Насельники с Вороньей реки (сборник)

Иван Равтытагин был красивым, очень ухоженным мужчиной.

Среди международных активистов, спонсирующих развитие коренных народов Севера, он был известен как «the Flying Chukcha» – летающий чукча. Сегодня он был в Гаване, завтра – в Дели, послезавтра – в Лондоне, где являлся собственником большой квартиры в Сохо. Надо сказать, что если бульварная пресса Российской Федерации старательно делала вид, что Лондон является центром всяческого антироссийского элемента, то у меня из общения с аборигенами складывалось впечатление, что британская столица является средоточием самых разных племенных вождей, сподобившихся получить гранты от различных союзов и обществ на развитие своих общин.

– Итак, Тарман постарался вас нанять, чтобы вы нашли второй экземпляр «нефтяного соглашения», – весело взял Равтытагин быка за рога.

Я изобразил что-то вроде того, что «не уполномочен обсуждать детали сделки».

– Ну, насколько я знаю, вы сделки ещё не заключили, – хмыкнул Равтытагин. – Да не изображайте попранную невинность. Тарман отродясь ни одной бумаги своими руками не подготовил, а изготовление грантового письма для такой сомнительной – да ладно, будем называть вещи своими именами, господин авантюрист, – личности не прошло мимо полутора десятков сотрудников фонда. Вы ж знаете эти общественные организации: там все стучат всем и друг на друга. Кстати, вы в курсе, что Тармана у нас Карманом зовут?

– Нет, не знаю. И не совсем понимаю, почему вы мне об этом говорите.

– Почему я вам об этом говорю? – усмехнулся Равтытагин. – Дело в том, что я приучился очень хорошо относиться к вашей породе людей. Не хотел бы, да приучился. О да, я знаю, что вы пытаетесь использовать чукчей себе на пользу в любой ситуации. Но при этом вы поступаете точно так же со всеми людьми без исключения. То есть чукчи для вас – или работники, или партнёры, или простаки, которых можно облапошить. Но не примитивные дети другого мира, которым нужно тщательное руководство со стороны Большого Брата. А это именно то, что нам навязывают государственные и негосударственные организации. Поэтому мы не любим вас, но в принципе готовы сотрудничать. Потому что при правильно поставленной взаимной торговле мы можем быть полезны друг для друга без взаимного унижения.

– Да, Иван, – сказал я и посмотрел на собеседника чуть иначе. Изысканно одетый восточный человек. Без пижонства и высокомерия. Мы не любим друг друга, это так, но кого мы любим в этом мире? – А что в том документе такого, что Карман готов отдать за него двадцать пять тысяч евро?

– Не своих двадцать пять тысяч евро, заметьте, – тонкие губы Равтытагина шевельнулись под чёрточкой японских усов. – Скажу вам по секрету, у Кармана отродясь не было своих денег. Семь лет назад он ютился в крохотной гостинке в Благовещенске. Оттуда его вытащили недальновидность его нынешнего лондонского начальства, собственное жуткое честолюбие и желание заработать много денег. Этот документ – как раз один из путей их заработать.

– Сколько, если не секрет?

– Ну, вы всё равно узнаете, если доберётесь до него. От двух миллионов до бесконечности. Всё зависит от запасов Перкунейского месторождения.

– От двух миллионов, – покачал я головой. – Как вас-то угораздило его подмахнуть? Вы ж не пьёте?

– Не пью, – почему-то вздохнул Равтытагин. – В отличие от большинства моих родичей, как вы это и сами понимаете. К сожалению, я, в отличие от Кармана, не имею права единолично решать, что мне подписывать от имени чукчей, а что – нет. Юра обошёл самых влиятельных старейшин – вы ведь знаете, в момент личного контакта их очень легко убедить в некоторых вещах. Вы сами пользовались этим же приёмом неоднократно, что я буду вам рассказывать? Было собрание, кворум распорядился визировать этот документ. И нотариально заверить, что… – он запнулся.

– Хуже всего, – договорил я.

Равтытагин снова улыбнулся.

– Я предполагал, что мы поймём друг друга. Мне это далось непросто, уверяю вас. И я с большим удовлетворением узнаю от вас, что этот документ больше не находится в «Союзе Земли». Конечно, сейчас я сделаю всё возможное, чтобы Карману не удалось повторить этот ход.

Уже когда я выходил из кабинета, Равтытагин меня окликнул.

– Андрей, – он улыбнулся тепло и дружелюбно. – Когда вы найдёте этот документ – если вы его найдёте, конечно, – подумайте: стоит ли он этих двадцати пяти тысяч евро? Деньги вы получите и потратите. В то время как я смогу выступить вашим союзником во многих делах. Если они не будут идти во вред моему народу.

– А почему вы не можете выступить этим союзником уже сейчас?

– Из чувства противоречия. Мы ж всё-таки не любим друг друга, правда?

Правильно. Так пусть и остаётся. Вроде бы и не было ничего…

Трудовая книжка

При увольнении с работы у человека всегда остаются те или иные формальности. Тем более что современный корпоративный кодекс обязывает работодателя насмерть запугать уходящего от него человека. Чисто на всякий случай, чтоб не вякал и чувствовал себя обиженным. Ещё более любопытно то, что чаще всего такая тактика действует прямо противоположным образом: увольняемый почему-то приходит в ярость и начинает честить бывшую контору направо и налево. Судя по всему, Лена на своей бухгалтерско-секретарской работе достаточно насмотрелась на такие увольнения, и при одной мысли, что надо идти на службу забирать трудовую книжку, её начинала бить дрожь. Я предположил, что белобрысая грымза вкупе с лениноподобным типом могли сделать такую процедуру непереносимой даже для закалённого в боях рыцаря бюрократического фронта. Но, как я уже не раз убеждался, мы живём в очень маленьком мире. Я немного повспоминал фамилии, написанные на магнитной доске у ресепшена, позвонил одному человеку, другому – ив конце условленного дня ужинал в маленькой пиццерии на углу Садового кольца.

Она пришла с опозданием на четверть часа и, как мне показалось, постаралась с улицы оценить обстановку в помещении. Видимо, побаивалась, что в зале окажутся коллеги по работе.

Когда Лиза появилась в дверях, я на всякий случай поднялся из-за стола. Много лет прошло – меня можно было и не узнать. По крайней мере, я бы на это не обиделся. Я же узнал бы её при любых жизненных обстоятельствах. Лиза чуть задержалась, затем шагнула ко мне, приобняла чуть крепче, чем положено старым знакомым, и чмокнула в ухо, обдав запахом табака.

Села напротив и поглядела оценивающе:

– Завидую мужикам: они почти не меняются с возрастом.

– Ты тоже.

– Не ври, Андрюха. Я смотрюсь в зеркало как минимум два десятка раз в день. Все мы движемся в одном направлении, просто для некоторых из нас этот путь оказывается болезненнее. А для женщины, склонной к полноте, – болезненнее втройне, – беспощадно пресекла она все мои попытки к комплиментам и наклонила голову влево, прищурив глаза. – Андрей Горелов. Ты знаешь, что за нашу встречу меня могут уволить?

– Хммм… Ну, тебе решать, стоит ли держаться за такую работу, где можно быть уволенным за встречу с прошлым…

– В любом случае это не твоё дело, Андрюха.

Я заказал два «американо». Ещё минуты три мы просто смотрели друг на друга. Я знал, что она видит перед собой – невысокого худого человека с продолговатым, будто бы сжатым с боков черепом, отчего скулы выпирали желваками над впадинами щёк. Чисто выбритого (по крайней мере, я на это надеялся), с бородкой и усами а-ля эспаньоль, ёжиком тёмных, начинающих седеть волос, длинным носом, опускающимся к чёрточке усов надо ртом. И небольшими карими постоянно прищуренными глазами, которые когда-то смотрели на неё с любовью.

Похоже, Лиза тоже пыталась оценить, какой я воспринимаю её сегодня. Потому что встрепенулась, стряхивая наваждение, и протянула руку мне через стол.

– А помнишь, как всё начиналось, – произнесла она наш всегдашний пароль.

Я кивнул.

Да, всё начиналось… Студенческие дружины охраны природы, совместные протесты на Манежной и пьянящий воздух свободы, подобного которому уже никогда больше не будет в нашей жизни. А теперь мы сидим друг перед другом, откровенно оценивая визави.