То, что нас обединяет (СИ)

– На улице сейчас хорошо, – заметил Нил, глядя в окно. – Не так холодно, как вчера, да и дождь уже перестал.

– Правда?

Ей не было дела до погоды. Да пусть оно льет хоть до Судного дня!

– На вишне скоро набухнут почки.

– Чудесно.

Нил повернулся лицом к кровати.

– Представляешь, Шергара украли. Об этом говорили сегодня утром в новостях.

– Кого?

– Шергара, одного из лучших скакунов. Два года назад он без труда выиграл Эпсомское Дерби. Наверняка ты помнишь, об этом тогда трубили во всех газетах.

Похитили скакуна. Бог ты мой. Она слабо улыбнулась, глядя на вареное яйцо.

– Эта лошадь стоит целое состояние, – продолжил Нил. – Подозревают, что за всем этим стоят боевики ИРА.

– Надо же.

Но Сара уже утратила интерес к Шергару и его проблемам. Не в силах больше смотреть на еду, она положила ложку.

– Сделать тебе ванну? – спросил Нил.

– Нет, – она отодвинула поднос. – Дай мне еще немножко времени, ладно?

Нил осторожно уселся на краешек кровати.

– Детка, прошла уже почти неделя, – он сжал ее руку в своих ладонях. – Что хорошего, день за днем киснуть в постели?

Она с трудом подавила желание вырвать руку, сказать, чтобы он заткнулся. Никогда еще не говорила она мужу таких слов. Они вообще редко ссорились.

– Завтра, – произнесла она, разглядывая узор на одеяле. – Завтра я встану, хорошо?

– А как насчет того, чтобы вернуться на работу? Скажем, на следующей неделе?

– Ладно.

Но мысль о работе не вызвала в ней энтузиазма. Проще забраться на коленях на Эверест, чем снова встать к плите. Опустившись на подушку, Сара поплотнее закуталась в одеяло.

– Я хочу спать, – сказала она, закрывая глаза.

Она почувствовала, как приподнялся матрас, когда Нил встал с постели. Звякнула посуда – это он забрал поднос с остатками еды. Затем раздались шаги, приглушенные толстым ковром, после чего тихонько щелкнула дверь.

Завтра утром она встанет с постели, раз уж он так настаивает. Примет душ, вымоет волосы и наденет чистую одежду. А ближе к обеду позвонит в дом престарелых и скажет, что с понедельника выходит на работу. Что бы ни случилось, жизнь должна идти своим чередом.

Да, жизнь шла своим чередом, несмотря на все ее трагедии. Принцесса Грейс мертва – автокатастрофа прошлого года мгновенно стерла с лица земли эту красоту. Никаких вам выходных в Мейо.

Джон Леннон застрелен на пороге собственного дома. Расширяется круг жертв ИРА. В новостях то и дело передают о голоде и наводнениях. Но солнце каждое утро встает над горизонтом, и люди послушно следуют его ходу.

Но не все, так ведь? Сара вспомнила женщину, с которой встретилась на мосту вот уже восемь лет тому назад. Вспомнила ужас, который охватил ее при мысли о том, что она собиралась сделать. А ведь так поступают очень многие. Бросаются в реку, вешаются в собственном доме, оглушают себя смертельной дозой таблеток.

Мост по-прежнему был на месте. Сара проезжала через него всякий раз, когда заглядывала с визитами к отцу. За восемь лет он ничуть не изменился – только перила покрывали время от времени новой краской.

Это не так далеко от их дома, минут двадцать на велосипеде. Можно дождаться, пока Нил уйдет на работу, и подъехать туда. Прислонить велосипед к перилам, забраться наверх…

Она тряхнула головой, отгоняя от себя эти мысли. Нет-нет, что бы ни случилось, на это она не пойдет. Что ни говори, в душе всегда остается надежда на лучшее. Надежда на то, что завтра все сложится удачнее, чем сегодня. Но до чего же трудно поверить в это сейчас!

Приподнявшись, она вновь потянулась к письму Хелен. В бессчетный раз читала она эти слова, впитывая в себя каждую букву. Она буквально льнула к ним. Закутывалась в них, как в старую, но любимую одежду.

Хелен

В утро своего сорок первого дня рождения Хелен О’Дауд без особого восторга разглядывала себя в зеркале ванной. От уголков глаз протянулась сеточка морщин, которые прочно обосновались на ее лице. Такие же морщинки впечатались в кожу вокруг губ – еще бы, почти четверть века безостановочного курения! А началось все еще в школе, когда они с Морой Карран и Фрэнсисом Линчем тайком смолили за хозяйственными пристройками.

Задолго до встречи с Кормаком она уже выкуривала по двадцать сигарет в день, активно отравляя свои легкие. Но именно Кормак, которому лишь порой случалось перехватить сигаретку, скончался задолго до сорока одного от рака легких.

Она тряхнула головой, прогоняя боль, которую до сих пор вызвали воспоминания о муже, после чего легонько похлопала кожу у себя под подбородком. Да уж, упругой не назовешь! Шея и грудь тоже выглядели не лучшим образом. Тот еще видок в девятом часу утра.

Прошедшая ночь тоже внесла свой вклад в ее внешность: слишком много выпивки и сигарет при минимуме еды. И такое повторялось довольно часто. Поживи так с годик-другой – точно будешь выглядеть старше своего возраста.

Хелен, впрочем, никому не признавалась, что ей сорок один. Тридцать шесть, и точка. Единственный случай, где она признавала ложь. Сорок один. Глядишь, и старость уже не за горами.

Сара была в числе тех немногих, кто знал ее настоящий возраст. Сара, пожалуй, знала о Хелен больше, чем кто-либо, включая ее родителей. Особенно родителей. Хелен и сама не понимала, как это произошло, но с течением лет они с Сарой подружились.

Ни одной личной встречи. Может, правда, это их и сблизило. Проведи Сара минут десять в компании Хелен, и ей бы наверняка захотелось сбежать куда подальше. Нечто подобное могла испытать и Хелен. Они были настолько разными, насколько это можно себе представить.

Но на каком-то уровне они понимали друг друга как нельзя лучше. Да, Сара была немыслимо романтичной. В людях она видела только хорошее и готова была довериться любому незнакомцу. С другой стороны, что в этом плохого? Ее доверчивость прекрасно уравновешивала цинизм, присущий Хелен.

Переписка их продолжилась даже после того, как были отосланы все рецепты. С каждым письмом эта внутренняя связь укреплялась все больше. И хотя Хелен не раз случалось поражаться тому, что она считала Сариной наивностью, письма с маркой Килдэра вносили в ее жизнь немало разнообразия.

От этих писем исходило ощущение безоговорочного счастья. Их писала счастливая женщина, влюбленная в собственного мужа и всецело довольная своей работой. У многих такой человек вызывает только раздражение. Но разве можно было злиться на Сару с ее невероятной способностью во всем видеть только хорошее?

Через пару месяцев после того, как у них с Хелен завязалась переписка, Сара потеряла первого ребенка. Конечно, она была страшно расстроена, но старалась рассуждать философски. Подобное случается со многими, писала она. Будем надеяться, в следующий раз мне повезет больше. Но спустя два года несчастье повторилось, и на этот раз никакой позитивный настрой не мог совладать с ее болью.

Читая о выкидышах, ощущая ту муку, которая буквально сочилась между строк, Хелен испытывала подлинное сочувствие. Не нужно было знать Сару лично, чтобы понять – из той получилась бы прекрасная мать. Но судьба раз за разом перечеркивала ее надежды, тогда как другим – тем, кому и дела не было до материнства, – ничего не стоило забеременеть.

Сама Хелен зачала без всяких усилий, просто перестав принимать противозачаточные. Сара не мыслила своей жизни без детей, но все ее попытки неизменно заканчивались выкидышами.

Хелен чувствовала себя совершенно беспомощной. Ясно, что все ее кремы и слова поддержки не могли облегчить страданий Сары. Другое дело, что той, возможно, нужно было просто выговориться. Ничего, настанет время, когда ей удастся выносить ребенка все девять месяцев. Тридцать два – еще не возраст.

Выйдя из ванной, Хелен направилась в комнату Элис. Переступив через сваленную в кучу одежду, она подошла к окну и раздвинула занавески.

– Пора в школу.