Джаз-Банда

— Да чего вы суетитесь, мы же питерские пацаны, — вступился Бугай. — Пусть только кто вякнет — уроем!

ЗИМы, подъехав вплотную к шлагбауму, произвели нехитрый маневр, в результате которого встали друг к другу хромированными блестящими задницами на расстоянии десяти шагов и врубили мощные задние фары. Затем из них вышли четверо импозантных мужчин, одетых по американской моде двадцатых годов прошлого века, в котелках и в темных, несмотря на не самое светлое время суток, очках. Не замечая веселой компании по другую сторону шлагбаума, модники открыли багажники своих авто, из которых буквально повалили голые мужчины и женщины, никак не меньше десяти особей, облитые дегтем и обсыпанные белыми перьями. Привыкшие к темноте багажника и теперь ослепленные яркими фарами, не переставая орать от страха и ругаться, они забегали как попало, натыкаясь друг на друга, на шлагбаум, спотыкаясь и наворачиваясь под улюлюканье и выстрелы в воздух людей в котелках. Один, самый толстый, то и дело падая, катался на своем надутом животе, как неваляшка. Жирные и тощие, с отвислыми животами и грудями, вытаращенными глазами и вытянутыми вперед руками, нелепые и беззащитные в наготе своей — они вызывали одновременно и сочувствие, и отвращение, но прежде всего непроизвольный смех, от которого было просто невозможно удержаться. Картина была до того фантасмагорична и смешна, что казалось, над несчастными потешаются звезды и луна, хотя, возможно, они зарыдали бы от жалости, когда бы не одно обстоятельство. Ведь если жалкие тела незадачливых бедолаг еще могли вызвать сочувствие, то их узнаваемым даже в кошмарном сне лицам не приходилось сейчас рассчитывать ни на что, кроме смеха. Смеха до рвоты…

— Да это просто «Аншлаг» какой-то, — прокашлял в приступе хохота вытаращивший глаза Бугай.

— Точно, — ответил ему Юрец, стараясь подавить конвульсию смеха, мешающую съемке. — Я глазам своим не верю, походу, он и есть.

— Смотри, маленькая в перьях летит прямо как воробей. Серый, это что, киноху снимают? — хлопнул прощенного проводника по плечу Бугай.

— Не совсем. Нам пора от греха… — Заторопился бывалый Серый, упивающийся своим величием.

Пару часов назад эти расфуфыренные бабуины подвергали сомнению его предложение показать им за двести «бакинских» главный аттракцион в их жизни. А теперь они чуть не кипятком обмочились от щенячьего восторга. Однако пора было сваливать, зрелище становилось все более опасным.

Несколько монстров отделились от всеобщего безумия и хлынули прямо на разинувшую рты пятерку, которая до сих пор не попадала в поле зрения бандитов Пастуха. Из-под их босых ног поднимались клубы дорожной пыли, от рук летели перья, изо рта брызгала слюна нездоровья. В бешеных от злости глазах отражались серебряные звезды, придавая неощипанным гигантским курицам вид отрицательных сказочных героев. В этот момент казалось, что море шумит громче прежнего, то ли ругаясь на происходящее, то ли упиваясь этой невероятной постановкой театра жизненного абсурда.

Длинноногие девицы у «BMW», которые все это время перешептывались и хихикали на ушко друг дружке, в несколько секунд сменили загорелый цвет лица с голливудской улыбкой на бледно-серые тона, вытаращили глаза и с визгами забрались в машину. Юрец и Бугай, вошедшие во вкус, еле успели увернуться от зомби в перьях и гоготали, заглушая выстрелы. Юрец старался снять каждое движение монстров юмора, при этом подмигивал Бугаю и временами присасывался к его бутылке шампанского.

— Скорей, скорей в машину, — завопил Серый, — нас уже засекли! Быстро!

— Да подожди ты, самое инте… — начал было бухтеть Бугай, пока его не оборвал выстрел, выбивший телефон из рук его товарища-папарацци. Камера разлетелась на мелкие кусочки, которые больно отскакивали от голых ног, небольшой объектив покатился по дороге, как монетка по столу, а маленький квадратик дисплея нахально спикировал в самую ответственную часть тела Юрца. Но от секундного замешательства и шока тот даже не заметил собственной боли. Вторая пуля разбила бутылку шампанского, за которую Бугай так крепко держался все это время. Осколки посыпались на дорогу, а крепыш так и остался с горлышком в правой руке, удивленно хлопая огромными серыми глазами.

Через несколько секунд раздался пронзительный визг шин, и все пятеро уже неслись в противоположную от КПП сторону, сопровождаемые выстрелами бандитов и криками людей в перьях.

* * *

— Слушай, Пузцо, — недовольно сказал, провожая взглядом стремительно удаляющуюся «бомбу», один из разряженных франтов с пистолетами — высокий брюнет со шрамом на подбородке, похожим на индейскую стрелу, — Серый-то наш совсем, похоже, обнаглел, туристов уже по ночам стал возить. Кто-то стукнул ему, а, Пузцо? Процентов не платит уже давно, пора у него «бумер» отбирать. Ни днем ни ночью нет житья от этих фриков.

— Да ладно тебе, Саныч, пусть живет экскурсовод, — ответил ему похожий на бочку приятель в лихо заломленном на затылок котелке. — Может, хватит с этих придурков? Чего-то я проголодался…

— Эй, Пастух, — крикнул Саныч, — посвети-ка юмористам!

Правый ЗИМ неторопливо, чтоб никого не задавить, развернулся лицом к морю, включил дальний свет фар и заботливо осветил юмористам дорогу к спасительной воде. Пока бандиты доставали из салонов машин сумки и чемоданы аншлаговцев, бережно складывая поверх них одежду и выставляя их за шлагбаум, чудища в перьях тотчас успокоились и покорно пошли мыться, виновато понурив головы. Кто-то продолжал натужно крякать или издавать еще более странные звуки, кто-то то и дело порывался бежать, а потом резко останавливался, кто-то загребал ногами песок и швырялся им в спину товарища, который топал впереди. На челах перьевых чучел не отображалось в данный момент абсолютно ничего. Они шли с лицами усталых роботов — стеклянный взгляд, ненатуральный цвет кожи, неподвижные мышцы. «Жизненности» этим персонажам придавали только капельки пота, покрывавшие их лбы, как блестящие стразы. Капельки перекликались с небом, переливались и светились, как их маленькие друзья звезды на темно-синем небосводе.

— А говорят, они несмешные стали. Врут! Ты посмотри, как бегут, — сказал верзила, из-под котелка которого выбивались непослушные рыжие лохмы.

— Обхохочешься! — подыграл ему Пузцо, — Ты прав, Ромеро, «Комеди Клаб» до них как Билану до Кобзона!

Из ЗИМа меж тем уверенно вышел высокий мужчина с тонкими усиками, наряженный в красивый белый костюм, такой вычищенный, что практически светился в темноте, соревнуясь с полной яркой луной и фарами автомобилей. В зубах его дымилась сигара, а в левой руке красавец держал желтый пластмассовый мегафон. Он медленно захлопнул дверцу машины, прошел несколько шагов и остановился с чувством выполненного долга, вполглаза наблюдая за удаляющимися чучелами. Он картинно докурил дирижаблик кубинской сигары, выпуская густой дым в сторону луны, от чего болтливые маленькие звездочки завозмущались пуще прежнего. Закончив табачную процедуру, «белоснежный бандит» выплюнул сигару под одну из машин и сделал еще пару шагов, после чего аккуратно приложил к губам мегафон.

— Граждане юмористы, — крикнул он толпе «цыплят», шагающей в сторону воды, — спасибо за представление, все было очень и очень… смешно!

Один из юмористов, самый толстый, с огромным перьевым животом и ярко-розовыми ногтями, повернулся на голос уже смеющегося главаря и завопил что есть сил, размахивая правой рукой так, будто он на каком-то политическом митинге:

— Ах ты, негодяй! Сопляк! Гад! Скунс! Да ты не знаешь, с кем ты связался! Ты покойник, вы все, все покойники!

Бандиты разом присели, корчась от смеха, и начали гоготать во всю глотку, не слушая дальше криков толстяка в перьях.

— Вот умора. Ой, не могу, — хрипел Саныч.

— Я ж тебе говорил, что он лучший! Охрененно смешной! — булькал Ромеро. — Спасибо, Пастух!

— Ну, ладно, — крикнул Пастух в мегафон, слегка посмеиваясь, — нам пора! Приезжайте еще! И слушайте джаз! — И, уже убрав мегафон, добавил своей веселой братии: — Хватит ржать, битлы. По коням!