Шепот стрекоз (сборник) (СИ)

Дедушка поблагодарил и сел в предложенное кресло. По своему детскому разумению, я подумал тогда, что лысый господин, представившись моему дедушке, назвал своё имя, которое показалось мне странным. Хотя, с другой стороны, был же такой Архимед, вспомнил я. Значит, может быть и Архирад.

Архирад снова опустился в кресло, ловко пристроив на коленях извивающуюся в муках кошку.

– Чай? – лысый господин показал на стакан в серебряном подстаканнике. – Ходоку предлагал, отказался. Кулацкая гордость не позволила. Чай без заварки, поучал он меня, бесполезная жидкость.

Затем Архирад указал на пустую сахарницу из пожелтевшего от времени хрусталя.

– Сахар тоже буржуи слопали. Пирожки?

Архирад ткнул щедрым перстом в тарелку с тремя зеленовато-землистого цвета пирожками.

– Повар-шельма утверждает, что с мясом. Хотя… – сказал он, покосившись на французскую занавеску. – Вчера под окном крысы шастали, а теперь нет… мда! Угощайтесь!

Дедушка из вежливости отпил глоток приостывшего кипятка из стакана в серебряном подстаканнике, но от пирожков отбоярился, сказав, что не голоден.

– Интеллигентская брезгливость, Иван Александрович, – заметил Архирад, пристально разглядывая дедушкину фигуру, – до добра не доведёт. Ничего… Дайте только срок. Будет вам и гарантированная кружка с водой, и кусок чёрного хлеба на первый случай. Всех накормим и отблагодарим по заслугам.

Архирад воздел прищуренный взгляд к потолку. И тут я узнал его по портрету из дедушкиного кабинета. И зовут его иначе, мелькнуло в моём сознании. Но почему он представился Архирадом?.. Тут ещё одна мысль сверкнула в голове, она-то и расставила всё по местам: конспирация!

– Хоть бы одним глазком… хоть бы в полглазка заглянуть на полстолетия вперёд. Что-то скажут о нас лет эдак через семьдесят… – Архирад неожиданно прослезился. – Не исключаю, что в будущем вашего покорного слугу назовут террористом. Или ещё прозаичней: убийцей. А что поделаешь, батенька, если русского человека в хорошую жизнь надо загонять палкой! И неудивительно. Что знал наш народ хорошего за последние триста лет? Ничегошеньки. Одну рабскую канитель. Бесконечные Романовы продыху ему не давали. И он привык подставляться. Потому его надо приучать, приваживать к самостоятельным шагам. Налить этого хорошего в корыто, под завязку, погуще налить, не жалея налить, и ткнуть его туда носом. Он, конечно, после утрётся. Но уже будет знать, что почём.

Архирад уморительно рассмеялся. Кошка, прижатая к его коленям, вдруг страшно взвыла. И было отчего. Одной рукой Архирад гладил её по голове, а другой сдавливал горло, чтобы не вырвалась.

– Вот вам простой пример – кошка. Блудливое, но чрезвычайно самонадеянное животное. Казалось бы, чего ей сейчас не сидеть спокойно у меня на коленях. Шлялась по пустырям, ютилась по подвалам, истощённая, напуганная. А мы её выудили оттуда, пригрели, приласкали. Насильно влили в пасть стакан молока. А оно у нас, как вы знаете, теперь и не каждому ребёнку достаётся. Видите, я её глажу. И даже не против шерсти. Хотя кошек терпеть не могу.

Архирад ещё сильнее сдавил ошалевшей кошке горло и два раза шлёпнул ладонью по голове. У кошки сверкнула молния в глазах, и вздыбилась шерсть.

– Ан, кочевряжится, тварь неблагодарная! Опять просится на волю. В грязь, в холод, в голод. Сама от своего счастья открещивается. А мы будем давить и давить, пока не додавим до нужной кондиции, до понимания того, что, у нас ей категорически не может быть нехорошо. Пусть ловит мышей и живёт на полном довольствии. И, что архиважно, – под бдительным и неустанным присмотром.

Архирад изогнулся, заглянул дедушке в лицо.

– Так и с людьми, дорогой Иван Александрович! Они кобенятся, а мы их приструним по-нашенски, для их же блага. Будем всеми способами планомерно выдавливать из них раба. Да мы за считанные годы всех сделаем счастливыми! Поголовно! Такое никаким Гербертам Уэллсам и не снилось! Мгла рассеется. Вот увидите, уже следующее поколение рабочих и крестьян от счастья на стенку полезет. Но обратно, уверяю вас, не запросится. Мы избавим их от эксплуатации и власти капитала. Вычистим дурные мысли и заставим работать. На себя, разумеется. Интеллигенцию тоже не обойдём. Мотайте на ус. А то есть у нас умные головы, которым не по нраву социальные перемены. Их следует жесточайше переубеждать. – Архирад повысил голос, покраснел от наплывшего негодования. – А кто вздумает противиться, будем безжалостно истреблять! блять! блять!

Воспользовавшись тем, что Архирад переключился на посетителя и ослабил хватку, полуживая кошка, каким-то хитрым образом извернувшись, соскочила на пол и через щель приотворённой двери бросилась вон из комнаты, сшибив по дороге винтовку, на которую опирался сонный матрос, охраняющий вход в кабинет Архирада. Из коридора послышался грохот падающего тела, завёрнутого в бушлат, и стены института благородных девиц в очередной раз содрогнулись от пулемётной очереди крепких выражений.

Архирад достал из кармана платок, привычным движением промокнул выступившую из тройной царапины на ладони кровь, потом с ловкостью факира скрутил платок в многослойную полоску и стал бинтовать им пораненную руку.

– Вот стерва гулящая! М-да!.. Импровизированный лазарет на самообслуживании. Неприятно, но факт, – сказал он раздумчиво, и глаза его сверкнули бешеной зеленью, как у кошки, когда он сдавливал ей горло. – За всё хорошее нас бьют и царапают. И мы в ответ тоже будем бить и царапать, бить и царапать! Так победим!

Архирад бросил пророческий взгляд на силуэт вечернего города за окном.

– И невежество следует искоренять нещадным образом. Массы блуждают в потёмках неграмотности. Крестьянская и рабочая молодёжь архинеобразованна. Вот вам свежайший пример. Вчера, известная вам, моя жена инспектировала культуру. Отправилась инкогнито, под видом простой учительницы, на экскурсию в Исаакий. И что она там услышала?.. Экскурсовод, бойкая девица в красной косынке, показывая на роспись плафона, заявила во всеуслышание: «А под куполом собора нарисованы ангел

а

и прочая святота»! Как вам это понравится?! Я, разумеется, против религии, но культура есть культура. А про колонну на Дворцовой площади высказалась ещё хлеще: «Перед вами

Александрическая

колонна, увенчанная ангелом в

натуральную

величину»! Каково?! Впрочем, закругляюсь, дабы не утомлять зрелый ум труженика науки досужими пустяками.

– Ну почему же… это не пустяки.

– Разберёмся, с кем нужно. Это не по вашей части. Ближе к делу. Вы ведь биолог, Иван Александрович?

– Патологоанатом.

– Ах, даже так! Поздравляю! Для вашей деятельности у нас необъятные горизонты. Покойников невпроворот. Вот и приступайте! Вопросы ко мне, претензии есть? Если нет, свидание окончено. Весьма рад был познакомиться лично.

Архирад помолчал, лукаво взглянул на дедушку.

– Вас доставить, Иван Александрович? А то мой броневичок с утра простаивает без дела.

Дедушка занервничал.

– Я никогда не ездил на броневике…

– Вот и оскоромитесь!

– Нет, я, пожалуй, пешком … – говорил дедушка, пятясь к выходу и жестами давая мне понять, что пора покинуть помещение, а заодно сменить красную оптику на более щадящее природное зрение.

Но Архирад стремительно рванулся к выходу. От резкого движения его забинтованной руки дверь широко распахнулась, крепко ударив по часовому. Часовой рухнул вторично, но на этот раз молча. Архирад, не заметив его падения, крикнул в глубину коридора:

– Товарищ Бах-Рулинский! Пожалуйте ко мне!

Тотчас в кабинет, перешагнув через тело падшего матроса, ввалился полупьяный дылда в кожанке с пулемётными «газырями» на груди. В руках у дылды была клетка со злополучной серой кошечкой с белым пятном во лбу.

– Ах, вы здесь, сударыня! – Архирад наклонился к клетке и погрозил кошке пальцем. – Как ни вой, как ни царапайся, от нас не убежишь, голубушка.