Перекресток семи дорог (СИ)

- Где?

- Восьмой этаж. Человек десять их там.

Введенский невольно улыбнулся. Для Вагита одолеть десять человек было, что прогуляться. Вообще ни о чем.

- Это все? – На всякий случай, хотя Вагит сказал бы.

- Обижаешь, дорогой…

- Прости, Ваги…

- Все норм, Горик.

Почему Вагит называет его так, Введенский безуспешно пытался понять все десять лет, что был с ним знаком. Сам Вагит говорил, что своей комплекцией и своим принципом стоять за каждого из ребят он ему напоминает его родные горы.

- Действуем, как всегда, тихо и осторожно. Главное, не спугнуть их, пока не подберемся достаточно близко.

- Самой собой, Горик. Да, вот еще… – Вагит молчал, пока Введенский не повернул к нему голову. – Все, кого ребята обнаружили… живы… И твой парень, похоже, тоже.

- Тем более, – боясь спугнуть удачу, прошептал Введенский, – тихо и осторожно.

Обернувшись в поисках Космоса, который, надо отдать ему должное, не лез на рожон и слушался подстраховывающего его Влада, он увидел его в нескольких шагах позади себя. Взгляд его был так же устремлен вперед в сторону развалин и без шуток горел так, что и фонари были не нужны.

- Группами по двое окружаем так, чтобы просматривались со всех сторон, – одной рукой Введенский сжимал холодный металл «Макарова», другой поднес ко рту шипящую рацию, – кто первым увидит Витю, тут же дайте знать. И без моей команды ничего не предпринимать. Если только речь не будет идти о секундах для спасения его жизни. Тогда действовать по ситуации. По бандитам разрешаю стрелять на поражение.

Тихое «принято» несколько раз, снова оглянулся, теперь уже на Влада, тот, поймав его взгляд, кивнул, тронув Космоса за локоть, что-то сказал ему на ухо.

- Все, с Богом…

Не зря ребят Вагита называют «летуны», не потому, что летчики, а потому, что словно парят над землей. В два прыжка оказавшись у самой стены, умудряясь ступать так, что ни крошечки под ногой не хрустнуло, Введенский на мгновение замер. Убедившись, что и остальные видимые ему группы, готовы, решительно, но осторожно вошел внутрь.

Он уже не понимал, где реальность, а где уносящие его за край сознания разряды. Не чувствуя боли, не ощущая холодного прикосновения проводов, приходил в себя, лишь когда Каверин, едва только спасительная темнота собиралась поглотить его, окатывал его лицо и грудь водой.

И хотя его успехи в школе были более чем скромны, но и закон физики о проводимости тока через воду, и подвиг генерала Карбышева, замерзшего насмерть, Пчелкин помнил на удивление хорошо. И сейчас, как никто, наверное, понимал генерала. Впервые за последние, сам не знал, сколько часов, появилось желание сдохнуть. Зубы стучали и от холода, и от тока, сердце билось на пределе возможного, кровь пыталась пробить вздувшиеся от напряжения вены. На очередную попытку Каверина на грани боли вырвать у него заветные четыре цифры просто кусал губы до крови, запах которой пробивал даже затягивающее его все глубже и глубже болото бессознательности. Кусал, потому что понимал – может настать тот порог, за которым человеческий мозг уже не различает грани между реальностью и небытием, а значит, надо, надо оставаться в сознании, контролировать себя, даже когда так уже хочется одного… Умереть…

В начавшей покрываться коркой льда луже у его ног отражались редкие звезды декабрьского неба. Пчелкин даже не отреагировал, когда его руки освободили, просто рухнул к ногам Каверина.

- Евгеньич, его сейчас просто пальцем тронь, он откинется. – Произнес чей-то голос на самом краю сознания.

- Вот как раз сейчас он в той кондиции, когда не может уже себя контролировать. Осталось дожать, просто дожать и пароль мой.

Удар ботинком в живот, и звезды засверкали уже не только в луже. Резким рывком Каверин поднял его на ноги, держа, чтобы не упал, прижал к какому-то столбу. Удерживая за горло, целился метко, в почки.

- Пароль, партизан херов!!! Сейчас живьем в бетон закатаю!

Насчет «живьем» в его состоянии уже был явный перебор. Начались не просто глюки, а конкретные галлюцинации. Иначе как объяснить появившиеся за спиной Каверина фигуры Введенского, Космоса и смутные очертания еще двоих. Кого – Пчелкин разглядеть не успел. Очередной удар в живот снова отключил его сознание.

Он терпел. Честно терпел. Долго терпел. Пока ехали, пока лежали в ожидании команды. Терпел, пока осторожно поднимались по ступенькам. Терпел, когда, увидев вдали мерцающий свет костра, удержался, чтобы не рвануть туда и не разнести их всех к чертям собачьим. Терпел даже тогда, когда, поднявшись на этаж, он увидел его. Узнать в окровавленном, полуживом человеке, еле стоящем на ногах, хохмача Витьку Пчелкина, Космосу стоило не меньших усилий, чем до этого момента терпеть. Но когда державший его за горло бандит, в котором угадывалось что-то до боли знакомое, нанес уже неизвестно какой по счету удар, и Пчела обмяк в его руках, Кос уже терпеть не мог.

- Мразь!!!!

От его крика задрожали полуразрушенные колонны, грозящие похоронить под своими развалинами всех разом. Словно обезумевший, разъяренный лев он бросился вперед. И… замер…

- Одно движение, – призрак в виде Каверина, прикрываясь бесчувственным Пчелкиным, отступал, не отводя от его головы пистолет, – и будете его мозги по всему этажу собирать…

====== Глава 13. Не дай мне уйти. ======

Кирпичная крошка хрустела под ногами, в воцарившейся тишине звук шагов Каверина отдавал эхом в сердцах всех, кто сейчас замер, наблюдая за ним и бесчувственным Пчелкиным в качестве живого щита. Хотя по всем признакам было понятно — если они не поторопятся, щит очень скоро перестанет быть живым. Чувствовал это и Каверин. Сжимающая горло Пчелкина рука то и дело теряла пульс.

— Не глупи, Владимир Евгеньич. — Введенский не сводил глаз с них обоих, вытянутая вперед рука уверенно держала «Макаров».

— А то что, товарищ полковник?! — Истерично засмеялся Каверин. — Накинете еще два-три годика к моему пожизненному?

Стараясь вести себя уверенно и всем видом показывать, что он сейчас хозяин положения, Каверин, тем не менее, понимал, что отступать у него получится до поры до времени. Не видя, кожей чувствуя нацеленные на него взгляды и прицелы снайперских винтовок, он прижимал дуло пистолета к голове Пчелкина так, что рисковал продавить прочную броню черепа.

— Ты же понимаешь, Владимир Евгеньич, — спокойный голос Введенского бесил бывшего опера, — как только ты просто щелкнешь затвором, тебя снимут. И пикнуть не успеешь.

— А на курок нажать много времени не надо! — Блефовал, сам понимал, но больше ничего не оставалось. — Проверим?! Что потом в отчете напишешь, товарищ полковник? Что просрал своего щенка?

— Отпусти его… — прохрипел Космос, блестевшее у головы Пчелы дуло было для него сейчас единственным аргументом оставаться на месте.

— И тебе доброго вечера, сын профессора Холмогорова! Или ночи?! Где еще двоих забыл? Ах, извини, я слышал одного воробушка подстрелили? А что наш депутат? Боится корочку помять?

Бравада, блеф, просто наглое заговаривание зубов. А что ему еще оставалось? В очередной раз потеряв пульс на шее Пчелкина, Каверин судорожно сглатывал в горле комок за комком, боковым зрением пытаясь прикинуть, куда можно нырнуть, чтобы попытаться уйти. Именно попытаться, потому что уйти от спецназа все равно что выжить после его игрищ. Вот у друга Пчелкина, кажется, не получилось. Понимая, что пульс категорически не хочет возвращаться, Каверин вдруг увидел справа лифтовую шахту, точнее то, что должно было ей стать, если бы больницу достроили. Сразу за шахтой виднелась лестница черного хода. Сдаваться без борьбы Каверин не собирался, а потому, не сильно заботясь об аккуратности своих действий, словно мешок картошки, тряхнул Пчелкина, поудобнее прикрывая себя им.

— Мразота… — Увидев это, Космос вздрогнул, от напряжения ноги начали гудеть, требуя уже движения.

— Евгеньич, подумай еще раз. — Введенский сразу понял намерения опера Володи, но там за шахтой напротив лестницы уже залег Вагит. В том, что Каверин не уйдет, Введенский не сомневался, его беспокоило другое. Что тот собирается делать с Витей? Будет прикрываться им до последнего? А потом?