Черное солнце

— Так. Кажется, я понимаю, к чему вы клоните.

— Очень хорошо. Но понимать — это мало, понять умом мы можем все, надо еще практиковать, действовать. А Россию, как известно, умом вообще не понять. Но это потом. Так вот, трезвый расчет, конструирование цели и ее поэтапное достижение — залог успеха и процветания. Будь успешным, не будь собой, кричат кругом модные психологи и все умные книжки. Вы их читали?

— Конечно, и очень много.

— Правильно. И вот, спланировав свою жизнь, как написано в этих умных книжках, кстати, по большей части американских психологов нового направления, да, впрочем, и наших теперь немало, отбросив ставшие ненужными душевные порывы, мы начинаем подниматься по лестнице успеха. Вы начинаете подниматься. Вы же поднялись по этой лестнице?

— Ну, наверное.

— Не наверное, а точно. Вы президент группы компаний. О такой должности мечтают 90 процентов российских предпринимателей. У вас прозвище Олигарх. Вы знаете об этом?

— Знаю, конечно, — улыбнулся Кудрявцев.

— И вот мы уже у намеченной цели. — Павел взял чашку, посмотрел на дно и допил остатки кофе. Он поморщился: проглотил гущу. Затем продолжил: — Все, вроде бы цель достигнута. И — что?

— Ничего.

— Вот именно. Ни-че-го. Глубокое разочарование обрушивается как снег на голову. Столь долгожданная цель уже не выглядит такой привлекательной, как раньше. В поисках чувств вы наращиваете темп работы, пытаясь избежать даже минуты незанятости. Вас начинают называть трудоголиком. Называли?

— Точно, трудоголиком. Говорили — он добился всего этого, потому что он много работает, работает и день и ночь, потому что он трудоголик. А я бежал от скуки, от апатии, как вы определили.

— Да, работа по выходным, годами без отпусков — вовсе не производственная необходимость, а лекарство, которое снимает внешние симптомы, не излечивая, а усугубляя болезнь. Как наркотик. Ну, и тут индустрия развлечений не дремлет, а тоже приходит на помощь. Она предлагает развлечения для скучающих печориных все более изощренные. Вот вам и ваша акула.

— Здорово! — восхищенно воскликнул Кудрявцев.

— Но, я думаю, акула — далеко не все. А нам надо проработать всех акул. Или кто там еще?

— Там много еще кто есть, пауки, например, — вздохнул Кудрявцев и посмотрел на часы. — Мне, к сожалению, пора. — Он достал из внутреннего кармана пиджака бумажник, отсчитал триста долларов, положил на стол. — Спасибо огромное, Павел. — Кудрявцев встал.

— На неделе постарайтесь вспомнить все случаи, которые мы будем называть аттракционами, все подобные этому, с акулой. Когда в поиске острых ощущений вы пытались пробить апатию. Это хорошо делать перед сном, если есть силы. Попробуете?

— Попробую, — сказал Кудрявцев.

Павел проводил его до двери. Там Сергея ждал телохранитель. Он что, весь сеанс стоял здесь, под дверью? — удивился Павел. Когда за Кудрявцевым и охранником закрылись двери лифта, Павел прошел в комнату. Он взял на руки Трофима и подошел к окну. Черный «мерс», там еще один охранник. Кудрявцев с телохранителем вышли из подъезда, подошли к машине. Павел погладил кота и заговорил с ним:

— У него впереди еще встреча. И может, не одна. А вот у нас только одна, да, Трошка? Мы ждем Катерину, которая приготовит нам вкусный ужин.

Как будто в подтверждение его слов раздался звонок, и Трофим побежал к двери. Звонки Кати он каким-то образом угадывал сразу. Только на ее звонки он бежал, хотя встречал далеко не каждого гостя. К Олигарху он выйти даже не соизволил. Хотя нередко мог усесться на колени к совершенно незнакомому человеку.

Трофим мчался не зря. У Кати была полная сумка продуктов, из которой досталось всем — и коту, и его хозяину.

14

Дима пил чай с хирургом Самвелом и медсестрой Таней после очередного тяжелого дня, который вроде бы подошел к концу. Поступлений больше не было и, если не случится никаких ЧП, то и не будет. Он очень чисто и хорошо провел две операции — дети будут здоровы.

Татьяна смотрела на доктора Дмитрия Андреевича — она звала его только по имени-отчеству — с нескрываемым обожанием. А Дима, казалось, ничего не замечал. Только однажды, в день рождения Самвела, когда Таня надела свое самое красивое бархатное платье и надушилась дорогими духами, и очень продуманно накрасилась, Дима сделал ей комплимент:

— Ты сегодня очень красивая, Танюш, — сказал он.

И все. Больше ничего. Весь вечер он ее почти не замечал, как она ни старалась обратить на себя его внимание. Но и этот скромный комплимент был для Тани огромным счастьем. Она вспоминала его всегда, когда ей было грустно. И пыталась вызвать его повторение. Пока это не удавалось, но девушка не теряла надежды.

От взрыва ваза с печеньем подскочила на столе, чашки задрожали, и чай пролился на стол. На лицах хирургов не дрогнул ни один нерв — взрывы давно стали привычным делом для них. Таня встала, взяла тряпку и вытерла со стола разлившийся чай. Никаких обсуждений, комментариев. Тихое чаепитие после тяжелого трудового дня было продолжено. Но вскоре опять прервано.

— Милицию, милицию взорвали, их сюда несут! — услышали они голос медсестры Светланы. — Скажите Дмитрию Андреевичу. Ох, ни сна у него, ни отдыха.

Дима встал из-за стола. Услышав это известие, он понял, что надо готовиться к тяжелой ночи. Ближайший военный госпиталь далеко, всех раненых привезут сюда. Значит, предстоит ночь операций.

— Самвел, готовься.

— Всегда готов, Дмитрий Андреевич. Ночка нам сегодня предстоит та еще.

Дима ничего не ответил, вышел из госпиталя и увидел процессию с вереницей носилок. Он тут же пошел дать нужные распоряжения.

Сорок пять человек от легко раненных до умирающих. Оторванные руки, лица, иногда одно кровавое месиво. Сердце, вылетающее из грудной клетки при каждом ударе. Ранения в грудь, в живот, в бедренные артерии.

Дима работал на автомате. Он успевал оперировать сам и при этом руководить работой коллег. Он проводил самые сложные операции. Нужно было оказать первую необходимую хирургическую помощь, чтобы потом отвезти ребят в госпиталь. Все молодые, все моложе его, средний возраст — 20 лет. Дима не чувствовал усталости. Он попросил Татьяну сделать ему крепкий кофе, кофе его взбодрил, и он работал с новыми силами. Когда работа, наконец, была сделана, он дошел до своей кровати, упал на нее прямо в халате и заснул, не снимая ботинок. Это сделала Татьяна. Она же сняла халат, аккуратно повесила его на спинку стула, наклонилась и поцеловала Диму в губы. Дима не проснулся. Он спал глубоким крепким сном.

Его разбудили только в одиннадцать утра, и он долго отчитывал подчиненных за то, что они не сделали этого раньше. Но никто не реагировал на его замечания. Все знали, что их главный врач должен поспать хоть немного, он закончил оперировать, когда рассветало. Так долго он не продержится, даром что молодой. Почти всех милиционеров отвезли на «скорой» в госпиталь в Моздок, остались только двое самых тяжелых. Дима должен был осмотреть их и принять решение. Как с ними быть — на свой страх и риск оставлять здесь или все же отправить в Моздок. Тогда спроса с Дмитрия Кочеткова не будет, у него детский госпиталь. Только вот парень по дороге может умереть. Молодой хирург это прекрасно знал и поэтому на вопрос Тани о двух милиционерах сказал:

— Я иду к ним. Позови Самвела.

— Он спит. Разбудить?

— Нет, не надо, я сам.

Таня пожалела, что сказала главврачу о том, что Самвел отдыхал, теперь он будет делать все один. И она разбудила помощника. Тот посмотрел на часы и ахнул. Медсестра обрисовала суть дела, Самвел деловито кивнул и поспешил к Кочеткову.

Через три часа дело было сделано, опасность для жизни ликвидирована, и можно было передохнуть.

— А где Федорыч? — спросил главврач Татьяну. — Что-то я целый день не видел нашего лора.

— Уехал в министерство, Дмитрий Андреевич. — Таня налила Дмитрию кофе.

— В министерство? — Он пододвинул чашку. — Спасибо, Тань, спасибо.