Дневник мотылька

Что станется с ее неоконченным романом-диалогом между Ницше и Брамсом? Наверное, он не очень-то хорош. Но все равно слишком грустно сознавать, что все эти испещренные словами страницы исчезнут, так никем и не прочитанные. Кто-то ведь должен их прочесть? Не ее родители, конечно. Дорин отец всегда очень предвзято относился ко всему, что бы она ни делала.

Может быть, я должна стать ее читателем?

Думаю, иногда Дора хорошо относилась ко мне, раздражали только ее вечные лекции. Пренебрежение — вот чего я ей никогда не прощу. Только интерес к Эрнессе и связывал нас. А Дора интересовалась Эрнессой, поскольку Эрнесса обращалась с ней так же, как сама Дора — с другими. Дора ничего не могла с собой поделать. Ее самолюбие было уязвлено.

Как я могу писать такие низости о только что умершем человеке?

Ее книга отравила бы меня.

Эмили [15] смогла бы понять, что возникло между Дорой и ее смертью, а я не могу.

27 декабря

Вчера вечером я обнаружила кое-какие интересные факты, порывшись в папиной библиотеке. Я знала, там должно быть то, что я ищу. Есть множество способов стать вампиром или ревенантом (от французского слова, означающего «возвращение»):

а) если злодей совершит самоубийство при определенных обстоятельствах (что за «злодей» и какие такие «определенные обстоятельства»?);

б) если вампир явится к спящему человеку;

в) если летучая мышь пролетит над покойником, если собака или кошка перепрыгнет через гроб, если человек перегнется через покойника;

г) если человек умрет тайно;

д) если при жизни у человека будет похищена его тень;

е) если рот покойника останется открытым;

ж) если человека постигнет насильственная смерть;

з) если тело останется без присмотра, будет захоронено без соответствующих обрядов или погребено недостаточно глубоко;

и) если вампир укусит кого-нибудь, однако жертва может умереть, но так и не стать вампиром.

«Если рот покойника останется открытым» — как несправедливо! Несправедливо карать человека (или его душу) за то, что случилось, когда он уже был не властен над своим телом. Забавно было читать про рожденных с двумя душами, предназначение одной из которых — разрушить все человеческое.

Отец хотел умереть тайно — так поступают животные, уходя и сворачиваясь клубком, чтобы встретить смерть в одиночестве. Но Милу не было нужды скрываться от нас. Он не стыдился умереть. Должен быть последний выдох — последняя струйка воздуха, выжатая из надувного спасательного плота, последний штормовой порыв, перед тем как живое тело прекратит борьбу и невидимая душа освободится. Наверное, кому-то и в самом деле надо быть свидетелем этого.

31 декабря

Кажется, я убедила маму позволить мне больше не возвращаться в школу. Я сказала ей, что чувствую себя каким-то образом виноватой в смерти Доры и не могу избавиться от этого. Она хорошо понимает мое состояние — горе, чувство вины, раскаяние.

ЯНВАРЬ

1 января

Я не верю, что отец до сих пор где-то рядом со мной, только в каком-то ином качестве. Я не верю, что могу общаться с ним. Мама считает иначе и бесит меня ужасно. Она принимает свои сны всерьез и считает, что до сих пор связана с отцом. Даже когда он является к ней в гневе. Все, что угодно, — лишь бы он не забывал о ней.

Я завидую Эрнессе. Я завидую ее дружбе с Люси. Завидую ее великолепной фигуре, ее умению играть на фортепиано, ее бесстрашию. И все это не может служить поводом к более сильным чувствам, чем простая неприязнь. Но «неприязнь» — слишком слабое слово. Сказать «ненавижу» — ничего не сказать. Когда я вижу ее рядом с Люси, меня переполняет омерзение.

Каждое упоминание об Эрнессе разрушает мой дневник. Он стал совсем не тем, чем должен был стать. И я не та, кем хотела быть.

После ланча

Я разложила связку чеснока вокруг своей кровати и зажгла благовония в курильнице перед тем, как лечь спать. Это сработало. Я спала намного лучше. Если я вернусь в школу, то всегда буду так делать. И пусть все думают, что я пытаюсь ладаном заглушить запах марихуаны.

После ужина

Только что позвонила Люси поздравить меня с Новым годом. И мы наконец-то по-настоящему здорово поболтали. Больше не было закрытых дверей между нашими комнатами. Дора сорвалась с водостока. Это могло случиться с каждой из нас. И мотыльки мне пригрезились. Я сказала Люси, что раздумываю о том, чтобы не возвращаться в школу после каникул. Она ответила, что не может понять почему.

— Когда мы вернемся, это уже не будет таким кошмаром, — сказала она. — Воспоминания утихнут. Я уже забыла об этом, побыв дома, вдали от школы. Мне уже кажется, что это был всего лишь страшный сон. Мы просто вернемся к нашим повседневным делам. После каникул все будет совершенно иначе, чем до, когда никто ни о чем другом и думать не мог.

— Надеюсь, — сказала я.

— Ты должна вернуться, — сказала Люси. — Мне будет очень-очень не хватать тебя.

Все, больше не стану читать о вампирах. Мистеру Дэвису надо было хорошенько подумать, прежде чем вовлекать нас в сверхъестественное, даже если сам он не слишком верит в него.

Я могла бы вырвать несколько страниц из дневника и начать заново.

4 января

Я думала, что на каникулах буду чаще писать в дневнике. Все-таки неплохие получились каникулы. Завтра снова в школу. Я возвращаюсь.

8 января

Другие девчонки переехали в комнаты Доры и Чарли, и даже воспоминания не осталось о том, что мои подружки когда-то жили рядом. Люси снова завтракает с нами. Двери между нашими комнатами снова открыты, и мы вместе проводим тихий час. Как будто ничего и не было. Люси изо всех сил старается наладить со мной отношения. Вот уже три дня мы в школе, а Эрнессы я толком и не видела. Она даже не ходит в курилку. Вечно запирается в своей комнате. Там, наверное, и курит. Знает, что миссис Холтон никогда не осмелится ее потревожить. Люси тоже избегает встречаться с Эрнессой. Сейчас я за ней зайду — пора спускаться на ужин.

Настал новый год.

Однажды я видела солнечное затмение. Солнце постепенно угасало, пока это не стало похоже на закат — закат в полдень. Я знала, что если поднять глаза на солнце, то оно покажется совсем темным, но его свет по-прежнему очень силен. Солнечное сияние может ослепить. Я сжала лицо ладонями, не давая себе повернуться к солнцу. И сколько бы мне ни говорили, что нельзя смотреть на солнце, я все равно хотела этого. Солнце только притворялось померкшим, день только притворялся ночью. И пылало черное солнце!

От Чарли ни писем, ни звонков. Я почти рада, что их обеих больше нет рядом со мной, что всё позади.