Мое волшебное чудовище

Выйдя из дома с псиной через входную дверь, закрытую на английский замок, я тут же натолкнулся на здоровенного охранника в камуфляжной форме.

А вы кто будете?! – с подозрением поглядел на меня он.

А я ихний родственник, – улыбнулся я, поглаживая псину.

Значит Альма уже привыкла к вам, – вздохнул облегченно охранник, глядя как Альма лижет мне руки.

Еще бы! Да и как ко мне не привязаться, ежели я почти полхолодильника мяса ей скормил, – похвастался я.

Простите, а каким родственником вы им доводитесь, – с некоторым сомнением поглядел на меня охранник.

Мужем ихней дочки, – весело подмигнул я охраннику.

И вы работаете в милиции?! – спросил он, разглядывая мою форму.

Уже, кажись, не работаю, – засмеялся я, почесывая Альму за ухом.

Что ж, у богатых свои причуды, – усмехнулся охранник и открыл мне для прохода железные ворота.

И только в этот момент, оглянувшись назад, на домину, я увидел на нем цифру 99, как во мне все сразу зачесалось от нервов, так как домишко моей Рыжухи был не 99, а 66, просто в темноте я перепутал ихние номера.

Впрочем, через минуту меня уже догнал этот детина, и так уцепился за мою руку, что я от страха зажмурил глаза, хотя Альма зарычала на него, по-видимому, заступаясь за меня.

Ну, что вам еще, – пробормотал я, уже мысленно прощаясь со своей Рыжухой.

А вы бы не могли перед хозяином замолвить за меня словечко, – доверительно прошептал детина.

Угу, – улыбнулся я, хотя и не знал, о чем он мне говорит.

Ну, чтобы он сделал меня начальником охраны, – еще тише прошептал детина.

Угу, – кивнул я и увидел, что он протягивает мне три сотни долларов.

А знаешь, сколько у меня у самого денег? – похвалился я и показал увесистую пачку сотенных долларов своей Рыжухи.

Ну, если мало, – поморщился детина, – возьми тогда еще, – он протянул мне еще семь бумажек по сотне, – так вы поможете?

Угу, – я невольно похлопал его по плечу и взяв у него денежки, пошел с Альмой подальше от греха, как и от этого домишки, а денежки, которые он мне отдал, кинул в шапку нищему, сидящему возле автобусной остановки. На радостях нищий даже расплакался.

Чем меньше собачка, тем больше усрачка! – заржал я, изобразив на прощанье нищему лошадь, и прыгнул с Альмой в отъезжавший автобус.

Как назло, в больницу меня с Альмой не впустили, поэтому пришлось привязать ее к дереву, как столб торчащему во дворе больницы

Юрий Владимирович Пончаков, муж вашей сестры, то есть врач вашей жены, – сконфузился врач.

Он был высокий, с солидным брюшком и в очках в золотой оправе, а лоб его украшала небольшая залысина.

Чуть приблизившись к нему, я сразу почувствовал запах перегара, и мне как-то сразу стало тепло и приятственно, будто я встретил своего близкого приятеля.

Ну и как там больная, то есть моя жена? – сконфузился в свою очередь я.

Больная хорошо ссыт, то есть, спит, ест и пьет, – сконфузился Юрий Владимирович, – в общем, сами увидите, – и весело схватив меня под локоть, повел по коридору.

Как?! Вы без тапочек?! – удивленно остановился Юрий Владимирович, разглядывая мои грязные сапоги.

Да, ладно, доктор, не такие уж они и грязные, – махнул я рукой.

Да, как ладно, меня же жена заругает! – расстроился Юрий Владимирович.

А при чем тут ваша жена?! – удивился я.

А притом, что она главный врач этой больницы, – шепнул он.

Ну, тогда конечно… – вздохнул я и сошел вниз за тапочками.

Внизу, в раздевалке, шла бойкая торговля целлофановыми пакетами, которые и назывались тапочками, потому что их надо было натягивать на обувь, а сверху еще и обвязывать специальными резинками.

Ну, вот, теперь порядок, – улыбнулся Юрий Владимирович, разглядывая на моих ногах целлофановые пакеты, обвязанные резинками.

Ну, насчет порядка не знаю, а придумано хитро, – усмехнулся я и пошел, ведомый Юрием Владимировичем в палату моей Рыжухи.

Она лежала совсем одна в отдельной палате у окна, с приподнятой на тросике левой ногой в гипсе.

Это ваш муж, – прокомментировал мой приход Юрий Владимирович и вышел из палаты.

От смущения я замер возле двери и не мог ничего сказать. Только мысли разные в голове крутились, «прогонит – не прогонит», «полюбит или к черту пошлет».

Подойди ко мне, – попросила она, и я подошел дрожащей от волнения походкой.

Присядь сюда, – она кивнула на стул, и я присел.

Теперь наклонись ко мне, – попросила она.

Я наклонился и моя Рыжуха неожиданно поцеловала меня и тут же прошептала со слезами на глазах:

После аварии я совершенно утратила память и ты должен мне помочь!

Угу! – удовлетворенно вздохнул я.

Почему у тебя такая ужасная речь, – удивилась она, – неужели ты всегда так со мной разговаривал?!

Угу! – радостно мотнул я головой.

Некоторое время она с задумчивым интересом разглядывала меня, потом улыбнулась и снова поцеловала.

Я знаю, почему в тебя влюбилась, – засмеялась она.

Ну-у-у и почему-у-у?! – вытянул я к ней свою шею.

Потому что ты смешной и безобидный!

Угу!

А еще, ты очень похож на ребенка!

Угу! А Чуватов обзывает меня психом, – пожаловался я.

И тут она снова замолчала. Кажись, ейный интерес возрос ко мне еще больше.

А кто такой Чуватов?! – испуганно прошептала она.

Ну-у-у, это мой бывший начальник, – вздохнул я и почесал затылок.

Ой, Боже, да это все начальники ругают своих подчиненных, – рассмеялась она.

Даже за просто так, ни за хрен?! – удивился я.

Ну, ты и в самом деле, как ребенок, – теперь она смеялась легко и свободно, как птичка в полете, а я вспомнив недавно виденный мною эротический фильм, воспользовался этим, и нырнул рукой под одеяло и делал все, как в кино.

Ой, пожалуйста, не возбуждай меня, – прошептала она, прикрыв глаза, но моя рука продолжала упрямо шевелиться между ее раздвинутых ног, зарываясь все глубже и глубже. Она как будто проникала в сказочную пещеру, где хранятся сокровища, из-за которых сражалось и умирало такое огромное количество мужиков, что у меня у самого мурашки по телу начали бегать.

Потом она притянула меня к себе и долго, жадно и пылко целовала.

Теперь я понимаю, почему выбрала именно тебя, – прошептала она, сжимая мою разгоряченную руку, – потому что ты очень страстный и нежный.

Угу! – согласился я, и она опять рассмеялась.

А ты мне напоминаешь мою мамку, – признался я, держа ее за ручку, – такую же добрую и заботливую!

Да, но это все мужчины неосознанно видят в своих женщинах матерей, как и все женщины, испытывают к своим мужчинам материнские чувства! Кстати, а где твоя мама, кто она?!

Она как-то переела во время обеда и умерла, я еще тогда был очень маленький, – расплакался я.

Прости, если бы я только не потеряла память, я никогда не стала бы тебе задавать этот дурацкий вопрос, – она прижала мою голову к себе, и я затих.

Ты ведь на меня не обиделся?!

Угу!

Она уже нежно гладила меня по головке как маленького котенка.

А ты не знаешь, что с моими родителями? И есть ли они у меня?!

Все нормалек! – я ответил чисто машинально, потому что моя голова лежала на ейной грудке, а еще я чуял, как билося ее сердечко. Оно билося чудно и трепетно, как маленький воробышек, и слыша эти ударчики, я готов был здорово разреветься из-за громаднейшей любви, какую всегда к ней испытывал, но все же сдержал себя, и закусив зубами кулак до крови, через еще одно мгновенье освободил ее левую грудь от больничной пижамы, и присосался к ней как грудной младенец, и весь разрыдался от счастья, уже нисколько не стесняясь своих слез.

Все-таки как здорово, взять просто так и стать ее мужем!

Иногда мне кажется, что я тебя вообще никогда не знала, – говорила она часом позже.

Это у тебя головенку шибко зашибло, – призадумался я.

Да, что у тебя, за язык такой?! Неужели ты всегда так говорил?!

Да, нет, я это так подмурлыкиваю, – улыбнулся я, – просто мне очень нравится быть похожим немножко на олигарха.