Белая пыль

}─ Ах ты жучка! – он встал из-за столика и тоже подсел ко мне, накренив диван в свою сторону. Руку он протянул по спинке сразу за моей спиной, - ты почему такая дерзкая? }

}─ Нет настроения.}

}─ Я должен тебе сказать, что у меня индюшка была – тоже своего места не знала, прыгала на меня, стерва, пока я маленький был, да ещё пастись любила возле калитки, мне из-за неё приходилось домой через огород заходить. Вот. А потом я подрос и индюшку эту заколол. }

}─ Как заколол? }

}─ А просто. Вилами штык – и готово. Помнишь, Филька? }

}─ Помню, - подтвердил Антон. Ему не нравился этот разговор. }

}─ И из этого следует, что меня ты тоже заколешь чуть что? Только можно не вилами, а ножом, я же всё-таки не индюшка, - пыталась я шутить, хотя его угрозы были крайне неприятны. }

}Быков снисходительно хихикнул и обнял меня, слегка потрушивая. Я напряглась, но не вырвалась.}

} ─ Нет, что ты, как можно заколоть такую девочку? Тем более ты так похорошела после моря, загорела… Конфетка! Просто аккуратнее со мной, ладно? Я же тебя не обижаю.}

}Я буркнула в ответ что-то утвердительное, Быков счёл это за приглашение к ухаживаниям. Он сюсюкался со мной, игриво подталкивал, старался делать вид, что он ас в обращении с девушками, но переигрывал и каждым словом и жестом выдавал себя дилетантом. Мне было плевать. Вон сидит Вадим, и я почти уверена, что больше ему не интересна. Он ни разу не взглянул в нашу сторону. Антону было тошно слушать, как Быков строит из себя кавалера, он направился к Вадиму и они отошли курить и шушукаться до края аллеи, где начинался обрыв. Раньше я бы легко определила, что они в данный момент шепчутся обо мне, но сегодня я уже ни в чём не была уверена. А! И не надо! Танька щебечет с Элей как с давней подругой и ласкает Рея. Я решила, что пришла пора окончательно обидеться на всех. Я сосредоточилась на Быкове. Он был мне абсолютно безразличен, даже его плоскость и фальшивая грубость не отталкивали, а он тем временем всерьёз вообразил, что очаровал меня. }

}Мы возвращались в деревню через спуск с горы. Поднявшись, я оглянулась на тополь у реки. В ночи его листья не прекращали тускло серебриться. Ему достаточно было минимального света, - призрачного света звёзд, - чтобы давать миру лучшее в себе. Величественный, двухсотлетний тополь, ты столько перевидал людей, заведомо знающих, что они творят ошибки, скажи, как мне их избежать, что за сила выталкивает меня с правильного пути? Научи меня быть хорошей, доброй, даже если мне нехорошо. Серебристый тополь передал мне с ветром «всё придёт, потерпи, остынь…», я старалась разобрать его слова и зацепилась ногой за крепкую лозину, меня подхватил Вадим, я даже не заметила, что он шёл позади. «Не ушиблась?» - спросил он, боже мой, он смотрел на меня, смотрел всё теми же светлыми глазами, ну что я себе навыдумывала? Через секунду Быков подхватил меня на руки и нёс до самой дороги, а я словно впала в ступор, безмолвно смотря на Вадима. Он плёлся сзади и не делал ничего, как и я. Спасение утопающего дело рук самого утопающего, а я ничего не делала, поэтому он меня и не спасал. Ну отчего ты такой неуверенный, мальчик мой с золотыми волосами. Я верю, ты любишь меня, и я люблю тебя, но не могу сделать первый шаг, ведь это неправильно, не так написано в моих книгах, это ты должен вести меня за собой. О, я пойду за тобой, не сомневайся, только не молчи, будь смелее!}

}Все разошлись, и я осталась с Быковым наедине. Мы прохаживались по улочкам, в некоторых дворах собаки для порядка лениво погавкивали на нас. Быков сыпал смешные истории, стараясь не допускать неудобной тишины, ведь девушку нужно развлекать, чтобы она не заскучала. Я думала о Вадиме и Тане. С первым я основательно запуталась, это ясно, а что теперь делать с Таней, она стала мне в один миг чужой… Конечно, я слишком к ней строга, хотя сама не ангел, но ужасная собственница. Вдруг я поняла, что Быков силится говорить что-то важное для него и прислушалась.}

}─ … Красивая и… клёвая, самая нормальная девчонка на деревне. Короче… я хочу тебе сказать… Да ты постой, - он остановил меня и повернул лицом к себе. Затем продолжил признания, подёргивая от волнения плечами и переминаясь с ноги на ногу, - это… Фухх! Я тебя люблю. Да, я тебя люблю!}

}Он облегчённо выдохнул и в напряжении не отрывал взгляд от моего лица, с большим волнением ожидая ответ. Неожиданного здесь ничего не было, как, впрочем, не было и любви. Хотя, кто знает, может это со мной что-то не так и я способна видеть чувства только в лицах немых рыб? А когда мне говорят об этом просто в лоб, то не воспринимаю за правду, а начинаю недоверчиво ковыряться в непростых для кого-то признаниях и выискивать мнимую ложь. Я просто ничего не смыслю в любви! Там, где молчат, я хочу услышать заветные слова, а там, где говорят, я не верю и вижу обман. Боже мой, ну почему я такая глупая, почему такие простые истины мне не по силам понять?}

}Я подняла глаза. Нет, ничего я к нему не чувствую. Но что, если чувства приходят не сразу? Я сказала:}

} ─ Правда, любишь?}

}Быков оживился, победа была у него в кармане:}

}─ Конечно, Леночка! Давно, давно люблю.}

}Он поцеловал меня, и я по-прежнему ничего не чувствовала. Быков оказался беспросветным неумехой в тонкостях поцелуя. Зачем, ну зачем я это сделала? Он провожал меня домой, обнимая.}

}─ Ты будешь со мной встречаться? }

}Ну, куда мне было деваться? И он был такой счастливый, словно выиграл в лотерею. Нельзя же так обижать человека. }

}─ Буду, - сказала я из жалости. }

}«Жалко стало», - вспомнила я Таню и горько про себя усмехнулась. }

}

}

} Глава 10}

}У Рады начался свадебный период. Вокруг нашего двора дежурили самые разнообразные и неутомимые дворняги, объединённые одной общей особенностью – все были страшные как на подбор. Ни один из них не дотягивал ростом не то, что до Рады, им было далеко и до Рея. Те, что не были слишком худыми вначале, через неделю выглядели хуже пленников концлагерей, но всё же это были очень везучие псы, просто потому что остались в живых. Первая жертва была обнаружена через день от начала моих отношений с Быковым. Мелкий лохматый пёсик валялся около забора, отделявшего наш двор от Ляцких, в коем обитали вышеупомянутые сёстры Наталья и Светлана. Собачонка не успел прошмыгнуть между прутьями забора, был настигнут Радой и перекушен поперёк туловища беспощадной азиатской пастью. Его даже не было жаль, непостижимо понять, на что надеялась такая мелочь, как он, набиваясь в женихи к невесте, у которой одна голова была больше, чем сам он целиком. Рада была того же мнения, более того, воспринимала всю эту хлынувшую в её владения шваль за жестокое оскорбление достоинства и величества породы, к которой она принадлежала. Шавки летели налево и направо, но ничто не могло переубедить зов их природы. Они тёрлись под заборами, подползали как можно ближе к ней на пузе, прижимая уши и с минуты на минуту ожидая расправы, они приносили ей какую-то падаль, воняющую за километр гниением, от чего даже резало глаза, они не смели и пикнуть, будучи от неё поблизости, не говоря уже о выяснениях отношений друг с другом. Одному Рею было совершенно на неё плевать. Рада возлежала посреди двора в виноградной тени, около гамака, и до поры до времени делала вид, что никого из них не замечает. Псы успели понять тонкости игры и старались быть как можно менее заметными, но опасности подстерегали их со всех сторон. Они с замиранием сердца встречали стук входной двери или, ещё хуже, шарканье человеческих ног по двору. Тогда из каждой засады ощущалось предельное напряжение собачьих нервов и готовность бежать чуть что. Мы могли примириться с одной-двумя обнаруженными шавками, но когда их численность превосходила наших собственных собак, раздражались, и рука тянулась к чему-нибудь тяжёлому. }

}─ А ну, пошли вон отсюда! – орал кто-то из нас и бросал старым башмаком в ближайшего жениха.}

}И тут же весь двор оживал, поднимался на четыре лапы и бросался в бегство, отчаянно визжа перед лицом нешуточной смерти. В этот же момент Рада резко подрывалась как по команде «Фас! Взять!» и, что было мочи, неслась за обезумевшими от ужаса кавалерами, и во всём её естестве от жуткого оскала до кончика обрубленного хвоста читалось одно: «Догнать! Уничтожить!». Толстая, желтоватая шкура воинственно колыхалась на ней, губы, обычно прикрывающие страшные клыки, безвольно болтались, загибались по ветру, оголяя орудие убийства. Она была воистину великолепна в гневе. Рей подхватывал её азарт и тоже устремлялся за каким-нибудь доходягой. Несчастные пёсики бежали врассыпную куда глаза глядят и умудрялись протиснуться в щели, сквозь которые едва прошёл бы кот. Они визжали так, словно их уже разгрызали пополам, но самым душераздирающим и заставляющим нас пожалеть о минутной слабости был тот вопль, что оглашал неминуемый конец и взвинчивался высоко в небеса, замирая там горьким укором среди облаков. В чём, собственно, вина этого пса, который по природе своей не в силах противиться сильнейшим инстинктам? Схватив метлу, лопату, тяпку, мы бросались спасать животное, глубоко раскаиваясь перед ним, сами рискуя быть покусанными, ведь Рада была почти неуправляема в бешенстве и, за исключением папы, могла цапнуть любого из нас. В большинстве случаев нам удавалось отбить жертву, и он живой, часто смертельно израненный, ковылял домой. Но мы, хозяева, были не единственными, кто приводил в действие атомную бомбу.}