Август

— Зайчика возьми на подстраховку, Кира, я тебя прошу! Он с оружием.

— Зайчик пусть палубу драит, молод еще. Я пошел. Веру предупреди!

Глава девятая

Теплоход замер, тесно прижавшись к правой стенке шлюза. Серый шершавый бетон, казалось, впитал в себя реку, так пахло от него — мокрого, сыростью и въевшимся пронзительным холодом. Закрылись наглухо за теплоходом огромные створки задних ворот, медленно, невидимо для глаза, в шлюз стала поступать вода, поднимая четырехпалубный теплоход со дна узкого ущелья все выше и выше — к свету и теплу. Толпа, высыпавшая на палубы, как только судно стало входить в шлюз, как будто съежилась, представляя себе, что будет, если вдруг сейчас, с верхнего уровня, прорвется вода огромной волной цунами, и тысячи тонн разом ухнут на внезапно показавшийся всем хрупкой скорлупкой теплоход!

Толян шепнул уцепившемуся за поручень Анчарову, не любившему так много воды:

— Представляешь, взрывчатка бы сейчас сработала на нижней палубе? Просто пиздец! — Саня только поежился, поведя напрягшимися худыми плечами. А теплоход медленно поднимался все выше и выше, пока, наконец, не ушли вниз даже кривые яблоньки, клумбы с немудреными цветами и аллея голубых елей, высаженных заботливо шлюзовиками поверх бетона, казавшегося сейчас просто островком на пути реки.

Туристы восторженно загалдели, как только толстые стальные створки передних ворот шлюза начали медленно открываться, и прямо перед носом теплохода вновь заголубела река, засияло солнце, и снова открылся нескончаемый водный путь.

— Сильное впечатление! — даже насмотревшийся по белу свету на множество чудес Петров не смог сдержать своего восхищения увиденным. Впрочем, после того, как приднестровцы свалили с его души тяжелый камень, Андрей Николаевич готов был восхищаться всем подряд! Рядом почему-то оказался вовсе не Муравьев, а оттеснивший его Кирилл, суетливо щелкающий затвором цифровой камеры.

— Просто замечательно! — поддержал он Андрея, вклинившись для удобства съемки между компанией мужчин, стоявших в первом ряду зевак на носу шлюпочной палубы. Петров с Анчаровым, наглядевшись на необычное зрелище, отошли в сторонку, чтобы не дымить на женщин и детей, и закурили. А Кирилл перебросился с Толей несколькими словами, и оба вдруг весело подхватились куда-то, на ходу помахав Андрею с Сашей руками, дескать, — стойте там, мы сейчас!

«Сейчас», однако, затянулось. Слегка подвыпившие Петров с Анчаровым, не долго думая, переместились в бар «Панорама», вежливо поздоровались с уже примелькавшейся им женой Кирилла и заказали по соточке «Хеннеси», чтобы не мешать днестровский коньяк с коктейлями. Они уселись перед огромным окном прямо по курсу теплохода, бодро набравшего ход, едва выйдя из шлюза. Бесконечная речная дорога вновь синей, волнистой лентой расстилалась перед ними. И багровые, косые уже, солнечные лучи перебивали зелень лесов, отбрасывающих длинные тени. Девчонки-подростки с неслышным из-за толстого стекла визгом носились по-щенячьи по палубе друг за другом, играя в пятнашки.

Эта счастливая мирная картина грела мужикам душу лучше, чем французский коньяк и горячий «эспрессо» в маленьких толстых чашечках. Дым от анчаровской сигары сиреневыми вензелями расплывался по бару, пронизанный клонящимся к закату августовским солнцем, и пела нежно с невысокой эстрадной ступеньки в углу бара невзрачная на лицо певичка в маленьком черном платье с голыми, танцующими изящно руками, унизанными множеством браслетов:

— Смотри, кто пришел! — Анчаров незаметно наступил Андрею на ногу и показал глазами в направлении входа.

В дверном проеме стояла Люся. Она чуть приподнялась на цыпочках и, вытянув длинную красивую шею, всматривалась против света вглубь бара, туда, где сидел Петров. Легкое бирюзовое платье, перехваченное в талии, делало ее похожей на девушку из советских фильмов про войну. Так и казалось, что сейчас она скинет с плеч тонкую, невесомую шаль и запоет про «синенький скромный платочек».

Но хоть и шла где-то на краю света война, здесь, в уютном баре, напоенном запахами кофе, коньяка и свежего речного ветра, в воздухе, перекрещенном не трассерами, а взглядами свободных мужчин и женщин, пронизанном солнечными лучами и легкими облачками сигаретного дыма — витала не смерть, а любовь.

Музыкант, аккомпанирующий певице, небрежно отодвинулся от синтезатора, как будто он тут и ни при чем вовсе, только сильные пальцы перебирали клавиши, — уверенно и печально фортепиано прокладывало мелодию сквозь густой, тягучий августовский мёд саксофона.

Люся, словно парусная шхуна на свет маяка, проплыла легкой волнующей походкой навстречу взгляду Петрова.

— Добрый вечер, друзья? Ведь не господа же, даже не товарищи, ведь друзья же, правда?

— А я вас потерял, — невпопад протянул Андрей Николаевич, одновременно поднимаясь, подвигая торопливо кресло и гася в пепельнице зажженную сигарету.

— Конечно, друзья! — Невозмутимый по-восточному Анчаров с бронзовым в сумерках бара лицом, легко, пружинисто встал по стойке «смирно», а были б шпоры, так непременно звякнули бы. Саня вопросительно посмотрел на Петрова, тот опомнился и торжественно произнес:

— Люся, разрешите представить вам моего товарища — Александр, э-э…

— Алишерович, — тихо подсказал Саня.

— Александр Алишерович Анчаров! Люся улыбнулась и протянула тонкую руку.

— Очень рада! Меня зовут Людмила Николаевна. Кутепова. Для друзей — просто Люся!

Анчаров осторожно пожал узкую гладкую ладонь, склонил голову и непроизвольно прищелкнул все же каблуками:

— Я счастлив! Что вам заказать? Андрей, ты позволишь?

Петров немножко ревниво усадил Люсю за столик и развел руками, глядя на застывшего в ожидании приказа Анчарова.

— Люся, пожалуйста, хоть что-нибудь, а то ведь Александр Алишерович в стремлении услужить даме пароход наш перевернет!

— Как приятно! Зря, Андрей Николаевич, вы пытаетесь иронизировать. Бокал шампанского разве что, и только. Брют.

Анчаров улыбнулся им обоим и уверенно пошел к стойке.

— Как красиво могут женщины просто сесть в кресло, — подумал Петров про себя. — Просто опуститься в кресло, просто наклонить голову, просто руки как-то так держать, что они не кажутся лишними. И спина как струна, и все скромно так, и с таким женским вызовом одновременно.