Суть острова

– Батя, но ты не наглей, дорого полтинник! Давай тридцать… пять. И обувь тебе со скидкой латать буду, а? Я правильную цену говорю, я тебе совет какой дал? Я правильный тебе совет дал, бесплатный совет. И ты не жмись!

Сигорд, который час назад был бы счастлив «забодать» что-либо из найденного за червонец, все же переборол в себе вспыхнувшую алчность.

– Хорошо. Бери… за сорок.

– За тридцать пять!

– За сорок. И плюс у меня к тебе дело.

– Тридцать пять. Какое дело?

– Я тебе этот ящик и точно такие же, несколько штук, за сорок отдам, к другим сапожникам предлагать не пойду. Только через тебя. Просекаешь фишку?

– А много у тебя? – Сигорд прикрыл глаза, чтобы лучше вспомнить и вновь открыл.

– Десятка два наберется. – Теперь уже ассириец поднял к небу агатовые глаза и наморщенный лоб; Сигорд готов был поклясться, что видит в них попытку умножить двадцать на двадцать, а то и на тридцать…

– На – твои сорок! Но если обманешь – здороваться не буду. Плюну на асфальт и отвернусь, понял, да? Мне предлагай, а другим нет. Когда ящики принесешь?

– Гм… Черт… Сегодня у меня засада со временем… Сегодня два или три принесу, а завтра-послезавтра остальные.

– Хоп. Погоди, отец. Сегодня два принеси, не надо три. А завтра к двенадцати подходи и мы все решим. Я бы сам подошел куда скажешь, да видишь… – сапожник вытянул забинтованную ногу. – Ошпарил-мошпарил, понимаешь, месяц еще ходить как следует не смогу.

– Ох, ты! Да!.. Круто тебя… Я завтра приду, мне не трудно. А два ящика… К шести устроит?

– К шести как раз устроит. И выручка будет, и заедут за мной. Жду, батя. Руку давай, жму – не прощаюсь.

– Будь.

Камал не обманул, и Сигорд не подвел: не за три, правда, за четыре дня натаскал он ящиков ровно на косую, на тысячу талеров, двадцать пять коробов по сороковнику каждый. Плюс Камал взял шефство над его новыми ботинками, сам обстучал их, обмял, сам смазал, поставил накат на и без того толстенную подошву и тонкие резиновые подметки на каблуки.

– Не смотри, что тонкие, сносу им не будет, резина особая. Хотя, как носить…

Распрощались, оба довольные друг другом, пообещали «если что – обязательно, в первую очередь», в общем, наконец-то, лед тронулся и бизнес для Сигорда пошел.

Он даже постригся в парикмахерской на халяву, в один из дней, когда подростки-ученицы из соседней ремеслухи проходят практику на всех желающих. Если бесплатно – почему бы и нет? Но халява-то халявой, а чтобы не погнали взашей – выбрал Сигорд лучшее из своего гардероба: ботинки армейские, брюки черные, без заплат и лоска, со стрелками – он ведь с такого урожая и утюгом спроворил разжиться, электрическим, за червонец, вполне работающим… К брюкам и рубашка, тоже военная, хаки, но не со свалки, а с барахолки, от Розы, с которой он самым краешком поддерживал ненавязчивый и необременительный контакт.

– Так, говоришь, так и не развязался? Троица-то миновала неделю как?

– И не развяжусь. Понравилось мне. Я сразу же до следующей зарок дал.

– Молодец, не то что мой Титус. Смотрите, бабы, дал человек слово в святом месте – и вон как держит!

– Да, орел. Хоть замуж выходи! Ты ведь жених, а? Холостой? Постирать, постель согреть, а?

Торговки едко смеялись, однако Сигорд и в самом деле ощутил, что теперь он вроде бы как и ровня всем этим теткам, сторожам, носильщикам: живет в жилище, при деньгах, при заработке. Заработки случайные, конечно, а все же тысяча – не с куста упала, ею можно почти полгода за квартиру платить. Да. Вот и постригся он, и никто от него не поморщился, разве что на зубы покосились. Да, с зубами дрянь дело. Наверняка и запах, надо бы щетку и пасту… да денег жалко. Зубы-то пастой не вернешь. Одно дело голову в тепле держать – тут на шапке не поэкономишь, вынь четвертак и отдай за шерстяную. То же и куртку, но тут уже в сотню пришлось выставляться: одну, парадную, за семьдесят, а другую, для свалки, за тридцатник удалось ухватить, главное, что теплая.

Сигорд по-прежнему не любил заглядывать в зеркало, и что там смотреть: взгляд какой-то трусливый, щеки дряблые, зубы… Все лицо в морщинах, каких-то пятнах, рубцах, буграх. Ну, может, не трусливый, но все равно робкий. Через взгляд и вид у него какой-то виноватый… Но в магазин при полном параде он уже может зайти, и его никто не выгонит. Ассириец очень странную вещь ему сказал, бред собачий, но почему бы не проверить, коли время есть? На свалке – до обеда, а в город – на геологоразведку – после обеда, потому как к сумеркам на свалке лучше не задерживаться. Странные слухи про ночное время ходят, вроде как люди там бесследно исчезают. Не люди, а бомжи, но все равно… Ладно, легенды легендами, а слухи – слухами: Камал уверял его, что такие ботинки, как у него, пользуются спросом у молодежи, вроде как и не смеялся. Но сколько Сигорд ни глазел по сторонам – ничего подобного на ногах у молодых людей не видел. Штиблеты, ботинки, туфли, кроссовки, кеды, сапоги, боты даже – да, а вот таких кошмарных ботинок с низкими голенищами – ни разу.

– Девушка… Девушка!

– Да, слушаю вас?

– У меня вот какой вопрос: вот у меня ботинки…

– Так. И что? Только не надо мне их в нос пихать.

– Вы… Ваш магазин не покупает таких? У населения?

– Нет. Это надо в отдел закупок обращаться, здесь мы только продаем.

– А где у вас отдел закупок?

– Не знаю. Не мешайте работать. – Расфуфыренная, все лицо и уши в краске, в булавках, девица-продавщица ясно дала ему понять, что неинтересны ни он сам, ни слова его. Ага, работает она, стоит, треплется с каким-то разряженным попугаем…

– Но вы же позиционируете себя, как магазин нестандартных решений в одежде…

Однако, говорил уже Сигорд тихо и в пустоту. Делать нечего, оставалось только засунуть ботинки обратно в мешок и покинуть сей «Альтернативный прикид». Ладно, постепенно и эти сносит, зато прочные.

– Почем шуза, дед? – Сигорд в сильнейшем раздражении дернул рукой:

– Не цапай. Внучек, тоже мне… Двести. Самовывоз. Понял?

– Двести? Ни хрена себе! Ну-ка…

Парень был белый, но явно закашивал под негра: волосы в мелких косичках, кепка-полуберет задом наперед, серьги. Только кольца в нос ему не хватало и юбки из пальмовых листьев…

– Какой размер?

– Сорок второй.

– Как это сорок второй?

– Э-э, по новому – двадцать шестой с половиной.

– А кроме шузов есть что?

– Ничего.

– На. Вот сотня, вот вторая. Все правильно?

– Да. – Очумевший Сигорд никак не мог поверить в случившееся.

– Тогда, будь добр, прими грабки с моей обуви, да? Пока, дед. Пит! Пит, казила! Глянь, какую чуму я атарвал! Все наши падонки с Иневии завтра в аут павалятся! Сматри!..

Отработанным движением Сигорд сунул рулончик с бумажками глубоко под мышку, во внутренний кармашек, и на ватных ногах двинулся к выходу. Все было слишком похоже на внезапный гром в случайном сне, чтобы принять все это за реальность… В тамбуре, в переходе между магазинными тропиками и уличной зимой его крепко взяли за шиворот.

– Этот?

– Да, да, он! Я же тебе говорю, он ко мне подходил.

Следовало ожидать. Пусть отберут, лишь бы не пырнули… Сигорд повернул голову.

Держал его крепкий мужик лет тридцати, но на грабителя не похож: во-первых одет не по уличному, без пальто или куртки, во-вторых весь из себя в старинном двубортном костюме, кок на голове, такое всё стиляжное роскошество даже Сигорд в юности уже не носил, как бесславно устаревшее… Рядом с ним охранник в униформе, он еще здоровее, а сбоку эта шмакодявка продавщица верещит, показания на него дает.

– Ты что здесь творишь, уродец? Это тебе что здесь, вокзал, базар? Ну?

– Воротник… Отпустите, юноша, мой воротник. Будьте так любезны? – Сигорд словно бы контрастный душ принимал: из предсмертного ужаса он окунулся в целое озеро блаженства: его не убьют, это не ограбление и не разбой. Максимум – дадут пинка и вышвырнут вон, наверняка даже с полицией заморачиваться не захотят, чтобы имидж заведению не портить. И деньги уже – надорвутся отнимать. Да, лишь бы не в полицию, там всего хуже, но это вряд ли, явно к иному дело идет – пинка и отпустят… Рука дрогнула и высвободила воротник.