Ты сияй, звезда ночная

Июль и пришельцы из космоса

Просыпаюсь, когда свет уже струится сквозь опущенные шторы, разрисовывает полосами простыни. Поворачиваюсь. Отбрасываю одеяло, обнимаю подушку. Муцуки уже уехал на работу, кровать его, стоящая рядом с моей, тщательно застелена. Окидываю комнату взглядом. Замечаю пылинки, настолько крошечные, что и не увидишь, пока солнце не поймает лучами. Ничто не сравнится с негой и ленью летнего утра.

В гостиной чуть слышно жужжит вентилятор. Комната кажется пустой. Чуть слышно звучит музыка — органная пьеса Фрескобальди. Золотая рыбка плавает в своем аквариуме. В холодильнике меня ждет свежий салат. Комната ослепительно белая, каждый предмет в ней строго на своем месте. Довольно долго я стою неподвижно, голова еще тяжелая со сна. Что же это такое? Что заставляет чувствовать себя так тревожно и неуютно в идеальном пространстве, созданном Муцуки специально для меня?

Возвращаюсь в спальню. Открываю шкаф. Один за другим достаю костюмы Муцуки, пристально их разглядываю. Комната по-прежнему исполосована солнечными лучами. Раскладываю вещи на кровати и пытаюсь вспомнить, как выглядят они на Муцуки. Мне необходимо убедить себя, что он существует в реальности, что он действительно мой муж.

Вот они, появляются предмет за предметом — пиджаки и джинсы, футболки, две пары туфель… Когда я наконец прихожу в себя и успокаиваюсь, я практически погребена под заполонившей кровать грудой шмоток Муцуки. Принимаю ванну. Съедаю салат. В нем — полным-полно редисок, вкусных, красных, маленьких, хрустящих. Только бы Муцуки поторопился, только бы поскорее пришел домой. Смотрю на часы — еще и одиннадцати нет.

Звонят в дверь. Открываю. Обнаруживаю стоящего на пороге Кона.

— Привет-привет, — говорит он, лицо — радостное, светлое, словно у пришельца из иных миров. — Классный денек, точно?

Пришелец скидывает туфли. Входит. Уютно сворачивается клубочком на диване.

— Принести тебе что-нибудь выпить? — спрашиваю. А что еще делать-то? Стою рядом с ним, прямо как официантка в ожидании заказа.

— Я буду апельсиновый сок. — Он отвечает сразу, будто только этого вопроса от меня и ждал. Улыбается. Он, судя по всему, совсем недавно вылез из постели, шелковистые волосы — еще спутанные со сна. — Только проследи, чтоб сок был свежевыжатый…

Я уже у холодильника, наклоняюсь за коробкой с апельсинами.

Сок, густой, как сироп, льется из соковыжималки, в которой я давлю апельсины, и липнет к рукам. Когда попадает под заусенцы, чувствительно пощипывает. Слизываю сок с кончиков пальцев, на вкус он горчит.

— Вот это жизнь. Болтаешься по дому, ни хрена не делаешь, рядом — хозяюшка, выходной…

— Только сейчас никакой не выходной. А я тебе не жена.

— Жалость какая. — Кон гнусно ухмыляется. — Эх, мне бы тоже жену…

Совершенно очевидно, что он и сам не верит в свои слова. Я смеюсь. Кладу в бокал немного льда и наполняю его апельсиновым соком.

— Жена? Да ведь это же женщина, хочешь ты или нет, — говорю.

Поразительно, как мгновенно посерьезнел Кон.

— Да. Наверное, ты права. Про жен мужского пола я сроду не слышал. Но я не всех мужиков подряд люблю — только Муцуки, — говорит он в лоб, словно в этом нет ровно ничего особенного.

— А, ну да… — Сердце мое на мгновение замирает. Мы с ним чувствуем совершенно одно и то же!

— Эй, эти апельсины — они что, калифорнийские? — Кон отворачивается, склоняется к своему высокому бокалу с соком.

— Ага. — Я понятия не имею, откуда эти апельсины, но киваю.

Вид у Кона удовлетворенный.

— Так я и подумал. Которые из Флориды — те не такие сладкие.

Идея навестить Муцуки в больнице принадлежала Кону. Кон сказал — они уже двенадцать лет как вместе, а он еще ни разу не видел, какую рожу Муцуки строит на работе. Я тоже не видела, отвечаю…

— На том и порешили, — заявляет Кон и небрежно так кивает. — Нет, мы совершенно стопудово туда отправляемся! И кстати говоря, прикинь, будет круто — его жена и парень заявляются к нему в гости одновременно!

Круто или не круто — меня волновало мало. Интересовало меня другое — каков Муцуки со своими пациентами? Хотелось взглянуть на него с профессиональной стороны.

На улицах почти никого не было, так что с автобусными пересадками проблем у нас не возникло. И вот оно, краснокирпичное здание больницы, словно дремлющее на послеполуденном солнце. Сообщаем свои имена молоденькой медсестре в регистратуре, она указывает нам в сторону холла.

— Садитесь, прошу вас, — говорит она деловито.

Испытываю острый приступ дежа-вю. Я абсолютно уверена — все это со мной однажды уже происходило.

Кон окидывает помещение острым, всепроникающим взглядом и еле слышно бормочет:

— Не самое приятное местечко для работы!

Я обозреваю множество людей в зале ожидания, пытаюсь угадать — что же они здесь делают? Вон тот, наверное, пришел на прием, а этот — просто навещает кого-то… Пациентов отличить легко, они все в больничных халатах, и на лицах у них у всех — одно и то же отсутствующее выражение.

— Боюсь, что доктора Кишиды в данный момент здесь нет. — К нам просеменила другая медсестра, постарше той, с которой мы говорили раньше. — Он должен вернуться через час или около того. Желаете его подождать или предпочитаете оставить сообщение?

Она смотрит на нас не мигая.

— Мы подождем. — Тон Кона не допускает возражений.

— Как угодно, — отвечает медсестра. Судя по голосу, она не слишком довольна.

— Извините, сестра, — останавливает ее Кон, когда она уже собралась уходить, — а как насчет того доброго доктора-гинеколога из дешевого сериала?

— Прошу прощения?

Сестра смотрит на нас с колоссальным подозрением, но Кону без разницы, он мило мурлычет:

— Доктор Дайскэ Какие. Он сейчас свободен?

Похоже, после этой фразы медсестра проникается к нам еще большим подозрением.

— Минутку, пожалуйста. — И она еле тащится назад в регистратуру.

Мы остаемся сидеть на диване, словно пара незваных гостей.

Проходит совсем немного времени — и я вижу стремительно идущего к нам по коридору доктора Какие, глаза его за стеклами очков горят неистовым блеском.

— Привет. Случилось что-нибудь? Не часто мы видим тебя здесь, в больнице!

«Тем более вместе с Коном». Это не произнесено, но висит в воздухе. Похоже, он тоже не слишком-то счастлив встрече с нами. Говорю ему — мы пришли посмотреть, чем Муцуки занимается на работе. Спрашиваю — как попасть в отделение для престарелых?

— Третий этаж. Но в процедурные заходить вам нельзя, — объясняет доктор Какие, идя впереди нас. — И никаких твоих маленьких приколов. Никаких. Совершенно никаких. Понял?

Кон посылает доктору Какие гневный взор.

— Ты за кого меня принимаешь? Конечно, пришел и начал прикалываться над несчастными больными стариками! Я тебе не хулиганистый первоклашка первый раз на экскурсии, усек? Так что хорош мораль читать!

— Прости, пожалуйста. Я ничего такого в виду не имел. Я просто хотел объяснить, ну, на всякий случай… — Доктор Какие — воплощенное смущение. Лицо его пунцового оттенка.

Лифт добирается до третьего этажа. Вслед за доктором Какие мы бредем анфиладой дверей через все отделение. Я начинаю серьезно нервничать, чувствую себя совершенно неуместной. Кругом — одни старики и старушки. Старики в халатах-юката смотрят телевизор в комнате отдыха, лысеющие старушки медленно, с трудом передвигаются мелкими шажками через холл, опираясь на палочки. Пространство, до предела заполненное стариками, целый этаж столь примечательных обитателей… Кон, я смотрю, тоже напрягся, но доктор Какие несется вперед все также стремительно, вот и нам приходится ускорить шаг, чтоб от него не отстать.

— Большинство пациентов этой палаты — под присмотром Муцуки, — сообщает он.

Палата — гораздо больше, чем я ожидала. Четыре ряда кроватей, по пять в каждом, все выстроены в строгом порядке.

— Ухты…

Кое-кто из больных, с помощью медсестер, обедает. Сестры, поразительно жизнерадостные, щебечут звонкими, чистыми голосами и одновременно засовывают пациентам в рот ложечки жидкой рисовой кашицы.