Мое волшебное чудовище

Да на хрен мне этот ремонт, – засмеялся Кузьмич, забирая деньги, – мне самое главное – выпить бы, а там хоть трава не расти!

Кузьмич, а под тобой соседей тоже залило?! – спросил я с волнением.

А черт их знает, может, и залило, – кисло усмехнулся Иван Кузьмич, – Спиридоновы ведь на работе все. Наверное, все же залило, я ведь минут пятнадцать воду собирал, отжимал все в бадейку!

А как ты думаешь, они милицию вызовут?!

Спиридоновы-то?! – засмеялся Кузьмич. – Эти обязательно вызовут! Даже к гадалке не ходи! А что ты испугался?! Ты же вроде сам милиционер!

Ну, ладно, спасибо, Иван Кузьмич, я уже пошел! – прошептал я с опаской.

Что, убежать хочешь?! – хохотнул Кузьмич.

Если б только знать куда?! – вздохнул я.

А давай ко мне в деревню, у меня все равно там дом пустует уж с осени, – предложил Иван Кузьмич, – у меня там, в погребе, и картошка лежит, и огурчики есть с грибочками, а если еще и водки купить, такой праздник можно сделать!

Только я, Кузьмич, не один, – честно признался я, – у меня еще жена и собака есть!

И где же ты их нашел так быстро? – засмеялся еще громче Кузьмич.

Где их нашел, там их уже и след простыл, только жена у меня с ножкой в гипсе лежит, не встает, и как ее повезти, не знаю!

Да, это плевое дело, – усмехнулся Кузьмич, почесав с удовольствием свой затылок, – я свояку позвоню, он вас на «Газели» до самой деревни довезет! Да, а как зовут твою благоверную-то!

Вообще-то, я ее Рыжухой зову, а так в миру ее Идой Марковной кличут.

Еврейка, значит, – почесал уже левое ухо Кузьмич.

Выходит, что так!

Ну, ничего, евреи тоже наши люди, – высморкался Кузьмич, – так что жди! Сейчас свояку позвоню, и сразу к тебе прибегу! А там и в деревню поедем, ты ведь уже не работаешь, ведь!

Да, я пока на женкины денежки живу! – как-то робея, признался я.

Неплохо устроился, – похвалил меня Иван Кузьмич.

Да уж стараюсь! Ну, ладно, я пошел ждать тебя! А как мы будем мою Рыжуху переносить?!

Да, как-нибудь на себе перенесем, – хитро улыбнулся Кузьмич.

Главное, чтоб ее головкой об лестницу не шмякнуть, – призадумался я.

Ну, Тихон, ты вечно, как дите малое, – закашлялся от смеха Иван Кузьмич.

Ну ладно, я пошел, буду ждать тебя со свояком.

Обязательно жди! – крикнул мне вдогонку Иван Кузьмич.

Возвратившись домой, я услышал за дверью разговор моей Рыжухи и Сергея Сергеевича. А как услышал его солидный бас, так и замер весь с перепугу-то.

Да, как ты, дура, не поймешь, что он олигофрен, самый настоящий олигофрен, – говорил Рыжухе Сергей Сергевич.

Да, он просто прикидывается, – сквозь слезы шептала Рыжуха, а Альма на них обоих слегка порыкивала.

Да, как ты не поймешь, я ведь и справки насчет него навел, – еще выше брал ноту своим басом Сергей Сергеевич, – его даже на службу взяли благодаря какому-то дальнему родственнику! И школу он вспомогательную заканчивал!

И значит, вы у олигофрена вымогали деньги, – усмехнулась моя Рыжуха.

Да, не знал я тогда, что он олигофрен, – вздохнул Сергей Сергеевич, – а к вам я пришел сказать, что дело уже закрыл!

А я вам не верю! – прошептала Рыжуха.

Ну и наплевать! – закричал на нее Сергей Сергеевич, – только с этим дураком вы еще сядете в лужу! Помяните мое слово!

Зато он безобидный и смешной! – воскликнула Рыжуха.

Такой безобидный, что меня по рукам и ногам связал, – обиженно вздохнул Сергей Сергеевич.

А вас надо! – уже весело отозвалась Рыжуха.

Японский Бог, какой же я дурак был, что сюда пошел, – опять застонал Сергей Сергеевич, и вдруг неожиданно закричал:

Люди! Помогите!

Я тут же вбежал в комнату и снова засунул ему в рот свою старую милицейскую рубашку, и присел на кровать к Рыжухе.

Это, правда, что ты олигофрен? – прослезилась моя Рыжуха.

Да, нет, это врачи, дураки, чего-то там выдумывают, а так-то я совсем ничего, – смущенно прошептал я, обнимая Рыжуху.

Все равно я тебя не брошу, – прошептала Рыжуха, – потому что ты смешной и безобидный! – и поцеловала меня.

Через час пришли Иван Кузьмич со свояком и помогли мне перенести мне Рыжуху в «Газель», Альма бежала следом, неся в зубах сумку с вещами.

Сергея Сергеевича я уже к тому времени перетащил на кухню, а чтобы он не умер от голода, вытащил изо рта кляп, включил погромче радио, поставил на столе нарезанной колбаски с хлебом, чтобы он своей мордой мог до нее дотянуться, и кран в умывальнике чуть отвинтил, чтобы он хоть по капельке мог попить водички.

Ну, прощевай, Сергеич, авось, Бог даст, еще когда-нибудь свидимся, – сказал я, – квартиру запирать не буду! Тут ко мне еще один врач придет, так ты ему скажи, что я, мол, со своей Рыжухой уехал далеко, но за то, что он помог нам с Рыжухой очень премного благодарен. Он тебя, кстати, отвяжет и отпустит на все четыре стороны! Так что зла на меня, Сергеич, не держи! Ну ладно! Прощевай, Сергеич! – и я на прощанье даже поцеловал его в щеку, как родного, а Сергей Сергеевич почему-то прослезился.

Мне тоже захотелось заплакать, но, вспомнив, что он не столь уж и хороший человек, раздумал.

Пускай сам плачет, а нам некогда! – подумал я и спустился вниз к Ивану Кузьмичу, его свояку, моей Рыжухе и Альме, которые уже дожидались меня внизу в «Газели».

Глава 21

Прекрасная месть эскулапа

Юрий Владимирович Пончаков действительно решил помочь Кларе вернуть сестру Иду. С этой целью, на следующий день после знакомства и разговора с Кларой, он пораньше ушел с работы и отправился на квартиру к Тихону Тихонычу. Когда он позвонил в дверь квартиры Тихона Тихоныча, ему никто не открыл, тогда он ударил кулаком в дверь и дверь неожиданно открылась.

Думая, что это Тихон Тихоныч открыл ему дверь, а сам убежал в кухню, поскольку именно из кухни до его ушей долетела какая-то беспокойная возня, он весьма громко, и с небольшой обидой в голосе, сказал:

Что ж вы, Тихон Тихоныч, так плохо гостей своих встречаете! – и с этими словами он раскрыл дверь кухни, и застыл как вкопанный, с раскрытым ртом.

Перед ним связанный по рукам и ногам, сидел ужасно злой и опухший от недосыпания Сергей Сергеевич, от которого еще весьма ощутимо пахло мочой, и у ног которого валялся разбитый радиоприемник.

Мы-ы-ы, – замычал и заплакал Сергей Сергеевич, протягивая к нему свои связанные руки.

Однако, Юрий Владимирович явно не торопился развязывать хорошо знакомого ему следователя.

Ну, развяжите же меня, – чуть слышно, с хрипотцой прошептал, сорванным голосом, Сергей Сергеевич, – я и голос свой потерял! Всю ночь орал и ни одна даже гадина мне на помощь не пришла!

Позвольте, – задумчиво поглядел на него Юрий Владимирович, – а откуда я знаю, что вы сюда попали на вполне законных основаниях! А вдруг вы пришли сюда ограбить эту квартиру, а хозяева вас связали и вызвали милицию!

Сволочь, – опять еле слышно прошептал Сергей Сергеевич, – ничего я выйду отсюда, я тебя в тюрьму упеку!

Ну, что ж, – усмехнулся Юрий Владимирович и опять закрыл дверь кухни.

Стойте! – зашипел от волнения Сергей Сергеевич. – Стойте! Я пошутил! Простите меня!

Юрий Владимирович опять открыл дверь и поглядел с каким-то безумным восторгом на униженного и плачущего Сергея Сергеевича.

Вот, видите, как плохо вмешиваться в чужую жизнь, трепать людям нервы, портить им кровь, – вздохнул Юрий Владимирович и сел напротив Сергея Сергеевича.

А вы знали, что Тихон Тихоныч не муж Иды Марковны Гершензон, а самый настоящий олигофрен?! – прошептал Сергей Сергеевич.

По его голосу и изможденному лицу было видно, как ему тяжело говорить.

Знаете, меня совершенно не волновало, олигофрен был Тихон Тихоныч, или не олигофрен. Самое главное, я видел, что они с Идой Марковной любят друг друга, – снова вздохнул Юрий Владимирович и закурил.

И мне, – жалобно прошептал Сергей Сергеевич.

Юрий Владимирович вставил ему в губы сигарету и поджег.