Прошло семь лет

— Стоп! — кричит режиссер. — О'кей! Хорошо, девочки! Можете идти праздновать. Париж в вашем распоряжении!

«Скажешь тоже!»

Нам устроили кабинки под тентом. Закат радует, но холод зверский. Я на сквозняке смываю макияж, и тут вдруг появляется помощница Джойса Купера.

— Мне очень жаль, Никки, но мест в «Роял Опера» не хватило. Пришлось поселить тебя в другой гостинице.

Она протягивает мне листок, на котором напечатан адрес какой-то гостиницы в 13-м округе.

— Ты что, издеваешься? А подальше найти не могли? Почему тогда вообще не на краю света, такие вы разэтакие!

Помощница разводит руками в знак своего бессилия.

— Мне правда очень жаль, Никки! Но сейчас школьные каникулы. Все переполнено.

Я вздыхаю, переодеваюсь, надеваю другие туфли. Атмосфера вокруг наэлектризована. Девушки в страшном возбуждении: праздник будет в саду отеля «Риц». Обещали быть Лагерфельд и Галлиано.

Когда я добираюсь до «Рица», выясняется, что моей фамилии в списке приглашенных нет.

— Пропустишь с нами стаканчик, Никки? — спрашивает один из фотографов.

Он не один, с приятелем-оператором, который уже с утра положил на меня глаз.

У меня нет ни малейшего желания идти с этими ребятами, но я не отказываюсь. Я боюсь остаться одна. Мне необходимо чувствовать себя желанной, пусть даже этими парнями, которых я презираю.

Я иду с ними в бар на улице Дальже. Мы заказываем коктейль «камикадзе»: горючую смесь водки, куантро и лайма. Алкоголь согревает меня, расслабляет и ударяет в голову.

Я смеюсь, шучу, притворяюсь, что веселюсь. Но я ненавижу этих фотографов — извращенцев, охотников за свежатинкой. Я в курсе, как они действуют: они поят девушек, дают нюхнуть кокса, пользуются их усталостью, одиночеством, душевной неустроенностью. You're awesome! So sexy! So glamorous… [28] Они считают меня легкой добычей, и я их не разочаровываю. Меня подзаряжает огонек, который я вижу в глазах мужчин, даже таких скотов, как эти. Я, как вампир, питаюсь их желанием.

В мире моды я уже не вижу гламура, не вижу золотых блесток. Для меня это гонка, усталость, изнеможение. Я поняла, что я только оболочка, женщина, которую вот-вот отбракуют, продукт, у которого заканчивается срок годности.

Парни садятся поближе, тянут лапы, они все веселее, все раскованнее. На какой-то миг им кажется, что я поеду с ними, соглашусь на их тройную программу.

Свечерело. Я смотрю на загорающиеся огни, а парни тем временем становятся все настойчивее. Но пока я не опьянела окончательно, я поднимаюсь и ухожу. Забираю свой чемодан и выхожу из кафе. Слышу оскорбления, летящие мне вслед: динамистка, шлюха… Business as usual. [29]

На улице Риволи такси поймать невозможно. Я спускаюсь в метро. Станция «Пале-Рояль». Посмотрев на схему, вывешенную на платформе, сажусь в поезд и еду по линии номер семь: Пон-Неф, Шатле… Жюсье… Ле Гоблен.

Уже совсем темно, когда я приезжаю на площадь Итали. Я уверена, что гостиница совсем близко, но приходится все идти и идти. Начинает накрапывать дождь. Я спрашиваю дорогу у прохожих, но от меня отмахиваются, потому что я не говорю по-французски. Странная страна!.. Я иду по улице Бобий и волоком тащу чемодан, у него заблокировало колесики. Дождь все сильнее.

В этот вечер я блеклая, усталая, уязвимая. Одинокая как никогда. Я промокла до нитки, я разбита. Думаю о будущем. А какое у меня будущее? У меня ни гроша. За пять лет работы не отложила ни доллара. Система организована так, чтобы держать тебя в постоянной зависимости. Агентства — большие умельцы по части этой игры, и чаще всего я работаю, чтобы возместить их комиссионные и дорожные расходы.

Ковыляя по тротуару, я вдобавок сломала каблук, и вот, хромая, с туфлями под мышкой, распрощавшись с самоуважением, я наконец добираюсь до Бютт-о-Кай.

Я слыхом не слыхивала об этом квартале Парижа, который словно парит над городом. В те времена он напоминал затерянный в глуши городок. Ни широких улиц, ни османовских домов, мощеные переулки, провинциальные домишки. Я показалась себе Алисой, очутившейся в Зазеркалье.

Моя гостиница на улице Синк-Дьяман оказалась узким домиком с обветшалым фасадом. Промокшая, еле дыша, я вползла в старомодный холл и протянула хозяйке квитанцию на зарезервированный номер.

— Комната двадцать один, мадемуазель. Ваш кузен уже час как приехал, — объявила она, не давая мне ключ.

— My cousin?! What are you talking about? [30]

Я знаю по-французски всего несколько слов, она не говорит по-английски, хотя табличка на стойке утверждает обратное. Через пять минут нашего нелегкого разговора я наконец понимаю, что какой-то американец завладел моей комнатой час назад, выдав себя за моего кузена. Я требую другую комнату, она отвечает, что гостиница переполнена. Я прошу ее вызвать полицию, она отвечает, что джентльмен уже заплатил за номер. Что означает этот бред?

Я бросаю чемодан в середине холла, в бешенстве поднимаюсь по лестнице на второй этаж и стучу в дверь номера 21.

Никакого ответа.

Спускаюсь вниз, выхожу на улицу, огибаю гостиницу по узкой мощеной дорожке. Нахожу окно захватчика и отправляю в него мою туфлю. В цель с первого раза я не попала, но в запасе у меня еще один снаряд. На этот раз туфля влетает в окно. Через несколько минут у окна появляется человек и высовывает голову в окно.

— Это вы тут скандалите? — осведомляется он.

Я не верю своим глазам. Это… Себастьян Лараби, скрипичных дел мастер, обитатель Манхэттена. Я с трудом сдерживаю ярость.

— Что вы забыли в моем номере?

— Видите ли, пытался немного поспать. Пытался, пока вы не подняли весь этот шум.

— Надеюсь, вы доставите мне удовольствие и немедленно освободите номер!

— Боюсь, что нет, — флегматично отвечает он.

— Мне не до шуток! Что вы делаете в Париже?

— Приехал вас повидать.

— Повидать меня? С какой это радости? И как вы меня нашли?

— Провел небольшое расследование.

Я вздохнула. Понятно, что парень немного того. Зациклился на мне. Такое уже бывало. Я уже встречалась с сумасшедшими. У этого хоть вид нормальный, и сам такой вежливый, обходительный.

Я постаралась выглядеть как можно независимей.

— И что же вам от меня надо?

— Извинения.

— Подумать только! И по какому же поводу?

— Во-первых, за кражу бумажника три месяца назад.

— Я вернула вам ваш бумажник! Это была игра. Способ узнать ваш адрес.

— Вы могли узнать мой адрес у меня, и скорее всего, я бы даже пригласил вас в гости.

— Вполне возможно, но так интереснее.

Фонарь освещает мокрую мостовую. Себастьян Лараби смотрит на меня, улыбаясь своей неотразимой улыбкой.

— Во-вторых, за то, что вы убежали, не оставив своего адреса.

Я покачала головой.

— Это еще зачем?

— Но мы вместе спали! Так мне кажется.

— И что? Я сплю со всеми, — сообщила я, чтобы его разозлить.

— Вот и хорошо, значит, сегодня вы будете спать на улице, — заявил он и закрыл окно.

Было темно, мокро, холодно. Я злилась, но вместе с тем была заинтригована. И уж в любом случае не собиралась позволить этому грубияну так с собой обращаться.

— Прекрасно! Ты сам этого захотел!

На углу улицы стоял пластиковый контейнер. Я, хоть и была усталая, влезла на мусорный бак и стала карабкаться по водосточной трубе. Передохнула, пристроившись на выступе второго этажа, где стоял ящик с цветами, и полезла дальше. Я смотрела вверх и видела за стеклом лицо Себастьяна. Трудно описать его выражение. Внезапно он распахнул окно, глаза у него чуть не вылезали из орбит, он был в ужасе.

— Вы сломаете себе шею, — прошипел он.

От неожиданности я отпрянула и потеряла равновесие. Но прежде чем рухнуть вниз, судорожно вцепилась в протянутую мне руку.

— Вы сумасшедшая, — обругал он меня, втаскивая меня на подоконник.