Три Толстяка(СИ)

21.

В один из таких солнечных весёлых дней на окраине столицы появился молодой человек с тросточкой и волбатом на поводке. Временная власть успела протянуть через временную же Думу ксенофобский закон об ущемлении прав негуманоидов. По этому же закону зачем-то закрыли единственную в столице общественную баню. Молодой человек хромал на правую ногу и имел забинтованный левый глаз, у волбата было всё наоборот - он хромал на среднюю левую ногу и заклеенный пластырем правый глаз. Со средним третьим глазом и вполне видящим левым морда у волбата получалась перекошенной. От унизительного поводка он избавиться не пытался, зато беспрерывно хлестал его раздвоенным хвостом и скалился на прохожих. Парочку обходили стороной.

Молодого человека звали Базилиус, его друга волбата - Тимоти, и вошли они в столицу с юго-запада, со стороны Озёрного Края. Вездесущие мальчишки пытались дразнить волбата, даже бросили в него подгнившее яблоко. Тимоти в сердцах рванулся с поводка и так рыкнул на пацанов, что те бросились врассыпную и долго ещё не показывали носа на улицу.

Молодой человек подошёл к храму, перекрестился на входную икону и собрался войти внутрь. Его попытались не пропустить (те самые старухи, что вечно суетливо вертятся внутри и вокруг любой церкви, полагая, что тем самым они смогут в нужный день занять первые места среди праведников), мол, с животными нельзя. И здесь Тимоти ощерился на старух не на шутку. Богомолки громко заохали и, крестясь, отступили. На крыльцо вышел батюшка, строго вокруг глянул и пригласил молодого человека и волбата войти в храм. То был не кто иной, как отец Михаил.

Храм обычно редко запирается, такова его сущность - принимать страждущих и днём и ночью. Сегодня, по пришествии странных гостей, удалив на пред храмовую площадь последнюю недовольную старушенцию, отец Михаил храм запер. Только теперь мужчины крепко обнялись и долго не отпускали друг друга, хлопая по спине и плечам, пока Тимоти не издал нетерпеливый зевок. Отец Михаил тут же снял с него ненавистный поводок, за что волбат ему был несказанно благодарен. Тимоти встряхнулся, потянулся и на чистом русском языке поздоровался с батюшкой.

Отец Михаил открыл за алтарём потайную дверцу и, согнувшись в три погибели, протиснулся в проём. Молодой человек и волбат последовали за священником. Спустились в подвал. Там было сумрачно и прохладно.

-- Ну, вот, здесь можно говорить свободно. Здравствуй, дорогой мой человек. Дай ещё раз тебя обниму. С возвращением в мир живых. И тебя, драгоценный Тимоти, с воскрешением.

Отец Михаил обнимал, трепал по загривку, хлопал по плечу, чесал за ухом новоприбывших воскрешённых. В то же время не забывал вынимать из микроскопических шкафчиков снедь и выставлял её на стол. Кряхтя из подпола достал бутыль с мутноватой жидкостью.

-- Освящена, - важно произнёс он.

Все трое сели за стол. Разлили мутную жидкость.

-- Помянем раба Божия Чижа, даже не знаю его фамилии, ну да Господь разберётся за кого говорим. Прими, Господи, его душу и упокой с миром.

Выпили не чокаясь. Помолчали. Отец Михаил разлил ещё.

-- За ваше чудесное спасение. Хвала Господу, не дал вам сгинуть под развалинами. А ведь мы и тебя и Тимоти похоронили. Что-то там нашли, какие-то "фрагменты" под обвалом, и вместе с останками Чижа в одной могиле всех троих и упокоили. Даже надгробие поставили.

-- Отец Михаил, ты ни чего не путаешь? Волбатов с людьми не хоронят, тем более в одной могиле.

-- Ещё как хоронят. Не забывай, что вы лежите на чумном кладбище, где всех инфекционных хоронят, не зависимо от веры и видовой принадлежности, и людей, и собак, и лошадей, и этих, как их, верблюдов. И потом, мы не писали на камне, что под ним волбат Тимоти. Просто Тимоти.

-- Это ничего, отец Михаил, меня не первый раз хоронят, а я, как видишь, всё ещё на этом свете. Значит, не всё ещё сделал, есть незавершённые дела в этом мире.

Да, ты прав, дела как раз есть, и дела эти скорбные. Видел уже, какая по городу, да и по всей стране выборная вакханалия развернулась? Сколько денег на это надо? Откуда они? Не иначе как из тех самых схронов истекают, что мы искали. Прав ты был - золото здесь. Здесь, на Мохаве. И церковные сокровища тоже.

-- Я в этом тем более укрепился после диверсии со взрывом больницы. По правильному пути мы шли, можно сказать в затылок "Толстякам" дышали. А взрыв больницы устроила Контора, ту тоже сомнений нет никаких, их почерк.

-- Тогда получается, что твоё и волбата воскрешение вам долголетия не добавит.

-- Это если мы снова за поиски золота возьмёмся.

-- А мы возьмёмся?

Базилиуса поразил вопрос Отца Михаила. Это "мы", произнесённое так естественно, что у него сомнений не возникло - отец Михаил считает себя снова в деле. Такая помощь дорогого стоит. Для него же, бывшего агента Конторы поиск золотого запаса и сокровищ церкви стал отныне личным делом, Базилиус открыл персональную вендетту против "Трёх Толстяков", Конторы и вообще.

-- Как думаешь, отец Михаил, остальные наши примут участие?

-- На прошлой неделе собирались, сороковины отмечали, я молебен отслужил за упокой. Каюсь, по живым отслужил, получается. Ну, да отмолится. Так там все были и в бой рвались. Елена, боевая девушка, так та вообще с гранатами пришла, предлагала взорвать что-нибудь в память о вас. Отговорили.

-- Кстати, отец Михаил, - Базилиус не заметно для себя уже переключился на работу, - а те бункеры, что вы проверяли, как они?

-- Пустышка, облазили сверху донизу, просветили, прослушали, чем могли, пока у ребят аппаратуру не изъяли. Единственное, что можно с уверенностью утверждать, так это то, что на всех трёх объектах до нас кто-то побывал. Уж больно они заброшенные были до того, поэтому следы посещения остались. Может и нам готовили ловушки, да не успели.

-- Получается, что только две точки не обследованные у нас остались. Шансы растут с каждым взорванным бункером. Пора объявлять общий сбор.

-- Да. Только я бы на вашем месте, дети мои, поостерегся в открытую по улицам шляться. Кто знает, как враги наши к вашему воскрешению отнесутся.

-- Думаю им сейчас не до нас, вон. Что вокруг творится. А мы в политику пока не лезем.

-- Ещё как лезем. Золото народное ищем, а на нём, и политика и экономика, и частная и общественная держатся. Убери золото, и весь этот вертеп рухнет, как трухлявое дерево.

-- Ваша правда, батюшка, осторожность нам не помешает. А время сейчас и в самом деле подходящее. Черпают они из кубышки сейчас постоянно, значит, шастают к ней регулярно, могли бдительность потерять. Эх, узнать бы кто у них сейчас финансами ведает.

-- А чего там узнавать. Известно кто. Помнишь того аскетичного старика, который на переговорах на "Небо-64" присутствовал, и которого на Мохаве как-то ловко и вовремя освободили до этого?

-- Конечно, помню этого мухомора, очень подозрительная личность. Так он что, не отправился на небо вместе со всеми на "Небе-64"?

-- Представь себе, нет, уцелел. Непотопляемый старикашка оказался. Может за то его "Толстяки" и приветили. Вот он и держит кассу.

-- Это хорошая нить, попробуем проследить за "Чёрным Казначеем". Ладно, отец Михаил, утро вечера мудренее. А сейчас давай, наливай, за нашу неминуемую победу выпьем.

Друзья расстались за полночь.

Общий сбор удалось провести только на третий день. Базилиус снял дом в пригороде. Каким-то странным образом повстанческие счета в банках не были заблокированы (подозревали руку весьма прозорливого Главного Казначея), поэтому средств им хватало. Правда теперь всё приходилось покупать или арендовать совсем не заметно и за большие деньги. Помощи от властей ждать не приходилось. Не только потому, что власть их похоронила-разогнала, но в первую голову из соображений секретности.

Елена встретила Базилиуса хмуро и не приветливо, чем открыла в его сердце кровоточащую рану.