Жизни, не похожие на мою

Кому или чему, на самом деле? Другому человеку? Более умному? Лучшему? Этьен сказал, что от такой мысли его тошнит. Что до меня, то я считаю ее справедливой. Чересчур благонамеренная и правильная, сказала бы Элен, но все же справедливая, и он был ее живым воплощением.

Что ты хочешь сказать? Что я нормальный парень, потому что у меня был рак и мне отрезали ногу? А если бы нет?

Нет, нет, я признаю: проблема гораздо сложнее, чем представляется на первый взгляд, можно болеть раком и остаться подлецом или идиотом, но на самом деле я сказал то, что имел в виду. А если я о чем-то умалчиваю, тем более, что не говорю здесь о Фрице Цорне или Пьере Казенаве, так это о том, что его, по-моему, вылечил его же рак.

Я пытаюсь представить себе молодого судью, ковыляющего по тротуарам Бетюна. Он живет не здесь, не стоит преувеличивать, он снял квартиру в Лилле. Привез свои книги, пластинки. По вечерам он снимает протез и в одиночестве ложится в постель. Всегда один. Лечение, физический недостаток, потеря шевелюры и волос на теле нанесли жестокий удар по его либидо. Теперь он чувствует себя лучше, да и волосы отросли, остроумия ему не занимать, вообще можно сказать, что он соблазнительный мужчина, но уж чего не скажешь, так это того, что у одноногого мужчины нет проблем в жизни и общении с женщинами. Он еще не встретил ту, кто примет его таким, какой он есть, кто полюбил бы его с двумя ногами, но встретит и полюбит его одноногого. Чувствует ли он, что скоро все изменится и к нему вернутся любовь и доверие? Или он уже потерял всякую надежду? Нет, он не отчаивается. Даже оказавшись на дне пропасти, он не считал свое положение безнадежным. Жажда жизни никогда не покидала его: после кошмарных сеансов химиотерапии она вела его в кафе напротив института Кюри и заставляла заказать здоровенный сэндвич с колбасой. Облокотившись на барную стойку, он уплетал его за обе щеки и думал, что жить все-таки хорошо, даже в шкуре Этьена Ригаля. Тем не менее, он был пленником явления, известного психиатрам как путаница понятий: любой выбор для него оказывался проигрышным. Решка — ты выигрываешь, орел — я проигрываю. Трудно перенести, когда тебя отвергают из-за того, что у тебя одна нога, но еще хуже оказаться объектом желания по той же причине. «Первый раз, когда девушка дала мне понять, что из-за этого не хочет со мной спать, — вспоминал Этьен, — я влепил ей оплеуху. Но однажды мне довелось услышать, как другая девица в присутствии кучи народа заявила: „Хочу трахнуться с Этьеном, меня дико заводит мысль о его деревянной ноге“. И, поверь мне, вынести такое еще тяжелее. Тем не менее, нужно научиться проглатывать и это. Мне помогло то, что в конце сексуальной пустыни я встретил девушку, которую в детстве изнасиловал ее собственный отец, а позже, в подростковом возрасте, она стала жертвой двух неизвестных насильников. Даже упоминание о сексе наводило на нее дикий ужас. В то время я тоже боялся секса, как огня. Как говорится, два сапога — пара. Несомненно, именно по этой причине мы оказались вместе в постели. Мы сделали все возможное, чтобы избавиться от страха, и наш опыт оказался просто потрясающим. Необыкновенным с сексуальной точки зрения, невероятным по нежности и самозабвению, одним из лучших в моей жизни. Я часто рассказывал об этом изнасилованным женщинам, а иногда и юношам, принимая их в своем кабинете. Я говорил им: „Да, то, что с вами произошло отрицательно сказывается на сексуальном поведении, это серьезная травма, неблагоприятный фактор, но вы должны знать, что есть люди, для которых ваше затруднение покажется сущей мелочью, и если вы согласитесь с этим, то сможете взглянуть на свою проблему другими глазами“».

Набирая в Гугле слова «сексуальность, увечье», я попал на сайт Overground, предназначенный для людей, испытывающих сексуальную тягу к инвалидам. Они называют себя «поклонниками» — по-английски devotees. Но среди них есть своего рода экстремисты — «претенденты», или wannabees, то есть те, кто жаждет лично перенести операцию по ампутации конечности, чтобы отождествлять себя с объектом своей страсти. Претенденты, переходящие от слов к делу, встречаются довольно редко, в большинстве своем они удовлетворяются спекуляциями вокруг самой идеи и делают фотомонтажи, изображая самих себя со столь желанной культей. Те, кто идет до конца, обрекают себя на страдания. Мне довелось читать свидетельские показания одного из них: на протяжении ряда лет он пытался найти «подходящего» хирурга, который согласился бы отрезать ему здоровую ногу, и в итоге тяжело ранил себя в ногу из охотничьего ружья, причем сделал это настолько успешно, что ампутация стала неизбежной. Поклонники и претенденты образуют весьма предосудительное, стыдливое сообщество и хотели бы избавиться от чувства стыда: мы не извращенцы, — говорят они, — конечно, наши желания довольно своеобразны и распространены лишь среди узкого круга лиц, но они естественны, и мы хотели бы иметь возможность говорить о них открыто. Они признают, что их желания труднореализуемы. Идеальную пару составили бы поклонник и претендент, жаждущий перенести ампутацию, тогда оба наслаждались бы своей взаимодополняемостью, пребывая в совершенной гармонии: большое преимущество интернета заключается в том, что он способствует встречам подобного рода, исходя из принципа, что все разрешено между соглашающимися сторонами, достигшими зрелого возраста, — даже, как это случилось несколько лет тому назад, заключению контракта между одним типом, желавшим съесть себе подобного, и другим, изъявлявшим готовность — вначале, по меньшей мере, — быть съеденным. Но подобный идеальный союз встречается крайне редко, особенно когда склонность претендента имеет ярко выраженный фантазматический характер. В жизни чаще всего приходится сталкиваться с ситуацией, когда поклонник — допустим, это мужчина — женат на женщине, которая ничего не знает о его желаниях и придет в неописуемый ужас, когда тайное станет явным. На интернет-сайте ему советуют действовать осмотрительно и неторопливо, предложить супруге поучаствовать в эротических играх с использованием костылей, но совершенно ясно, что в склонности к ампутации признаться куда сложнее, чем в пристрастии к содомии или ондинизму [32], и еще меньше шансов «обратить в свою веру» партнера, если ранее у того не замечалось тяги к инвалидам. Третий путь — самый роскошный для поклонника — встретить настоящего инвалида. В принципе, напрашивается мысль, что эти люди, чей физический недостаток у многих вызывает отвращение, должны радоваться, встретив тех, кого их увечье, напротив, привлекает. Проблема, которую не может скрыть даже интернет-сайт, ведущий активную пропаганду среди новых сторонников, состоит в том, что большинство невольных инвалидов — то есть подавляющая часть людей, перенесших ампутацию — реагируют точно так же, как Этьен, когда девица сообщила ему о своем желании переспать с ним из-за его деревянной ноги: их тошнит от отвращения. Влечение поклонников вызывает у инвалидов чувство брезгливости и обвинение в лицемерии: обхаживая женщину-инвалида, поклонник должен тщательно скрывать, что делает это по причине ее увечья, женщина должна думать, что желанна сама по себе.

Когда я приехал во второй раз, мы с Этьеном проговорили до самого утра. Перед завтраком он позвонил жене и предложил ей присоединиться к нам в итальянском ресторанчике, куда он водил меня во время предыдущего визита. Я мельком видел Натали на похоронах Жюльетт, и теперь с беспокойством думал, как она воспримет странную авантюру, затеянную мной и ее супругом, но как только эта решительная улыбчивая блондинка устроилась на банкетке рядом с ним, все мои сомнения улетучились. Казалось, ситуация веселила ее: Этьен доверял мне, она тоже, и оба с нескрываемым удовольствием наперебой рассказывали о том, что называли между собой «американской четвертью часа» — этого выражения я раньше я не слышал, и оно обозначало определенный момент на празднике, когда девушки брали инициативу в свои руки и сами выбирали кавалеров.