Армия любовников

ет вспоминать лицо вожатой, мелькнувшее в красных тряпках. Почему она, видя, с кем шла Ольга, так подло оговорила Федора?

- Знаешь, - говорила через много лет Ольга, - в какой-то момент им стало мало комсомольцев-добровольцев... Реки вспять - это оттуда же... Ломать через колено... Хоть что... Хоть природу, хоть бабу.

Странно, но я не спрашивала ее, почему она тогда не заорала. Дело в том, что я знала почему. Я и в себе ощущала это: стыдную, идущую из потрохов покорность. Никто про меня это не скажет. Я для всех "крутое яйцо". Но я-то сама знаю! Я знаю, как умирает сопротивление, как оно сходит на нет, и в покорстве своем начинаешь жаждать только одного - тайности стыдного твоего покорства! Поэтому я буду последней, кто бросит в Ольгу камень за то, что она тогда не выдала Юрия Петровича. Она не выдала себя. И маньяк очень хорошо нарисовался в такой ситуации. На кого еще так легко свалить собственную трусость?

А Юрий Петрович все-таки однажды подзалетел. В том же "штабе". Девчонка "устроила ему слезы с завыванием", на которое сбежались дружинники. Они стали молотить в дверь, Юрий Петрович вышел им навстречу и мрачно сказал, что "разбирается с тяжелым случаем". Но пленочка, так сказать, проявилась... Куда-то он потом делся, на девочку навесили психоз, родителям вручили что-то ценное по лотерее. Только во время перестройки вновь мелькнул светлый облик Юрия Петровича в сугубо патриотических колоннах, и Ольга, будучи абсолютно равнодушной ко всем и всяким политическим баталиям - "а пошли они все!", сказала мне тогда: "Мне все равно, за кого... Но я точно знаю, против кого..." Надо же случиться такой глупости, что собственный муж оказался идейным союзником Юрия Петровича.

- Ну как тебе это нравится? - спросила она. - Мне наплевать на политику, но жить я с ним не буду. Такое внутри! Боюсь сказать - "в душе". Хочется думать, что в ней нет такой гадости. Но близко к душе - точно. Я не хочу тех людей, скажем, предсердием и желудочком. Пусть даже эти хуже. Вот такая я зараза.

Мы за это выпили вермут со льдом.

- Господи! - сказала Ольга. - Завоевали бы нас, что ли, приличные инопланетяне... Не дадим мы себе ладу, не дадим...

Как раз кончался утюговый бизнес. Жизнь требовала нового семени.

Федор

Однажды, когда искали очередное "где?", Федор привел ее в старую квартиру - Луиза Францевна ездила в тот день к подруге в Одинцово. Старушки традиционно каждый год собирались на день рождения Рашида Бейбутова, которого слепо всю жизнь любила одна из них. Прошедшие Крым и Рим пожилые советские дамы именно в этот день отдавались исключительно любви, в какой уж раз разглядывая фотографии "сладкого мусульманина". Подруге однажды в жизни обломилось "счастье поцелуя", когда она, вскарабкавшись на сцену, сумела из рук в руки передать кумиру букет. Она снова - какой уж год - говорила о запахе Рашида Меджитовича, не каком-нибудь примитивно-шипровом (других тогда не знали), а волшебном, сказочном "запахе мужчины", который ей удалось унюхать, когда