметить перемену: некогда мир сжался для них до размеров ковчега, теперь мир огромен, а ковчег — только малая часть его.

От полноты счастья люди крутили головами и глупо улыбались. Фрукты были сладкими, а сыр — соленым и острым. Еду запивали чистой речной водой. Потом все сошлись во мнении, что ничего вкуснее в своей жизни не ели.

Это было год назад. Бера родила Елама, Илия — Ханаана, Мирн — Гомера. Теперь их тринадцать. Тринадцатым стал сын Хама — Ханаан. Сим уверяет, что тринадцатое число несчастливое, но отказывается объяснить почему. Так или иначе, скоро семья снова увеличится: женщины опять беременны.

Сегодня Ной всходит на вершину холма в поисках уединения. Ему хочется поговорить со Всемогущим, хотя он не возлагает особых надежд на то, что беседа состоится. Ной прекрасно знает: у Яхве Свои заботы.

— Ной.

Он останавливается так резко, что чуть не падает, и чувствует, как что-то давит внутри черепа. Ощущение пусть и не очень знакомое, но успокаивающее.

— Господи?..

— Я доволен тобой, сыновьями твоими и женами их.

Ной склоняет голову.

— Теперь осталось лишь одно дело.

У Ноя першит в горле от страха. Честно говоря, он полагал, что с делами покончено.

— Да, Господи.

Неужели в голосе Яхве прозвучало изумление?

— Не бойся, Ной. Это дело не из утомительных.

Ной не в силах сдержать вздоха.

— Внемли же повелению Моему. Скажи сынам своим и женам их, чтобы разошлись они по земле и, плодясь и размножаясь, вновь наполнили ее.

— И все? — спрашивает Ной.

— Все, — отвечает Господь.

«Мальчиков-то я знаю, от такого дела они не откажутся. Хотя, с другой стороны, жены…» — думает Ной.

— Все движущееся, все, что живет, — продолжает Господь, прерывая размышления Ноя, — будет вам в пищу. Но и вы будете пищей для каждой твари живой.

Ной не уверен, что правильно понял. Он щурится:

— Это…

— Кто прольет кровь человеческую, того кровь прольется рукою человека: ибо созданы вы по образу и подобию Моему.

— Да, Господи. Только я не думаю, что кто-то будет лить кровь…

— Ужель тебе ведомо больше, чем Мне?

Ной замолкает.

— Поставлю завет Мой с вами, что не будет более истреблена всякая плоть водами потопа. Не прокляну Я более человека и дела его. Злы люди по природе своей, но не стану более истреблять их.

Ной лихорадочно думает, что ответить:

— Спасибо…

— Вот знамение, что всякий раз будет напоминать о завете Моем.

Через весь небосклон протягивается такая яркая радуга, что у Ноя перехватывает дыхание. Выгнувшись от горизонта до горизонта, она гигантской призмой обрушивает на землю всю палитру цветов, окрашивая поля красным, берега речки желтым, фруктовые деревья сине-фиолетовым. Синеет даже тень, которую отбрасывает Ной. Он пытается что-то сказать, но слова застревают в горле. Потом Господь исчезает из головы Ноя, и он снова остается в одиночестве.

Он медленно спускается с холма и встречает Беру с козами. В этот год козы принесли на удивление много потомства — в стаде две дюжины козлят. Бера прижимает к груди ребенка и говорит свекру:

— Никогда не видала таких красок.

— Чего? А, да, миленько, — соглашается Ной.

— Сим бы сказал, что радуга — знак.

— Да ну? — Ной глядит вверх, но радуга постепенно меркнет. — Ему видней.

Бера поднимает брови, но не продолжает разговор.

Когда Ной возвращается домой, радуга уже почти исчезла. Пора к столу. Все говорят о радуге.

— Радуга означает, что Яхве доволен нами, — заявляет Сим.

— Правда? — как обычно едко спрашивает Хам. Он улыбается и щекочет пальцем животик Ханаана.

— Я думаю, Яхве хочет донести до нас кое-что еще, — тихо произносит Яфет. Он делает глоток вина, которое стал готовить в прошлом году из виноградного сока, и морщится: — Слишком кислое. Короче говоря, мне кажется, Он хочет сказать, что дело не закончено.

Сим садится прямо:

— С чего ты взял?

— Это же просто, Сим. Ты же мастак в знаках, знамениях и предвестиях. Ты должен признать, что они обычно являются до, а не после чего-то ужасного.

— Предупреждения, — говорит Хам.

Яфет делает неопределенный жест искалеченной рукой:

— Именно.

Все смотрят на Ноя и отводят взгляд. Он молчит. Они пьют розоватое вино первого урожая, оно кислое, в желудках становится неспокойно. Яфет принялся за виноделие с не свойственной ему энергией. Все пьют вино с удовольствием, подсластив его медом, — все, за исключением Ноя. Ему нравится и без меда. Он опрокидывает чашку за чашкой.