Privatизерша

упрямства! Быть может, мы мало предложили в качестве гонорара за лечение?!

— Вы заплатили ровно столько, сколько я прошу с каждого клиента. Дело не в деньгах.

Артур увидел перед собой какие-то блики. Так обычно показывают на экранах лица нагадивших и не желающих отвечать за содеянное ментов.

— Тогда в чем, черт вас возьми? — голосом готовой на все женщины прошептала Рита.

— Быть может, если бы вы были откровенны во время первичного осмотра, и мне удалось бы уладить проблему сразу, возможно, вы не обращали бы меня сейчас в сторону дьявола и не винили меня как первопричину своих несчастий.

— О чем он?

Рита посмотрела на Артура. Это была не Рита. Чужое лицо, чужие глаза, чужие губы.

— Я хочу знать, что происходит…

— Вы ставите меня в крайне затруднительное положение, — сказал Айзман, опуская глаза, и Артур почувствовал, что это не ответ ему, а обращение к его жене.

— Рита?..

Она вынесла в его сторону ладонь и подняла на Айзмана покрытые сетками красных прожилок глаза.

— Мне нужен только один ответ — да. Да, я могу иметь детей. Что я должна для этого сделать?

У Артура было такое ощущение, что его крутят на центрифуге и остановка не намечается. В его присутствии деловито шел разговор, истинный смысл которого при всей простоте фраз и законченности мыслей он не понимал.

— Я боюсь, что психологическая травма причинила вашему организму непоправимый вред, миссис Чуева. Я… правильно трактую проблему травмы?..

— Да, доктор.

Он покачал головой и, стараясь не смотреть на Артура, показал пальцем сначала на освещенную стену, на которой бесформенными пятнами красовались рентгеновские снимки органов малого таза:

— Ваша проблема не там, — и он показал тем же пальцем себе на переносицу, — а здесь.

Она с благодарностью посмотрела на Айзмана.

— Доктор, спасибо за добрый совет. И за… в общем, за все спасибо, — английский Риты был безукоризнен. — Я избавлю вас от недостойной вас сцены.

— Я буду признателен за это…

Они молчали по дороге в «Хилтон», молчали вечер, ночь, и заговорили лишь тогда, когда шасси «Боинга» коснулись посадочной полосы Шереметьева.

— Хотел бы я знать, отчего я вдруг увидел перед собой стену, которая осыпалась, но идти вперед невозможно, потому что столбом стоит пыль.

Самолет делал последний полукруг перед терминалом, она молчала, и Артур, с беспричинной внимательностью разглядывая архитектуру здания, сказал еще раз:

— Наверное, многое я отдал бы за то, чтобы узнать не тайну, которую прячет от меня та, от которой у меня никогда не было секретов, а причину, которая заставляет ее превращать что-то в тайну. И я только сейчас понял, что готов отдать еще больше, чтобы этой тайны не знать.

— Арт, — она положила холодную, как лед, ладонь на его руку, — скажи… милый… родной мой Арт… скажи, чего бы ты не простил мне никогда в жизни?

«Боинг» в последний раз засвистел турбинами, отдавая салют экипажу, доведшему его до земли невредимым, и Рита сквозь шум услышала:

— Я признаюсь своей