Жаркое лето Хазара (сборник)

Эти холодные отношения с начальством не дали Хасару возможности порадоваться и насладиться результатами удачно проведенной дяде-фронтовику операции.

Поначалу он очень боялся, что операция может пройти неудачно, что он не сможет помочь своему дяде и облегчить его страдания. И тогда получится, что он собственными руками добил человека, которого не смогла убить вражеская пуля, и тогда он всю оставшуюся жизнь будет винить себя в этом, не говоря уже о том, как ему после этого смотреть в глаза родным.

Эти переживания оказались напрасными, Хасар блестяще провел операцию и был счастлив, что ему удалось вырвать дядю из цепких лап смерти и с полпути вернуть к жизни.

Хасар не того боялся, что ему придется доставать пулю из груди дяди, он боялся, что пуля могла заплесневеть в теле дяди, и эта плесень, проникнув в кровь, могла вызвать другую опасность, во время операций подобного рода и такое случалось. Но на счастье во время операции удалось избежать всех этих побочных явлений, и теперь рана заживала и постепенно затягивалась. Конечно, он знал, что в этом вопросе ему здорово помог настрой самого дяди, который не поддавался унынию и верил в успех операции.

… На следующий день после операции, придя в себя, дядя увидел сидящую возле его кровати жену и сделал ей знак, чтобы она подставила ему ухо. Жена подумала, что он хочет попросить воды или еще чего-то, и склонилась над дедом. Старик, едва шевеля губами, прошептал:

— Жена, племянник долго рылся внутри меня, пока искал моего "немца", так что, похоже, он много чего лишнего оттуда убрал. Ты, давай, пощупай меня, проверь, твое-то хоть осталось на месте?

Женщина, не ожидавшая от мужа, находившегося на грани смерти, такой шутки, возмутилась:

— Восемьдесят лет прожил, а ума не нажил, боюсь, что теперь и не наживешь! — ругалась она, но в душе радовалась, что ее дед даже в таком тяжелом состоянии не падает духом.

И хотя старик сказал эти слова шепотом, их услышал больной с соседней койки, а затем узнали и остальные больные.

Когда лежишь в палате, пропахшей лекарствами, среди этих надоевших больничных стен, такие шутки дорогого стоят.

Теперь и медсестра, по нескольку раз в день заходившая в палату, чтобы сделать уколы и перевязки, справиться о состоянии больных, при виде старика, пряча улыбку, опускала голову, давая понять, что она тоже слышала об этой шутке.

И из соседних палат приползали больные, чтобы увидеть этого старого шутника, бросали на него таинственные взгляды.

И лишь начальник госпиталя, прослышав об этой шутке старого солдата, сделал из нее совсем другой вывод.

В один из дней, во время обхода больных, он, даже не поинтересовавшись состоянием деда, как это делал обычно, с холодным лицом коротко бросил на ходу: "Если он в состоянии шутить, значит, старик чувствует себя хорошо, в ближайшие дни готовьте его к выписке!"

Старик, не знавший об отношениях своего племянника с начальником, был поражен тем, как этот человек при виде его начинал кривить рот и совершать неприличные действия, не подобающие его чину. Он бросил эту фразу в надежде на то, что находившийся вместе с ним во время обхода Хасар придет к нему на поклон и попросит: "Этот больной пока еще не совсем здоров, давайте оставим его еще на некоторое время".

В тот день Хасар навестил дядю еще раз, чтобы справиться о его состоянии, и тогда старик выказал ему свое недовольство: "Племянник, я не понял, что означают слова твоего начальника, брошенные сегодня утром мне в лицо?"

Осматривая рану больного, Хасар ответил:

— Дядя, сколько времени потребуется для вашего лечения, столько и будем мы вас тут лечить. Мы лучше знаем, что надо больному. Пусть кто угодно и что угодно говорит, мы всегда поступали по-своему и так будет и впредь. Так что можете быть абсолютно спокойны! — Хасар дал понять дяде, что он сумеет его защитить и никому не даст в обиду.

В день выписки дяди из госпиталя Хасар вылетел утренним рейсом в Мары. Оттуда пришло сообщение, что в Иолотани в десантной части молодой командир совершил неудачный прыжок и получил серьезную травму, что он нетранспортабелен, поэтому его невозможно везти ни в Мары, ни в Ашхабад, поэтому обратились за помощью в военный госпиталь, где работали опытные хирурги.

В аэропорту его поджидала машина, на которой он срочно выехал в Иолотанскую больницу.

Выйдя из машины возле больницы, Хасар увидел статного мужчину — командира полка в чине подполковника, военного лет 50, который нервно прохаживался по двору и курил одну сигарету за другой. Он был одним из тех, кто с нетерпением ожидал прибытия столичного врача. Как только Хасар вышел из машины, устремившийся ему навстречу офицер увидел перед собой старшего по чину офицера и повоенному отдал честь, поднеся руку к виску. Затем подал руку.

— Как долетели? — для приличия спросил он, но всем своим видом молил врача о помощи. Вместо ответа Хасар молча кивнул головой, он видел, как волнуется командир, но в тот момент о причинах его беспокойства не догадывался.

Узнал о них лишь после рассказа его адъютанта, услужливо распахнувшего перед ним дверь в отделение.

— Товарищ полковник, парень, которому вы приехали помогать, сын встретившегося вам у входа подполковника, причем, его единственный сын, — голосом подчеркнул он.

В голосе парня тоже звучала мольба: "Доктор, сделайте все, что можете, помогите нам!"

Хасар не служил в десантных войсках. Но в какой-то степени ему был знаком род их деятельности. В советское время это были малочисленные войска, и считались они элитными. В них брали только самых достойных и смелых парней.

…В 1968 году, когда встал вопрос о подавлении так называемого "чешского мятежа", десантники во главе со своим легендарным командиром генералом Маргеловым такой "фокус" показали, что ни иностранные государства, ни сами чехи не поняли, что же произошло.

…Поздно вечером с военного аэродрома Калининграда один за другим в воздух поднялись девять истребителей и десантники 97-й гвардейской дивизии журавлиным клином выстроились за самолетом, летевшим из Парижа в Прагу, обманули воздушные службы чешских военных, вынырнули совершенно в неожиданном месте и вызвали у противника растерянность и смятение.

Не успел сесть парижский самолет, а десантники белыми пятнами рассыпались в воздухе, и пошли вниз, накрыв небо над Прагой своими белыми парашютами.

Растерявшийся при виде атаки десантников руководитель Чехословакии Дубчек уже через два часа летел на специальном самолете в Москву, на поклон к Брежневу…

Когда лейтенант Сексенбаев со своими десантниками захватил здание правительства, Дубчек в своем кабинете проводил совещание со своим окружением…

В ту пору Хасар был одним из военных врачей, прибывших в Прагу на пятнадцатый день после взятия города для оказания помощи пострадавшим. Проезжая на машине по городским улицам Праги, он видел вывешенные на многих домах плакаты: "Прочь, разбойники генерала Маргелова!"

По тому, как важничали эти самодовольные десантники, знал он и о том, что они стараются соответствовать тем представлениям о себе, какие выведены в их песне:

Узнав, что он прибыл в десантную часть, Хасар вспомнил этот куплет из песни, оставшийся в памяти с тех давних времен.

Осмотрев юношу-десантника, чей парашют при прыжке не раскрылся, Хасар сразу же понял, что как врач ничем не сможет ему помочь. Он еще не закончил осмотр, как юноша, пошевелив губами, словно желая что-то сказать, ушел из жизни. Не так давно этот юноша окончил Рязанское высшее военное десантное училище имени Генерала Маргелова и пару лет назад поступил на службу в полк своего отца. Он женился всего год назад. Думая о юноше, Хасар невольно сравнивал его со своим сыном Арсланом.