Филька(СИ)

В первые дни войны Новгородский музей ещё работал, лишь в последний день июня было велено эвакуировать его из города.

В ящики были сложены лампады, Евангелия, потиры и многое другое. Филя помог погрузить всё это в вагоны, которые сразу же отправились в Киров и через полторы недели вернулись. Фашистские самолёты бомбили город, от взрывов выбивало окна, здание рушилось, сверху сыпалось стекло, обломки кирпича, штукатурка. Вагонов было мало, далеко не всё могло в них уместиться, и поэтому были взяты только самые выдающиеся произведения искусства. Ящики закончились, но для погрузки удалось достать бочки от рыбного хозяйства. В них сложили иконы, церковные оклады, складни, кресты, сосуды, книги, ткани, хрусталь, драгоценное оружие и некоторые золотые предметы. 2 августа из города отправили третью партию экспонатов, с ними уехало большинство работников музея. Погрузку завершили на рассвете, уезжающих снабдили едой и водой, мужчинам дали на всякий случай винтовки.

Несколько оставшихся сотрудников провели последнюю ночь в Софийском соборе без сна, в страхе и тревоге. Здесь же были раненые бойцы. Здание содрогалось от близких взрывов, виделись отблески пожаров. Накануне вечером двое работников встретили возле собора Фильку - бледного, запылённого, с пулемётом в руках; он помогал советским войскам отстаивать город и теперь уходил вместе с ними. Его не смогли ни о чём толком расспросить - он исчез так же быстро, как и появился.

Наутро перед ними открылась страшная картина: мост через Волхов был сильно повреждён взрывами, и машины с повозками не могли проехать по нему, только один за другим пробегали солдаты и беженцы. Вокруг гремели взрывы, пылали и рушились дома; совсем низко с жутким рёвом проносились самолёты. На обочинах дороги лежали трупы людей, тележки, брошенные вещи...

Работники музея с трудом перешли мост, добрели до села, где их накормили; там они смогли промыть раны на ногах и отдохнуть. Потом продолжили путь, на пароходе доплыли до Старой Ладоги и дальше отправились каждый своим путём.

29. Нашествие

Филя и Гена пропали на пять дней; их матери не имели никаких известий о них, они опросили всех, кого могли, но никто не видел их сыновей - оба будто в воду канули...

15 августа был штурм немцами древнего земляного вала; грохот орудий, взрывы, выстрелы винтовок, автоматные очереди слились в один оглушительный, ужасающий гром, и у Фили, который находился среди бойцов, оборонявших город, душа уходила в пятки... После того, что ему пришлось пережить в тот день, он долго не мог прийти в себя.

В новгородском Кремле ещё находился гарнизон, войска сдерживали натиск врага - но вот Филя увидел прорвавшуюся часть противника и побежал в первое попавшееся укрытие - пустующий дом. Укрывшись за комодом, стал прислушиваться к выстрелам: бои развернулись на улицах города. Раздался звон стекла, потом пуля просвистела где-то совсем рядом, за ней - другая, третья... Филя сидел ни жив ни мёртв от страха, но, едва только на пороге появился немецкий солдат - его скосила пулемётная очередь; эти мгновения показались Филе вечностью: смертельно раненый солдат, пытающийся удержаться за дверной проём; другой немецкий солдат, появившийся в окне и расстрелянный в то же мгновение; третий, четвёртый, пятый... Филя едва успевал отстреливаться, чувствуя только одно - нечеловеческий страх и ужас - и поджидая в перерывах нового бойца в немецкой форме... Последнего солдата застрелили с улицы, потом всё стихло...

Немцы сбросили бомбы на новгородский Кремль, он загорелся. Советские войска отошли за реку Малый Волховец. После тяжёлых боёв и отступления советских войск в город вошли немецкие и испанские войска. Фронт установился недалеко от Новгорода.

В городе оккупанты сразу же установили свои порядки: вывесили по городу приказы о регистрации коммунистов и комсомольцев, о сдаче оружия и радиоприёмников, о запрете помощи подпольщикам и партизанам, о комендантском часе и т.д.; непослушание каралось расстрелом.

Филя пришёл домой ночью, голова его была перебинтована; охнув, Мария Фёдоровна бросилась к нему, уложила на кровать, стала расспрашивать, где он был и что с ним случилось.

- Это от взрыва... осколком ранило, - ответил он.

Когда мать перевязывала ему голову, в дверях появился молодой солдат, живший теперь у них - ему, наверное, было всего лет двадцать или чуть больше. Длинный и худой. Взгляд по-детски наивный. Неужели он мог быть такой же сволочью, как другие оккупанты?.. Филя стал думать, как теперь быть. Ведь солдат будет жить с ними в одной квартире и всё знать, обо всём догадываться...

Наутро они неожиданно разговорились. Филя узнал, что солдата зовут Ганс Лерер. Тот много о себе рассказал. Жил в Бремене, в семье сапожника, учился в гимназии, потом - в институте.

- Я не хотел идти на войну, - сказал он. - Думаешь, все здесь по своей воле оказались?

Филя всё понимал. Но, несмотря на этот разговор с Гансом, он, конечно, чувствовал к нему недоверие.

С утра через город ещё проходили немецкие части, проезжали танки, машины, и гул от всего этого был такой, что звенела посуда в шкафу. В тот день Филя с Генкой видели, как немцы вели пленных красноармейцев. Все были изранены, с перевязанными головами; некоторые шли с трудом сами, а кого-то несли другие. Один немец стал подталкивать прикладом шедших позади, и, когда один пленный крикнул на него, ударил его, и солдат упал.

Думая, что он мёртв, немцы прошли мимо. Филя и Генка подбежали к нему, перевернули. Филипп нащупал пульс.

- Он жив. Надо его быстрее в госпиталь...

Они взвалили раненого на плечи и медленно зашагали в больницу.

С Марией Фёдоровной они столкнулись возле выхода. Она указала свободную койку, и мальчики положили бойца. Мария Фёдоровна позвала Женю, и они привели солдата в чувство, стали обрабатывать его раны.

- Мало у нас лекарств... - вздохнула мать Фили. - Где ж их теперь достанешь - кругом немцы...

- Может, в медпункте? - спросил Филя, но тут же вспомнил, что туда недавно попала бомба.

- Там теперь ничего не осталось - всё разметало, - подтвердила его мысль Мария Фёдоровна.

- Может, что-нибудь можно достать... - тихо сказала Женя.

И Филя решил во что бы то ни стало пробраться в здание медпункта. Они с братом договорились встретиться поздним вечером в местечке неподалёку от медпункта; Генка будет стоять настороже, а Филя проберётся в здание и добудет там что-нибудь.

***

Подойдя к ограде двора медпункта, Филя и Генка стали всматриваться в темноту. Во дворе вроде никого - тихо, ни шороха. Да и кому нужно теперь это полуразрушенное здание?

- Лезь, - шепнул Филька, и оба перемахнули через ограду.

Пробравшись через кусты, они затаились под окнами здания. Генка подсадил брата, и тот исчез в разбитом окне. В комнатах стоял едкий запах лекарств. Филя складывал в сумку шприцы, уцелевшие банки, упаковки. С трудом он пробирался через захламлённые и засыпанные камнем и штукатуркой места. Крыши там вообще не было - наверху простиралось звёздное небо.

Он выбрался из здания, и они с Генкой побежали в госпиталь. Филька подобрался к крайнему окну и тихо постучал в него. Окно открылось, и Женьке передали сумку с медикаментами.

Дома Филя потихоньку пробрался к своей кровати. Лёг, но никак не мог заснуть. И краем глаза увидел, что с тахты приподнялся Ганс.

- Филипп...

Филя не отозвался, сделал вид, что уснул.

- Филипп, я знаю, что ты не спишь...

- Что тебе?

- Ты смотри - попадёшься... Здесь у эсэсовцев кругом глаза и уши. Так что не высовывайся лишний раз. Ты Альтмана не знаешь - он зверь, три шкуры с тебя сдерёт. Его все боятся. За малейшую провинность расстрелять прикажет. И Хольцу не попадайся - он хитрый как лиса, всё по городу рыскает. А ты в такое время по улицам ходишь...

- Я в госпитале был, по делу...

- "По делу"... Не понимаешь ты, что война - не такая вещь, чтобы с ней играть...