Моя судьба

Затем Аркадий Аркадьевич пригладил слегка встревоженную прическу и костяшками пальцев той же руки гулко постучал по пробковому шлему.

– Вот шапочка меня и выручает. Из тропиков как сувенир привез, а оказалось к месту! – Он бережно протянул «шапочку» Ирине, чтобы та пристроила ее на вешалке.

Господин Шевчук проследовал в мой кабинет. Удобно развалившись в гостевом кресле, он вынул из кармана маленький зеленый пакет, испещренный иероглифами.

– Чай японский, зеленый – «кокейча», кажется, или, может, как ее… «гайманча». Не запоминаю я всего этого, уж простите. И так мозг всегда в авральном режиме работает! Упаковочка – двести граммов, извольте убедиться. Вес, слава тебе господи, они там, в Японии, на радость нам обычными цифирьками обозначают. Вы очень вовремя позвонили. Я как раз размышлял, кому бы бизнес с этим чаем предложить? Проношусь, так сказать, из одного конца нашей столицы в другой конец и размышляю. Я порой просто так раскатываю. Вам это, наверное, покажется странным, но на ходу, в движении, так сказать, мне думать как-то сподручнее. И хорошо, что вы мне позвонили. Судьба, может быть! Сама судьба! Ведь бизнес-то прекрасный может быть, красивый может быть бизнес! – Он распечатал чай и протянул мне понюхать. Зеленая масса пахла подгнивающими водорослями. Увидев мою реакцию, Аркадий Аркадьевич проворковал: – Не правда ли, пахнет омерзительно, тухлятиной морской пахнет, – он убедился, что я согласно кивнула. – Но, знаете ли, я вот притерпелся к вонище этой, и теперь мне прямо-таки хочется нюхать и нюхать! Так с сырами некоторыми тоже бывает!

– Не знаю, – я пожала плечами, – пусть Ира заварит. Может, не так мерзко получится…

– Да, да! Ирочка, голубушка! Вот здесь, на бочку, инструкция на английском языке – вы ведь знаете английский? – Он дождался, пока Ира кивнет. – Так вот, соблюдайте строго, Ира! Иначе улетучится ценный аромат, вызвавший сейчас столь сильное, как бы это сказать… да! аромат, вызвавший столь сильное омерзение у вашей начальницы, что ли… или, нет, как это правильно сказать… В общем, у вашего босса!

Ира пошла заваривать чай, а мы расположились друг против друга в креслах.

– Так в чем же заключается ваше бизнес-предложение, Аркадий Аркадьевич? – Я решила вначале выслушать гостя.

– Все элементарно. Мой друг знает производителя в Осаке. И у оного производителя на его фабричке такая вот упаковочка такого вот чая – а это очень дорогой, даже там, надо сказать, очень дорогой чай – стоит тридцать долларов. А здесь, в Москве, его вообще можно приобрести только в одном-единственном специализированном магазине за восемьдесят долларов США. Предложение следующее: я даю вам телефон моего друга в Осаке. Вы звоните ему, договариваетесь с ним и вместе покупаете в Японии несколько контейнеров по тридцать долларов упаковочка. Здесь вы все это распродаете по шестьдесят долларов, хорошо зарабатываете, а мне даете по десять долларов с пакетика. И все! Все довольны!

Гладко выбритое румяное лицо господина Шевчука преисполнилось счастливой, прямо-таки маниловской мечтательностью.

– Что вы как специалист по колониальным товарам, как бизнесвумен, так сказать, по этому поводу думаете? – обратился он ко мне.

– Боюсь, – ответила я, – что очень немного найдется здесь ценителей зеленого тухлого чая даже по шестьдесят долларов за двести граммов. И не скоро мы с вашим другом даже первый контейнер продадим!

Аркадий Аркадьевич помрачнел.

– Печально! Но, честно говоря, я боюсь, что вы правы, правы! Народ у нас дикий, дремучий, вкусы примитивные – цейлонский черный так называемый чай пьют! Или вообще индийский со слоном! Я все это знаю, знаю! А те сто человек в Москве, что по шестьдесят долларов купили бы, они и сейчас по восемьдесят берут. Вы тоже так думаете?

Я согласно кивнула. Ирина принесла чашки с чаем. Запахло морским берегом после шторма. В чае и впрямь что-то было. Аркадий Аркадьевич блаженно приложился к напитку.

– Чудесно заварили, Иринушка! Божественно! С истинно японским, можно так сказать, мастерством! Хоть в кимоно вас наряжай!

– Как начальство прикажет! – усмехнулась Ирина. Она относилась к Шевчуку с плохо скрываемым пренебрежением.

Аркадий Аркадьевич вернулся к своим грустным мыслям.

– Ну, вот видите, как тяжело все идет! Бизнес просто вытягивает из меня всю энергию. Я должен отправиться отдохнуть. Отправиться, так сказать, чтоб оправиться! Наверное, на Занзибар поеду. Этот чайный проект очень меня напряг. Разочарование опять-таки! Тяжело, тяжело жить в отечестве нашем, хоть и трудимся мы с вами не покладая, так сказать, рук, и добываем хлеб для пропитания в поте лица своего! – Хихикнув, он извлек из кармашка изящный надушенный платок и провел им по лбу. – Что можно ждать от народа, который воспитывался на грузинском чае и жигулевском пиве! Ужасно! Три дня назад из Таиланда прилетел – расслаблялся там, как мог, знаете ли: массаж, целебные обертывания, медитация! А сегодня сил уже опять никаких! Вот и думаю – надо попробовать съездить для приведения себя в чувство на Занзибар! Я там не был, но народ очень хвалит! Да, да, на Занзибар!

Он хотел было подняться, но я его остановила.

Ира долила нам чаю и вышла из кабинета, притворив за собой дверь.

– У меня к вам есть дело личного свойства, дорогой Аркадий Аркадьевич! – обратилась я к нему в его же манере.

На лице гостя изобразилось предельное внимание.

– Если вы еще не заметили некоторые изменения в моей фигуре, то докладываю вам, что я беременна.

Надо сказать, что я уже несколько недель как перешла на форму одежды, позволяющую, насколько возможно, скрывать уже вполне объемистое пузо. Я взяла паузу и с наслаждением понаблюдала за тем, как брови Аркадия Аркадьевича ползут вверх. Молчание было долгим.

– Что ж, – ответил он, промолчав не менее чем целую минуту. – Я очень рад! Это большое счастье, гм… Но, как бы это правильно сказать, я не припомню, честно говоря, чтобы мы с вами когда бы то ни было совершали соответствующие действия, или, как их еще называют, гм… телодвижения, способные привести вас к такому, безусловно, замечательному состоянию или, можно еще сказать, к положению…

От хохота я чуть не свалилась с кресла. А густые брови господина Шевчука тем временем продолжали свое движение в направлении затылка.

– Аркадий Аркадьевич! Простите, что не сделала упор на это сразу – я беременна не от вас!

Мой смех вызвал и у него некоторое подобие сдержанной улыбки. Допив чай, он поставил чашку на стеклянный столик.

– Я, признаться, так и предполагал, – промолвил он рассудительно. – Но посчитал, так сказать, оправданным шагом внести некоторую дополнительную определенность. В нашей жизни ничего нельзя знать до конца! – Улыбка господина Шевчука из сдержанной стала лучезарной.

Дальнейшая беседа, как я и предполагала, оказалась продолжительной и очень подробной, ибо затрагивала именно ту область, в которой Аркадий Аркадьевич был истинным знатоком. Я объяснила, что хочу взять у своих партнеров и у себя самой большой отпуск по беременности и родам. Мне необходимо не только произвести на свет здорового ребенка, но и на некоторое время отключиться от суеты этого мира. Уже сама моя идея отключиться от всего вызвала у господина Шевчука восторг.

– Таиланд и только Таиланд! – возопил он. – И не просто Таиланд, дорогая моя, а именно Ко Кануй! Там я отдыхаю душой и телом! И не только я так считаю – моя кузина Элен полностью со мной согласна! А ведь она рожала там почти в сорок лет – в пору, так сказать, уже чрезмерной зрелости.

Я попросила Аркадия Аркадьевича подробнее рассказать про божественный остров, вызвавший такой восторг у него и его кузины.

– Так как же иначе? Где еще вы найдете такой сладостный покой и сочетание европейского комфорта с истинным сервисом? Ну какой, к черту, сервис в Европе? Одни только пустые слова! В Европе любой официант считает себя в первую очередь полноправным членом их этого, с позволения сказать, демократического общества. Быть официантом для него – лишь одна из социальных функций, проходное, можно сказать, место на рынке труда… Сегодня он, назовем все своими словами, работник общепита, а завтра, может быть, – депутат Европарламента. Но все не так на Дальнем Востоке, не на наших гунявых окраинах, разумеется, а на настоящем Дальнем Востоке.