Сефи (СИ)

Сефи вскочила и обняла отца, повисла на шее.

"Папа, это так здорово! Как ты узнал, что я хочу?" - и она радовалась и взахлёб говорила, прижимаясь к отцу всё крепче и крепче.

"Угадал, значит, ну и отлично! Вот с понедельника и займёмся!"

Какие тогда были замечательные времена. Сефи забывала о своём недостатке. Тётя Анна всячески помогала им по хозяйству, завтраки, обеды и ужины были за ней.

С трудом проучившись первый класс, постоянно болея, постоянно пребывая в стрессе от обид, нанесённых ей детьми, Сефи не выдержала и рассказала тёте Анне о своём горьком положении. Тётя Анна пошла в школу, разговаривала с учителями и директором и пришла к выводу, что так и будет, ничего не изменится. Очень уж неуверенно взрослые говорили о том, что ведут беседы с учениками, пресекают издевательства и что лучше, конечно, было бы Сефи учиться дома, и это возможно сделать. По состоянию здоровья можно перевести учёбу на дом. Но учителей не хватает, школе за дополнительную работу платить нечем и потому не знают даже, как и чем помочь.

Тётя Анна всё поняла и, придя домой, рассказала брату о своём посещении школы. Отец жутко расстроился, он и не подозревал об этом, так хорошо Сефи всё скрывала. Было решено, что он, помимо своих книг и статей в журналы, устроится куда-нибудь на работу. Но после поисков работы, он приходил усталый и раздосадованный. И тогда они, собравшись втроём, решили, что всё сделают сами. Ведь когда-то Марк был на биофаке в пятигорском университете одним из лучших студентов. А тётя Анна работала медсестрой и вполне сможет делать платные уколы на дому. Так и порешили, наняв только трёх учителей: словесника, он же преподавал историю, и математика, который преподавал и физику. Биологию и географию взял на себя отец. И, конечно, наняли художника, который ставил руку Сефи и помогал изучать историю искусств, великие работы известных художников древности и современных.

Сефи училась всему с азартом. В конце декабря и мая каждого учебного года она шла вместе отцом и тётей Анной в школу и на удивление учителей сдавала экзамены на отлично, с успехом переходила в следующий класс. Но больше всего, конечно, она любила занятия с пожилым художником, известным в тех кругах, Николаем Абашидзе. Он смог понять её уязвлённое самолюбие, нетерпение сердца, её желание жить, любить полноценно и во всю ширь её девичьей души, он понял её желание изображать всё, что видит вокруг в самых светлых и счастливых тонах. Она быстро уловила нюансы и оттенки, которые получались при смешивании разных красок. Порой Николай удивлялся, как быстро Сефи впитывала в себя те навыки, которые он ей прививал. Только - только покажешь ей и разъяснишь, а она уже берёт кисть и пишет так, как она видит, применяя те приёмы, о которых он ей рассказал. Ему сразу понравилась её манера письма, когда птицы, насекомые, животные получались будто живые, вот-вот они прыгнут, взлетят, поползут. Она улавливала этот самый миг, когда начиналось движение, и прекрасно могла передать это. Картины её отличались искренностью, наивностью молодой души и какой-то особенной чистотой, и светом.

Когда отец уезжал по делам, в путешествия для своих очерков и статей по энтомологии, она сильно скучала и начала разрисовывать свою студию. Работала неистово, иногда даже не спала ночами и под утро получала нагоняй от тёти Анны за то, что она совсем себя не жалеет, не следит за своим здоровьем. Тётя прогоняла спать, и в эти дни отменялись занятия с учителями, и ходила тётя Анна на цыпочках, чтобы не разбудить племянницу. Так постепенно, года за три, Сефи написала двенадцать больших картин. И каждый, кто увидел их, был в восторге, каждый узнавал природу Пятигорска, гору Машук с её деревьями, белками и, конечно, бабочками.

Сефи было очень трудно писать большие картины. Порой она вставала на стремянку, что приводило в ужас тётю Анну. "Чтоб я этого больше не видела!" - ругалась она и часто прятала стремянку. Но когда она уходила в магазин или по делам, или делать уколы по заказам больных, Сефи находила лесенку и снова принималась художничать.

Сейчас Сефи сидела посреди студии и отмечала свои оплошности и недостатки в картинах. Старый Николай хвалил её, но она ясно видела, что вот здесь надо было добавить немного охры, а вот на той картине бабочка слишком пестра, а вот здесь её надо было написать чуть меньше по размерам. Но, видимо тогда, Сефи так представляла, а сейчас, со временем, поменялось её восприятие, и она бы сейчас сделала несколько по-иному. Зато гора Машук, её любимая гора, везде ей нравилась.

Взгляд Сефи опять устремился за окно. Там стояла весна, май, и зелень была насыщена яркими красками. День был прекрасный. В такой день разве можно думать о плохом и вспоминать плохое? Нет, конечно. Но мысли совсем не радостные лезли в её голову. Ах, этот чёртов горб. Конечно, она забывала порой о нём и, забыв, жаждала счастья. Конечно, если бы был жив отец, он не допустил бы того, что с ней случилось после.

К окончанию школы многие знали об её картинах, молва шла, как говорится, впереди. И после сдачи последнего выпускного экзамена, на котором она, как обычно, была с тётей Анной, ставшей теперь, после смерти отца, единственной родной и близкой, к ним подошёл мужчина лет тридцати с длинными волосами до плеч, в джинсовом костюме и в белых кроссовках и предложил устроить в школе выставку картин Сефи. Она очень удивилась и посмотрела на него недоумённо. Тётя Анна быстро нашлась и спросила: "Откуда Вы знаете о нашей художнице? Кто Вы?"

"Я когда-то учился у Николая Абашидзе. Приехал к нему в гости, в отпуск. Он мне рассказывал о Ваших работах - он посмотрел очень по-доброму на Сефи и продолжил - А тут как раз скоро выпускной вечер. Я учился тоже в этой школе, зашёл просто так. Разговорился с учителями, а они и говорят: "Вот бы устроить твою выставку". А как я устрою - все мои картины дома в Питере. За разговором и пришли к такой мысли - устроить выставку Сефи. Просили организовать к выпускному вечеру. А если Вы продаёте свои работы, могу помочь в этом деле. Есть навыки продаж. Но очень хочется посмотреть картины".

Он улыбнулся и Сефи поняла, что мир повернулся на 180 градусов, что она куда-то поплыла, что плохо понимает, что отвечала тётя Анна, и очухалась только на улице, когда они вышли из школы.

"Сефи! Ты что молчишь? По-моему, очень выгодное предложение! Смотри, во-первых, сама выставка. Это очень хорошо - много народу сразу узнает о тебе. Он всё берётся организовать, как его там зовут-то, подожди, он вот визитку оставил, вот она - тётя Анна достала из сумочки визитку и прочитала: "Шпигель Вадим, художник, организатор выставок".

Сефи даже не заметила, когда он дал тёте Анне визитку. А Анна воодушевлённо продолжала: "Потом, если он и продаст несколько твоих работ, это тоже хорошо. Ну, что ты молчишь? Нам ведь деньги нужны? Нужны! Папины деньги подходят к концу, я за уколы получаю копейки, а ты могла бы и съездить куда-то, белый свет посмотреть. Разве я не права?"

Сефи согласилась с тётей Анной, что здорово было бы съездить куда-нибудь, посмотреть белый свет, но вдвоём. Одна она не поедет. Так и решили женщины довериться Вадиму. Жаль, Николай Абашидзе несколько дней назад уехал к родным в Москву и его не будет целых три летних месяца. Можно было бы поподробней расспросить его о Вадиме.

На следующий день Сефи долго провалялась в постели, вставать не хотелось, она привыкала к своему новому состоянию. Школа окончена, надо поступать в художественное училище. Уезжая, Николай сказал, чтобы Сефи не беспокоилась, что пусть считает себя уже студенткой, потому что при поступлении надо предъявить свои работы, а у неё есть много отличных работ и есть, что показать приёмной комиссии.