Скорпионы в собственном соку

16

Но событие, случившееся в начале мая и взволновавшее пьющую часть Бильбао – то есть весь Бильбао – и которое, благодаря своим совершенно неожиданным последствиям, ускорило осуществление моих планов, заставило меня если не забыть, то по крайней мере припарковать в малодоступных местах моего обширного ментального гаража затаенные подозрения насчет Асти.

Близнецы Ригоития были обнаружены мертвыми в своем баре, в «Твинз»; все свидетельствовало о том, что они убили друг друга.

Их обнаружили за барной стойкой, каждого – в своем привычном углу, откуда они обслуживали клиентов. В момент взаимного братоубийства, которое, вероятно, произошло между пятью и шестью часами вечера, близнецы перекусывали, заперев дверь. Перед Хосемари находилась тарелка с кусочками сыра «идиасабаль» и еще одна с ломтиками саламанкской копченой колбасы, несколько ломтей демонского хлеба из муки грубого помола и бокал красного вина… А на другом конце стойки перед Хулианом стояло все то же самое. Бутылка, из которой они наполняли свои бокалы, «Гран-Феудо де Хулиан Чивите» девяноста пятого года стояла посреди стойки, на одинаковом расстоянии от обоих.

У Хулиана был разбит череп – ударами, нанесенными тяжелой скульптурой аррихасортсаиле, [75] держащего в руке кубической формы камень, чьи острые грани и проломили кость… Хосемари изрешетили ударами ножа – видимо, его брат воспользовался тем, которым резал сыр и колбасу.

Так же как и повод для остракизма, какому они подвергали друг друга в течение стольких лет, причина смертельной схватки стала тайной, которую они унесли с собой в могилу.

Кто знает, может быть, здесь был замешан призрак Авы Гарднер.

Но самым странным в этом деле была не скорбная часть, а совпадение необычного завещания, оставленного каждым из них в руках разных нотариусов.

Написанные разными словами, они обладали похожим содержанием: каждый выражал свое отвращение к человечеству в целом. Движимые им и ввиду отсутствия детей или племянников, они оставляли все свое состояние людям, которые им не нравились и которых они считали жалкими, не способными достойно им распорядиться.

Хулиан Ригоития велел разделить свои пятьдесят процентов бара, старую квартиру в квартале Сурбаран и кучу денег в акциях между Олегарио Мампоррой, тяжелым клиентом, который имел обыкновение устраивать у них драки, и Антончу Астигаррагой, которого они считали варваром и мужланом.

Хосемари Ригоития был более бережливым хозяином, чем его двойник, однако он не обладал иным недвижимым имуществом, кроме бара, и жил в пансионе. Он завещал остальные пятьдесят процентов «Твинз» и почти тридцать миллионов наличными и облигациями государственного займа непосредственно Антончу, которого охарактеризовал как пьяницу, задиру и гребаного урода.

Удивительно, что два брата, выдерживавшие в отношении друг друга строгий обет молчания, совпали даже в назначении адресатов своих столь странных завещаний; на практике совпадение оказалось абсолютным, так как второй любимчик барменов, Олегарио Мампорра, ночью первого мая пьяным упал в реку и утонул.

Таким образом, Антончу Астигаррага остался единственным обладателем наследства Ригоития.

Вначале Асти подумывал продать «Твинз», но тут вмешался я, дабы отговорить его. Возможность представилась уникальная. Я убедил его, и, по правде говоря, это было нетрудно, чтобы он сделал ровно наоборот: продал «Антончу» и перенес свои пожитки, соответствующим образом отмыв лицо своего заведения, в «Твинз», расположенный ближе к центру.

Настал момент сделать его соучастником моего почти мистического видения и открыть ему, какой должна быть «Карта полушарий Бильбао».

По окончании своей блестящей речи я ожидал, как он отреагирует.

Пока я говорил, он ни разу не перебил меня, хотя я потратил на изложение своих мыслей по меньшей мере четверть часа. Когда я закончил, он размышлял по крайней мере две минуты, показавшиеся мне вечностью. После этого он, ограничившись улыбкой, ласково стукнул меня кулаком по плечу, отчего плечо онемело, и сказал только:

– Действуйте.

17

Значительный капитал Хосемари и продажа квартиры Хулиана позволили сотворить чудо. Я был официально назначен исполнительным директором и действовал при полном одобрении Асти, который подписывал чеки не глядя, и «Твинз», большое помещение с неумело использованной полезной площадью, превратился в «Карту полушарий Бильбао» за короткий промежуток в четыре месяца; я добился этого, задействовав на переустройстве больше людей, чем было задействовано при строительстве пирамид.

Я не поскупился на качественные материалы: большие зеркала с фасетками по краям, благородные породы дерева – дуб для отделки стен, – обилие латунных украшений, высокие живые растения и теплое, стратегически размещенное освещение.

Хотя душа и просила этого, я запретил себе прибегать к тинтинофильскому merchandising. [76] Единственное, что я сделал в этом направлении, и только в качестве личного намека моему двойнику «пьющему без жажды», так это поставил у входа фигуру капитана Хаддока более чем полметра ростом: в одной руке он держал бутылку «Лок Ломонд», а в другой – судовой фонарь. И никаких пиратских штучек: я лично съездил в Брюссель и купил ее в лицензионном магазине.

Кстати, Антончу, сам того не зная, подтвердил свой параллелизм с бумажным капитаном и велел вырезать на скульптуре фразу ad hoc, [77] которой мы обязаны великому Брийа-Саварену: [78]

«Если бы человек довольствовался только водой, мы никогда не смогли бы сказать, что одной из человеческих привилегий является пить, не испытывая жажды».

Конечный результат оказался эстетичным и элегантным и в то же время сдержанным: это было заведение первого класса с британским оттенком – бар для тех, кто всю жизнь прожил в Бильбао и одновременно находящийся вне времени, по ту сторону эфемерной моды.

Асти продал свою конуру в Каско-Вьехо паре жвачных, тем самым освободив меня от них; они никак не умещались внутри моего чистого ресторанного концепта. Мне говорили, что жвачные переименовали бар, теперь он называется таверной «Апачики» и специализируется на закусках из кровяной колбасы из Вильяркайо – единственная уступка Испании – на чисторре, [79] старых сардинах и полунедосоленных кусках копченой колбасы.

Я знаю, что Осакидеца, баскская санитарная служба, дважды его опечатывала.

Я больше никогда туда не возвращался.

Зато Асти взял с собой свою катафалкообразную помощницу-любовницу, это да, но позволил себе дополнить персонал кухни еще одной поварихой ей в помощь – мы привезли ее от плиты ресторана «Хатасо де Ачури».

Прежде чем мы нашли подходящую кандидатуру, поиски были весьма трудоемкими, ведь она должна была быть сочной, любительницей сексуальных домогательств на работе – с последующей капитуляцией – и толстой, как свиная колбаса, к удовольствию Асти.

Впоследствии я подумал, что это, быть может, плохая идея, что, если один и тот же петух-акселерат будет накрывать двух доступных ему жирных куриц, это может стать причиной ссор, но все трое хорошо уживались вместе.

Гоцоне, по прозвищу Огненный Рот, – так звали новую помощницу, – была женщиной практичной. Однажды я слышал – я имел обыкновение шпионить за персоналом, дабы оценить их рвение, – как она рассказывала своей товарке:

– Детка, когда шеф в первый раз вставил в меня этот свой кусок шланга, я думала, что у меня глаза выскочат из орбит. А учитывая, какой торопыга этот человек, – ведь он уже меня оприходовал, – мне пришлось очень поспешить, чтобы выбить из него прибавку к жалованью.