Стретч - 29 баллов

Во время летней сессии на первом курсе она проводила большую часть дня в библиотеке — в окружении выводка подружек На моем курсе экзаменов не было, но я час за часом просиживал в библиотеке, перебрасываясь шутками с людьми, которых терпеть не мог, и мысленно умоляя ее подойти к нам, чтобы хотя бы рассмотреть ее поближе.

Парня у нее, похоже, не было. Мэри проводила почти все время с другими студентками. Тем не менее стоило какому-нибудь хмырю заговорить с ней во время обеда, как меня бросало в панику, от которой выворачивало кишки. Когда Мэри оказывалась поблизости, у меня отнимался язык, неважно, находилась ли она в двух метрах, забирая почту (только бы не письмо от дальнего возлюбленного, я был готов залезть в ее ячейку и проверить), или шла в пятидесяти метрах впереди, возвращаясь домой с охапкой библиотечных книг.

Мучительнее всего были вечера, когда я, изнемогая, стоял в квадрате ее двора, наблюдая за освещенным окном с задернутыми оранжево-красными занавесками на втором этаже, пока в нем не гас свет.

Я никому не обмолвился ни словом. Попутно я иногда занимался сексом и пьянством с пышнотелой студенткой-географичкой, но дело было не в этом. Просто у меня в голове засела странная мысль, что стоит кому-нибудь рассказать о Мэри, как ее немедленно уведут.

После двухмесячного подражания юному Тристану переход к реальным отношениям произошел на удивление легко. Уже на первом свидании мы целовались, пусть и в антисанитарных условиях. Одна из активисток ее группы устроила гигантскую летнюю вечеринку в парке другого факультета, и Том добыл приглашение через мужской клуб молодых профессионалов. Я притопал туда, совсем не ожидая встретить там Мэри. Мы с Томом еще до прибытия успели набраться «Пиммса» [36] и нанюхаться кокса через свернутые трубкой банкноты у него во дворике.

К красотам Оксфорда так быстро привыкаешь, что попросту забываешь о них. Как я ни стараюсь придать воспоминаниям топографический колорит, картинка не желает проявляться. Память не сохранила здания из медового камня, рододендроны и вороненые зеркальные пруды, осталось только подпертое ладонями лицо Мэри, лежащей на газоне в окружении десятка незнакомых людей.

У меня отлегло от сердца, когда я заметил, что Мзри сидит рядом с Мадлен Джордж, моей сокурсницей. У нас с Мадлен была дружба на уровне чаепитий с гренками у нее в комнате, то есть почти никакая, хотя на первом курсе я две недели был в нее влюблен. Красавицей ее не назовешь, но, если поднапрячься, можно вручную кончить, думая о ней, — я проверял.

Опустившись на мягкую траву рядом с Мэри, я начал выкобениваться — хвастать своими пьянками, охаивать преподов, неистово материться, корчить из себя Джимми Портера [37], короче, обычный репертуар. Оказалось, что они учились в одной школе и Мадлен гуляла с одним из старших братьев Мэри. Странно, но мой бред их развеселил, едкий сарказм пришелся им по душе. Мы нашли общий язык Выпивка была только двух видов — мерзкий на вкус «Пиммс» и огненный коктейль на водке под названием «зеленый мозгодер». Мэри и Мадлен налегали на «Пиммс», я строго держался «зеленого». Какой-то робкий будущий «вуебок» все пытался влезть в наш небольшой междусобойчик, но я держал его на расстоянии с помощью откровенного хамства, демонстративно поворачиваясь к нему спиной и не слушая, что он говорит.

На дорожке под тентом начались танцы. К этому времени я уже парил на крыльях адреналина и «мозгодера» и, услышав, что поставили «Супремес» или там «Марту и Ванделлас» [38], пригласил на танец обеих девчонок сразу Такое поведение было абсолютно не в моем духе, но меня понесло. С танцами я покончил давным-давно, но тут закрывал глаза и двигался как в замедленном кино, беззвучно разевая рот, описывая круги руками и скользя на подошвах а-ля Майкл Джексон. В ночном клубе где-нибудь на севере меня бы подняли на смех, но на танцах в Оксфорде, в окружении зубрилок, чудиков, очкариков и зануд, я, блин, был просто Нижинский.

Время от времени я пытался загнать Мэри в стойло, но Мадлен не позволяла, поддерживая триединство. Когда завели «Аббу», я хотел уйти, но Мэдди заухала как филин при первых звуках «Танцующей королевы», и я решил остаться. Однако от «Аббы» Мэри тошнило побольше меня, за что я зауважал ее еще сильнее. Она крикнула, перекрывая музыку, что хочет посидеть. Мы вышли из-под тента, с меня лил пот, как с боксера после матча. «Лаки Страйк» отзывались укусами в легких, лицо горело огнем. Мэри повернулась ко мне и сказала:

— Вообще-то я не посидеть хочу, а домой.

— Я провожу.

Она прыснула со смеху.

По дороге в наш сектор университета я испытывал все новые мучения. Когда Мэри случайно касалась меня бедром, у меня судорогой сжимало горло, так сильно мне ее хотелось. Мэри всю дорогу мурлыкала какую-то бессвязную мелодию. Мы оба шли, вперив взор в мостовую, что твои монахи-цистерцианцы. Чертова формалистика. Ну почему люди не придумают упрощенный метод, какую-нибудь систему, делающую процесс безболезненным? Провожая Мэри, я составлял в уме карточки, определяющие романтические этапы, через которые не положено перескакивать порядочной девушке:

Когда мы поравнялись с воротами университета, все эти соображения оказались лишними, потому что Мэри потянулась и первая поцеловала меня в губы. Ароматы миндаля, хлеба и белья смешались с запахом джина, пота и мокрой лужайки, я утонул в них на целых полминуты. Ох, какие это были полминуты!

Оторвавшись, Мэри, не открывая глаза, пожевала губами, как будто съела что-то вкусное.

— М-м-м.

— Боже, я поражен.

— С чего вдруг?

— Как ты догадалась?

— Наверное, глядя, как ты стоишь всю ночь во дворе и пялишься на мои окна.

— Вот черт.

— Не переживай. Все хорошо. Просто в следующий раз не забудь подняться наверх.

— В какой следующий раз? В следующий как следующий или прямо сейчас?

— He-а. Закрыто на ревизию. В следующий раз.

— Боже.

— Пока.

Мэри скользнула за ворота.

Вернувшись домой, я долго лежал в постели с открытыми глазами, глядя в потолок и сгараясь не обращать внимания на заходящийся в крике торчок в трусах.

Около трех ночи в комнату заглянул Том:

— С тобой ничего не случилось?

— Э-э, кажется, я влюбился.

— Отлично! Пива хочешь?

— Давай.

Так начался ранний период отношений с Мэри.

И вот до чего мы дожили. Миновал ранний период, поздний период, блюзовый период, даже точка после последнего периода миновала, всю хорошесть и легкость как волной смыло, во мне осталась одна пустота, а у нее — стремление делать вид, что ничего болезненного, плохого или достойного сожаления не случилось и что честный разговор, время и общение могут все исправить.

Похоже, все мои знакомые женщины нуждаются в примирениях больше, чем мужчины. Мэри являла хороший пример. Она в любых условиях как тигр боролась за сохранение отношений. Ей становилось непереносимо, когда они ломались, мельчали или угасали. Она запасала эмоции впрок На вечеринках у Мэри всегда можно было встретить ее школьных друзей, друзей по университету, новых друзей, коллег с работы и родственников, словно она пыталась окружить себя маленьким идеальным обществом. Я называл ее «коллекционеркой», что она принимала за издевку. Но вы у кого-нибудь видели записную книжку в виде картотеки с перекрестными ссылками и компьютерной базой данных? Моя записная книжка пестрит вычеркнутыми записями и запорошена крошками от ластика. Моя книжка — потрепанный символ пристрастия к расчистке хлама.