Жажда жить

Они пообедали в пивном погребке, сходили на дешевое представление, выпили виски в салуне рядом с театром и проследовали в публичный дом на Пятой Южной улице.

— Если уж ты здесь, Сидни, пусть твой дружок порезвится. Там, куда я тебя веду, безопасно, как в женском монастыре. Только первачи-бизнесмены сюда ходят, элита, никакой тебе мелочевки. Все к твоим услугам. Хочешь — минет. Хочешь двоих зараз — пожалуйста. Я здесь завсегдатай, местных девочек знаю, но у них регулярно появляются новые таланты. Заведение не хуже, чем в Нью-Йорке или Филадельфии. В первый раз меня сюда привел дядя, я тогда на первом курсе учился.

— Что, на всю ночь?

— Вообще-то можно, но мне не хотелось, чтобы видели, как я утром выхожу отсюда. Как правило, я прихожу сюда примерно в это время и либо смываюсь, пока еще темно, либо остаюсь на сутки. Завтра вечером нас ждут на танцах у Видермайеров, так что, наверное, лучше уйти до света. Прошлым летом, когда родители куда-то уехали, я провел здесь трое суток подряд.

В четвертый раз в жизни Сидни брал женщину за деньги. Эта первая девушка, которую привели к нему на пробу, была юна и мила. Его провели в просторную комнату с большой кроватью под балдахином, хрустальной люстрой с лампами на газу, креслами с позолоченными спинками, столиком с мраморной крышкой и зеркалами, вделанными в платяной шкаф и двери. За шампанским и сигаретами девушка рассказала ему свою историю, которой Сидни поверил: отец ее был шахтером, бил, а мать продавала квартирантам. В пятнадцать лет она убежала из дома, и сейчас ей восемнадцать. Она встала, расстегнула крючки на вечернем платье и снова застегнулась, стараясь понять, какое произвела на него впечатление. Затем повесила его одежду в платяной шкаф, убавила свет, быстрым движением сбросила платье и осталась стоять с тесно сведенными бедрами и почти не дыша.

— Иди сюда, Соня, — выговорил наконец Сидни.

Все случилось очень быстро.

— В следующий раз будет лучше, — сказала Соня.

— Следующего раза не будет.

— Не говори так.

— Не бойся, свои деньги ты получишь.

— Знаю, но я не о деньгах. Пол платит, и не важно, сколько я с тобой, полчаса или всю ночь. Просто в следующий раз нам обоим будет хорошо.

— Ладно, давай лучше шампанского выпьем, — предложил Сидни.

— Что, горло пересохло? Хорошо. Только не пей слишком много, а то заснешь.

— Да меня на всю ночь хватит.

— Пари? На поцелуй.

— Никаких пари.

— Да, да, конечно, глупо спорить на такие вещи. Но ты сам меня скоро захочешь, Сидни, и знаешь почему? Потому что ты мне нравишься. Разве что велишь мне уйти.

— Да нет, оставайся.

— Правда, можно остаться?

— Конечно.

— И поговорить с тобой?

— Почему бы нет?

— Налью тебе шампанского. Сигарету хочешь?

— Пожалуйста.

Соня стянула с постели простыню и обернулась ею. Она разлила шампанское, зажгла две сигареты, сунула обе в рот и, придерживая простыню локтями, чтобы не упала, протянула ему бокал.

— Единственный напиток, который я люблю, — шампанское, — сказала девушка.

— Дорогие у тебя, однако, вкусы.

— О да. Потому я и работаю здесь. Приходит какой-нибудь старикан или мужчина за сорок, что-нибудь в этом роде, и говорит: «Соня, я забираю тебя отсюда и поселю у себя дома, здесь, или в Филадельфии, или в Нью-Йорке. Где угодно». И это не просто слова. Потому что я молодая и красивая и непотасканная. И еще потому, что ему нравится, когда я стегаю его ремнем.

— Что, действительно есть такой?

— Сотни, тысячи. Не поверишь. Иногда целая неделя проходит без молодого парня. Молодого и сильного, вроде тебя. Я бы переспала с тобой и бесплатно. Просто ради удовольствия.

— Правда?

— Когда у меня будет этот старик, можешь зайти, посмотреть. Я скажу Полу, как меня найти. Ты женат?

— Нет.

— Я вижу, ты ни в кого не влюблен, так что можешь навестить меня, и я ничего не возьму, потому что деньги мне дает старик.

— Ну что ж, спасибо тебе, Соня.

— Может, встретимся раньше, чем ты думаешь. Я скажу Полу, где я. И можешь приходить, когда тебе угодно, пока не влюбишься в богатую девушку из своих, и тогда мне придется найти себе другого молодого человека. Чему быть, того не миновать, Сидни. Милый. Славный.

Уже светало, когда Сидни с Полом вышли на улицу. Теперь они стали ближе, по крайней мере на время, чем в те годы, когда их связывали заклинания «Мертвой головы». Они вернулись дневным поездом в Ливан, где вновь заняли свое место в высшем обществе восточной Пенсильвании.

Всю неделю Пол твердил Сидни, что шестой день его пребывания в здешних краях станет кульминацией всего визита. Сидни дали понять, что предстоящая поездка в Форт-Пенн — это большое дело. Публика из Гиббсвилла ругала его, что он не остался на их собрание, а публика из Ридинга клялась ридингским собранием, но Сидни заметил, что и те и другие, при всей приверженности к своим празднествам, замолкали, когда слышали, что он едет на собрание в Форт-Пенн. В Гиббсвилле говорили: «Стало быть, вы не собираетесь кинуть нас ради Ридинга?» А в Ридинге: «Вы ведь не остаетесь в Гиббсвилле?» Но никто не выступал против Форт-Пенна, правда, и за — тоже. Сидни же с нетерпением ожидал поездки в Форт-Пенн.

В последний момент она едва не сорвалась.

— Наконец-то пришли наши приглашения, — сообщил Пол. — Я есть в списке, но когда я написал туда и попросил билет для своего гостя, им, видите ли, понадобилось знать, кто ты да откуда.

— И что же ты ответил?

— Что ты большая шишка из Нью-Йорка. А на тот случай, если они зададутся вопросом, какого черта эта шишка залетела ко мне в Ливан, сразу объяснил, что ты здесь по делу, а если хотят знать больше, пусть обратятся к парням из Нью-Хейвена, которые сейчас живут в Форт-Пенне.

— А кто это? Я их знаю?

— Конечно. Лес Поффенбергер. Джо Каннингэм. Джек Стивенс. Эмлин Дитрик. Джордж Уолл. Все с нашего курса.

— Ну как же, как же, помню. Не знал только, что они все из Форт-Пенна.

— Ага. И еще Рэдклифф Дикинсон, но его имени я не назвал.

— Правильно сделал. А что, разве он тоже из Форт-Пенна?

— Откуда же еще? Его там хорошо знают. Тра-та-та. Ладно, как бы то ни было, у нас с тобой все в порядке. Сегодня Брок Колдуэлл прислал мне билеты.

— Кто-кто прислал?

— Брок Колдуэлл. А ты что, знаешь его?

— Да, наверное, это тот самый малый. Он в Лоренсвилле учился?

— Ну да.

— Тогда точно он. Неудивительно, что билеты шли так долго. Мы с мистером Колдуэллом не выносим друг друга. Я устроил ему хорошую трепку в первый же день, как он появился в Лоренсвилле, и он меня так и не простил. За два года мы и словом не обменялись. И с тех пор не виделись.

— Ничего себе! Жаль, что я не знал. Ну ничего, Сидни, ближайшие двадцать четыре часа ты проведешь с ним бок о бок. Мы остановимся у него дома.

— Что-о? Нет, нет, Пол, это невозможно. Поездка отменяется, по крайней мере для меня, — заявил Сидни. — Ты-то, конечно, поезжай.

Лицо Пола еще больше опухло, даже пропал намек на точность линий. Задышал он так тяжело, что казалось, вот-вот лопнет.

— Нет, клянусь всеми святыми, нет, — внезапно оживился он. — Брок считается джентльменом. Вот что он мне пишет, читай.

Дорогой Пол,

надеюсь, ты извинишь, что посылаю тебе эти билеты с таким опозданием. Это моя вина. Дело в том, что, когда комитет отправил тебе форму заявки на получение гостевого билета, меня не было в городе. Если не ошибаюсь, я ездил в Лоренсвилл с мистером Тейтом. Вы с другом остановитесь у нас, заказать сколько-нибудь приличный отель сейчас уже невозможно, все занято. Мама говорит, что будет счастлива тебя видеть. Если есть возможность, останься на несколько дней. Подтверди, пожалуйста, телеграфом, что остановишься у нас, и еще раз повторю, что вы с другом будете желанными гостями. Заранее благодарен за то, что не сердишься за случившуюся накладку, твой Брок Колдуэлл.

— Вот черт, — пробормотал Сидни.