Кенгуру

Он взял письмо Жожо, намереваясь наконец прочесть его без спешки. Закурив, откинулся на сиденье. Но едва он затянулся, как рядом появился, словно из-под земли вырос, охранник.

— Погасить! Немедленно погасить! Курить запрещается! зло заорал он на Варью.

Тот погасил сигарету и высунулся из кабины.

— Если бы вы то же самое сказали нормальным голосом, я бы все равно погасил. Так что совсем ни к чему так орать. Это только вредит человечеству.

— Вредит?! Ах, так тебя растак, хулиган ты нестриженый! Я тебе покажу, что вредит и что не вредит!.. — вопил охранник.

Он схватил Варью за руку и попытался вытащить его из машины. Варью треснул его по голове англо-венгерским словарем и выдернул руку. Как раз в это время подошел инженер.

— Что здесь происходит?

— Этот вот курил в запрещенном месте. А когда я ему сделал предупреждение, ударил меня по голове куском железа.

— Во-первых, словарем. А во-вторых, когда он мне сделал предупреждение, я погасил сигарету и сказал, что можно было бы то же самое сказать тихо, а не орать. Тут он меня принялся дергать за руку и тащить из машины.

Инженер смерил охранника взглядом:

— Прошу вас вернуться на пост и не мешать разгрузке.

— Я об этом случае заявлю, куда следует... Я это в журнал занесу, я потребую разбирательства!.. — весь красный, не унимался охранник.

— Хорошо, заявляйте, а сейчас идите на свое место.

— Не пойду!

— Как один из ведущих инженеров института, я приказываю вам занять свой пост.

— Не займу... Здесь саботаж!..

— Уйдите отсюда, приятель,— совсем тихо сказал инженер. Чувствовалось, что терпение у него на исходе.

— Не уйду...

Варью стало жалко инженера. Все ж таки это свинство, что такой умный парень тратит время на всякие пустяки, когда ему нужно думать о манипуляторах и о тяжелом стекле. Он поманил охранника пальцем. Тот удивился. Варью повторил свой жест. Охранник с недоверием приблизился. Варью показал: мол, влезь-ка на подножку. Охранник просунул голову в кабину. Варью нагнулся к его уху и что-то зашептал. Охранник отпрянул с испуганным лицом, спрыгнул с подножки и торопливо ушел. Инженер с удивлением наблюдал эту сцену. Так и не уразумев, в чем дело, он пожал плечами и отошел к кранам; разгрузка продолжалась. Варью вынул письмо Жожо из конверта и стал читать.

«Милый Ворон!

Я плакала тогда в «Мотыльке», потому что ты не пришел, а я ждала тебя, несколько недель. Говорят, тебя определили на междугородные рейсы, только я все равно не понимаю, почему

мы не можем с тобой встретиться. Ты, видно, будешь как мой отец, его тоже никогда нет дома, только по воскресеньям его и видим. Да и по воскресеньям не очень: уйдет к приятелям играть в кегли, а вечером приходит выпивший, как мама говорит. Только я все равно почему-то думаю, что ты не такой и смотришь на все, как современный человек.

Милый Ворон, я очень-очень надеюсь, что ты человек современный и любишь меня. Я тебя очень люблю, и мне так жалко, что мы не встретились раньше, еще до Цицы. Мари мне рассказывала, как Цица тебя поцеловала у пруда на кирпичном заводе, когда ты ее спас. Мари говорит, что Цица все это нарочно устроила, чтобы потом сделать, как ей хочется. Цица — барыня, она работать никогда не будет, как настоящая жена. Это я потому тебе говорю, что еще в прошлый раз, когда мы вместе были в «Мотыльке», я видела, как она на тебя смотрит. Милый мой Ворон! В прошлый раз, когда ты был у меня, я была такая счастливая. Наверное, это был самый счастливый день в моей жизни, потому что я чувствовала, что мы с тобой по-настоящему принадлежим друг другу. Тахту, между прочим, я сама купила, из своего заработка. И постельное белье тоже было мое, а не родительское. Я хочу быть самостоятельной и современной женщиной.

Милый Ворон! В прошлый раз, перед тем, как мы с тобой ушли из «Мотылька», ты сказал ребятам, что превратился в кенгуру. Только я в это не верю. Никакой ты не кенгуру. Я и сразу в это не поверила, а после того, как мы пошли с тобой к нам, вообще после того вечера я и совсем убедилась, что не превратился ты в кенгуру. Ты все тот же Ворон, что и был. Я так жа

лела, что на фабрике тогда что-то случилось и мама вернулась домой раньше. Если бы мы с тобой еще хотя бы час побыли вместе, то сейчас бы все было по-другому. Это еще одна причина, почему я хотела бы жить самостоятельно. И еще у меня есть одна тайна, которую я никому не расскажу, только тебе, золотой мой Ворон. Тебе я очень хочу рассказать эту тайну. Хорошо бы, если в субботу, 3 августа, ты бы приехал не поздно. Я буду ждать тебя в в «Мотыльке» с 4 ч.

Целую. Любящая тебя Жожо».

Варью сложил письмо, сунул его в конверт. Он смотрел на карточку Жожо, но видел перед собой не фотоизображение, а живое, заплаканное, растерянное лицо девушки. Он хорошо помнил июньский вечер, когда они вдвоем ушли из «Мотылька». Жожо была тогда очень красива... Теплое, светлое чувство вдруг охватило Варью, на душе у него было как-то по-новому радостно и легко. Хотелось поскорее оказаться в Кёбане, медленно пройти по предвечерней улице, сесть за столик на террасе «Мотылька» и за кружкой пива ждать, пока стемнеет...

Кран снял последний ящик. Инженер открыл дверцу кабины, сел рядом с Варью.

— Ну, вот и все... Давайте путевой лист, я подпишу.

Варью отметил время и отдал бумаги инженеру. Тот поставил свою подпись, потом протянул руку.

— Спасибо.

— Не за что. Это моя работа.

— До свидания,— сказал инженер, открывая дверцу. Потом вдруг обернулся к Варью: — Скажите, если не секрет, что вы шептали охраннику?

— Спросил, делали ли ему прививку.

— Прививку? От чего?

— От гамма-лучей.

— От гамма-лучей?

— Ну да. Оказалось, не делали. Тут я ему сказал, что если он еще постоит у машины, в зоне облучения, то придется ему забыть про баб.

— Ну и прохиндей...— сказал инженер и засмеялся. Впервые с самого утра. Еще раз подал руку шоферу и ушел.

Варью вырулил со стройплощадки и поехал к конторе «Волана». К пяти он будет у конторы и, если обратного груза не окажется, к семи, пожалуй, вернется в Пешт... Ему вдруг вспомнилось одно слово из письма Жожо: «тайна». Он забеспокоился. Свернув на обочину, остановился и еще раз перечитал письмо. А конец последнего абзаца — даже несколько раз: «И еще у меня есть одна тайна, которую я никому не расскажу, только тебе, золотой мой Ворон. Тебе я очень хочу рассказать эту тайну. Хорошо бы, если в субботу, 3 августа, ты бы приехал не поздно. Я буду ждать тебя в «Мотыльке» с 4 ч.

Целую. Любящая тебя Жожо».

Варью снова завел машину и медленно поехал к конторе, размышляя: «Что за тайна может быть у девчонки?.. Случилось что-нибудь? А что могло случиться? Новое одеяло купила и хочет показать. Или новое платье... Нет, платье не подходит. Платье она наденет — и все увидят. Золотой мой Ворон... Интересно, бывает золотой ворон? И какой он? Летать не может, это ясно. Раз золотой. Сидит на шкафу или за стеклом в серванте. Придут в воскресенье гости — гостям показывают золотого ворона. И все видят: вроде бы и ворон, а в то же время не ворон, потому что из золота и летать не умеет. Настоящий ворон — черный, вонючий и с крыльями. Ворон, он не сидит, а летает. Когда наступают холода, вороны из лесов слетаются в сады на окраине города. Кружат медленно над домиками работяг, кричат: «Карр... Карр... Карр...» Как ребята на террасе «Мотылька». Золотой ворон не пьет, не ест. Сидит себе на шкафу, и ничего ему не надо. А черному ворону нужно сырое мясо, живая добыча. Она еще пищит, бьется, вырывается. А ворон жрет ее... Что за тайна у девчонки? Уж не беременна ли? Да нет, не может быть... Никогда этого с ней не случалось. А случилось бы, она бы сразу сказала. Ясное дело. Написала бы сразу или нашла меня на базе... Правда, я в шесть уезжаю, а служащие приходят к восьми... Написала бы. Нет, это ерунда. Другое тут что-то. Может, что-нибудь мне купила... Но чего ради? Никогда она мне ничего не покупала. И я ей не покупал. Чего покупать? Правда, она и писем прежде не писала — так, случайно встречались по вечерам. Целовались где-нибудь на улице, на скамейке... А теперь вот написала. В августе два Иштвановых дня. Мой—3 августа, и потом, 20 августа, еще Иштвана-короля... Вот оно! Наверняка узнала, что 3 августа — мой день. Еще в прошлом году узнала, когда мы с ребятами в «Мотыльке» два ящика пива выпили. Ясное дело. Они с Мари тоже были там, музыку слушали, а потом вышли на террасу... Наверняка купила мне что-нибудь... Надо тоже ей что-нибудь купить. Какую-нибудь классную штуку, на день рождения... Вот только купишь, а потом раз — и вышел из тебя золотой ворон на шкафу...»