Дай погадаю! или Балерина из замка Шарпентьер

Борщук смерил меня тяжелым взглядом.

– Кем вы приходитесь сестрам Эвридике и Марианне? – внезапно спросил он, и тут я разозлилась.

– Мне некогда, и всего вам доброго. Извините. – Я помахала сумочкой и сделала пару шагов в сторону от машины, у которой мы вели непринужденный, как мне казалось, разговор, но ошиблась, потому что пожилой джентльмен повел себя далеко не по-джентльменски, догнав меня и схватив за рукав.

– Я вас прошу, помогите мне, пожалуйста, найти сестер, – быстро выговорил Борщук, – если вы хотя бы что-то знаете о них... У меня гроб в камере хранения лежит.

Сзади кто-то настырно закашлялся, – у подъезда стояли две бабушки – Жужжалина с Моргалиной.

– А балеринки не возвратились? Про какой гроб речь? – перебивая друг друга, осведомились они.

– Пока нет, – бодро ответила я. – Зато гроб при... – Я хотела добавить жизнерадостный глагол «привезли», но Витольд Иванович чувствительно дернул меня за рукав.

– Что еще? – обернулась я.

– Садимся в машину, – прошипел старец. – Я вас прошу.

– Какая неудобная, – возмутилась я, имея в виду свое место пассажирки.

Я покосилась на душеприказчика, который ловко выруливал с тротуара и напомнила:

– Нам на Ваганьковское.

Борщук кивнул и повернул направо.

– Ваганьковское кладбище находится в северо-западной части Москвы, в районе площади Краснопресненская Застава. Основано в 1771 году во время эпидемии чумы... Постройки у входа образуют архитектурный ансамбль в стиле московского ампира, одна из церквей – Воскресения Словущего – построена двести лет назад, – Борщук покосился на меня и добавил: – Давненько я там не был, лет двадцать.

– Я там вообще не была и не знаю, где их искать, так что вам лучше ехать одному... А оно большое?

– Кладбище? – переспросил Борщук. – Нет, всего пятьдесят гектаров.

Я ахнула.

– Даже не знаю, зачем они туда пошли? – бормотала я, представляя, как брожу вдоль огромного погоста в поисках двух нетрезвых бабок.

– У Хвалынских там похоронены родные, насколько мне известно, но где именно, не скажу, потому что с ними туда никогда не ходил. Я их вообще ни разу не видел. Не имел чести, так сказать. – И, помолчав с минуту, Борщук вкрадчиво поинтересовался: – А почему вы все-таки жили у них, Света? Согласитесь, что мой вопрос не праздный.

– Я уже ответила вам, – рассердилась я. – Снимала комнату.

– Вы правы, – старик кашлянул. – Но зачем двум небедным дамам сдавать вам ее? Так вы их родственница или нет?

– Дальняя, – вырвалось у меня, и я благоразумно умолкла.

– Родственников у Хвалынских наперечет. – Борщук остановился на светофоре и вытащил платок, чтобы высморкаться, я это поняла по тому, как он угрожающе задышал носом в мою сторону. – Сейчас мы зайдем в контору при погосте и узнаем, где находится захоронение Хвалынских, – сворачивая, пробурчал он. – Удивительно, что они поехали на Ваганьковское, а не на Новодевичье, где у них склеп.

Душеприказчик продолжил ворчать, а я смотрела в окно и нервно размышляла о том, что мне вообще-то нужно искать работу, а не по кладбищам разъезжать.

– Скажите, а Эмилия Юрьевна оставила своим сестрам хоть что-нибудь? Вы тут намекнули, что сестры Хвалынские богаты, так вы попали пальцем в небо насчет этого, – вырвалось у меня в ответ на ворчание.

Борщук молчал, и я снова подумала, что он глух, как тетерев, потому что молчал он довольно долго.

– Оставила, а как же. Собаку Чекиту и кота. – Борщук лихо притормозил на очередном светофоре. – Эвридика и Марианна теперь их опекунши. Знаете, хотя в замке Шарпентьер проводятся по пять экскурсий каждый день, но жить две опекунши будут в жилом крыле, как королевы, да... Ну, что вы улыбаетесь? Я вам точно говорю.

«Господи, а что я знала и знаю про сестер Хвалынских? – внезапно подумала я. – Очень мало... Я считала, что две старые алкоголички, каких миллион, коптят свои последние деньки на Плющихе... Выходит, все совсем не так?»

– В замке, да будет вам известно, есть прекрасные картины, в том числе два шедевра Франциска Гойи. Так вот, после смерти Чекиты и кота сестры Марианна и Эвридика становятся их полноправными владелицами, да... – закашлялся Витольд Иванович.

Тут я внезапно вспомнила, как в мае гадала сестрам на картах и нагадала им неслыханные богатства, которые они получат со дня на день, но смущать их этим известием не стала, потому что пожалела.

– И большое состояние – в придачу к замку? – как можно равнодушнее поинтересовалась я.

– Да нет. Она вся в долгах была. А Шарпентьер давно передала государству с правом жить в нем до смерти ей и всем ее родным. Но их всего две известные близкие родственницы виконтессы – это ее сестры, как вы понимаете...

– Так она была не богата? – удивилась я.

– Виконтесса после смерти супруга продувала в казино все, что зарабатывала. – Борщук грустно улыбнулся. – Она грустила.

– А много зарабатывала?

– Неплохо, я бы сказал. Она же гастролировала на волне своей былой популярности и собирала полные залы... У нее поклонников полмира.

– А что за наследство тогда осталось, ну, кроме картин Гойи? Если, конечно, про это можно говорить, – поинтересовалась я.

– В экскурсионной части замка есть гобелен «Святая чтица». – Борщук нахмурился, потом улыбнулся.

– И что?

– Она тоже принадлежала виконтессе, и это не единственная ценная вещь... Есть еще старинная замковая мебель, несколько гектаров земли в горах, ну и немного бриллиантов...

– И больше ничего, да? – как можно равнодушнее спросила я. – Значит, они станут владелицами «Святой чтицы» и всего, что вы перечислили? – покачала я головой. – С ума сойти, а ведь они уже старухи...

Борщук внезапно залился смехом:

– Если бы вы знали, что такое «Святая чтица»... Если б вы только знали...

– Гобелен, вы же сами сказали только что!

– Он не имеет цены. – Борщук вел машину по переулку. – Этот гобелен выткан молочной сестрой Леонардо да Винчи Изоттой по собственноручному эскизу ее гениального брата, и об этом есть подлинная запись в хрониках того времени.

Я кивнула, с большим трудом переваривая только что услышанное.

– Значит, по эскизу Леонардо да Винчи? – переспросила я.

– Абсолютно, – Борщук кивнул и уронил очки.

– «Святая чтица», – пробормотала я. – С ума сойти...

Борщук, нацепив очки, тяжело вздохнул:

– Эмилия была умной женщиной и умерла в собственном комфортабельном замке неподалеку от Рима... Красавица, женщина – вечный праздник.

– Хорошая у нее была жизнь! – заметила я.

– Ну, не совсем плохая. – Борщук лихо свернул с оживленного перекрестка в переулок. – Подъезжаем к Ваганьковскому... Так, значит, их нет третий день уже?

– Да. Но вряд ли они здесь. Ну, если только не пьют горькую с каким-нибудь местным сторожем, – хмыкнула я. – Они вообще-то сильно пьющие дамы.

Душеприказчик уже в который раз тяжело вздохнул и промолчал, а я вдруг почувствовала, что он мне начинает нравиться.

– Вот она – церковь Воскресения Словущего с бирюзовым куполом, – бормотал Борщук, паркуясь на платной стоянке.

Я мельком глянула на душеприказчика и спросила:

– Значит, им достанется огромное наследство после смерти старого кота и пожилой собаки? – Я снова вспомнила двух синих от пьянства старух. – Если они на самом деле бывшие балерины Хвалынские, – задумчиво добавила я. – А вдруг это не они?

Борщук криво улыбнулся:

– Адрес мне дала Эмилия, тут никакой ошибки нет.

– Я тут опознавала двух старух, попавших под поезд в метро, – вздохнула я. – Так вот, это тоже были не они, – поспешно добавила я, глядя на бледнеющего на глазах душеприказчика, который, похоже, струхнул, что хоронить ему придется не одну, а сразу трех древних сестричек.

– Похоже, их кто-то столкнул, – сочла нужным добавить я. – Да еще они обгорели. – Я открыла дверь машины. – У милиции почему-то было подозрение, что это сестры Хвалынские.

Душеприказчик кивнул, не глядя на меня.