Ураган

Объятия, приветствия, рукопожатия…

— Давайте скорее, — сказал Карл Розе, — тучи собираются, будет сильный дождь.

Бастиансито, братья Лусеро (старый Лусеро не приехал — лежал дома с приступом ревматизма) и Айук Гайтаны поздоровались с Лестером и вскочили на лошадей, Лиленд, Лестер и появившийся в последнюю минуту Уокер уселись в машину.

— Наши новости ты уже знаешь? — спросил Уокер, когда Карл Розе включил мотор.

— Слышал из уст самого Зеленого Папы. Они отказались покупать бананы. Мы погибли.

— Совсем не хотят? — огорченно спросила Лиленд.

— Совсем.

Ливень не заставил себя долго ждать. Потоки воды захлестнули их со всех сторон, дряхлая, полуживая машина Карла Розе едва ползла. Поднялся смех, посыпались шутки насчет старого драндулета, в котором пассажиры бултыхаются, как морковка в супе.

— Почему ты не купишь новую машину? — спросил Мид.

— Я человек чувствительный, с этой машиной связаны всякие лирические воспоминания. Мне и подумать страшно, что вся моя тоска о прошлом будет ржаветь в ущелье, куда Компания сбрасывает старые машины. Я ее и отстоял, а то она давно бы уже валялась колесами вверх среди всякого барахла, как сотни других машин. А у меня она еще бегает.

— Давай я ее в гостиной поставлю, — сказала Лиленд. — Стоят же в музеях кареты всяких королей. А ты сочинишь табличку с объяснениями для туристов, что, дескать, эта машина является ценным экспонатом, так как именно в ней сидел Карл Розе, когда начинались те события, которые…

— Брось, пожалуйста, свои шуточки!

— Ну нет, я еще только начала. И потом, я вовсе не шучу.

— Что ж, послушаем, какие происшествия случились с Карлом Розе, — весело сказал Уокер.

— Да нет, я лучше помолчу, а то Карл с досады взорвет свою тележку.

— Ну что ты. Она же ему дорога как память. Правда, Карл Розе, ты не можешь разбить свою таратайку, ты не допустишь, чтобы она ржавела на дне ущелья среди всякого хлама?

— Так вот: эта трогательная история началась так, как начинаются все приключения подобного рода. Карл Розе сидел в машине, изнывая от жажды любви. — Лиленд с трудом удерживалась от смеха. — Он нажал сигнал, и рожок завыл, выражая его чувства. Карл нажал опять… Еще, еще… И тут появилась наконец спящая красавица. Не подумайте, что она спала днем, дело было ночью. Дверца распахнулась и тотчас же захлопнулась — дама оказалась в ловушке. Удрать она не могла, у другой дверцы сидел сам герой — надежная стража. Мотор взревел, дрожь поднималась по ногам сидящих, все выше, выше… Герой прибавил скорость, мурашки пошли по коже, напряжение достигло предела, и наконец голова дамы упала на его плечо. Однако он, вцепившись в баранку, не мог отвести глаз от летящих навстречу поворотов… Надо было переключать скорость. Он протянул руку и нечаянно коснулся прелестной ножки… Первая скорость, вторая… Нежность кожи и очаровательная стройность ножки просто не поддаются описанию…

Видя, что Лиленд не умолкает, Карл Розе погнал машину изо всех сил. Пикантные подробности на фоне треска мотора. Машина резко затормозила перед домом Мида. Конец пути и конец забавной истории о похождениях Карла Розе.

Приехали на своих лошадях компаньоны. Мид открыл чемодан и стал раздавать подарки. Самый дорогой подарок, все это сразу увидели, он привез старому Лусеро — прекрасный пистолет. Потом пошли лампочки, яркие-щегольские платки, еще какие-то пестрые наряды… Жены компаньонов ахали, благодарили, восхищались…

Но о главном все еще не заговаривали. Удалось Миду сделать что-нибудь или нет?

Крестьяне неотрывно глядели на Мида, и он чувствовал в их взглядах все тот же проклятый вопрос, но никто так и не решился начать разговор.

— Завтра поговорим, ребята, — сказал Лестер.

Уехали Карл Розе и Эрни Уокер. Ушли толпой, ведя под уздцы лошадей, крестьяне, в жаркой вечерней тьме потонула машина, медленно растаяли силуэты людей.

Лиленд легла рядом с мужем. Что-то странное происходило с ней. Она чувствовала, как все то, что называлось раньше Лиленд, стерлось, исчезло, и она как бы парит в воздухе, без воли, без воспоминаний… В полном сознании, и все-таки прежде видеть означало видеть, слышать — слышать, осязать — осязать. А теперь?.. Она лежит рядом с мужем, видит и не видит, слышит и не слышит, осязает и не осязает. Кто знает, как рождаются облака? Кто знает, как рождаются дожди? И эта близость человека, жаждущего твоей любви, чью жажду может утолить всего лишь один твой взгляд, — как рождается она?

— Лиленд, — прошептал он. Рыдания в его голосе? Ах, все равно! Только бы слышать его голос, только бы он был рядом, любимый, близкий, необыкновенный… — Лиленд, — повторил он. Его мысль рождалась тут же у нее на глазах, как крошечный зеленый росток, которому суждено быть раздавленным в момент рождения. — Лиленд, мы утратили мир. Мы, американцы, утратили мир.

Она не дала ему договорить, поцелуй был таким долгим, что голова Лестера утонула в подушках. Лиленд перебирала его волосы, светлые, с зеленоватым отливом. Ах, не в том горе, что мы утратили мир, это еще поправимо. Беда в том, что себя мы утратили, отвернулись от господа бога. Но разве можно спастись с открытыми глазами? Только те спасаются, кто закрыл глаза, бежал от всего. Лестер закрыл глаза, привлек ее к себе, в бурном и нежном порыве прижал, обнаженную, к своей груди. И Лиленд опустила веки, погрузилась в темноту.

Рано утром явились соседи — теперь уже просто соседи, а не компаньоны. Они пришли узнать, что же сделал Мид для них, для тех, кто сажал бананы на своей земле. Лестер вышел, держа в руке гроздь шелковистых бананов.

— Прежде чем начать разговор, — сказал он и надкусил банан, — я прошу вас дать мне обещание: вы будете слушаться меня во всем. Мы вступаем в борьбу с Зеленым Папой. — Лестер доел банан, оторвал от грозди другой, жевал, глядел зелеными глазами… вот так он и раньше, бывало: хохочет, хохочет да вдруг как уставится…

Медные лица согласно закивали, послышались гортанные восклицания. Да, да, они будут слепо ему повиноваться.

— Так вот, Зеленый Папа — это очень важный сеньор, он сидит у себя в конторе. У него миллионы долларов. Шевельнет пальцем — и пароходы выходят в море или возвращаются, прервав рейс. Скажет слово — и куплена целая республика. Чихнет разок — президент слетел, генерал либо адвокат. Пошевелится в кресле — революция вспыхнула. Вот с каким сеньором мы собрались бороться. Может, нам и не видать победы, жизни не хватит, чтобы покончить с Зеленым Папой. Но дорогу мы покажем, и те, что придут после нас, подымутся, как ураган, который сметает и сжигает все на своем пути.

— А жить-то чем? — сказал Хуан Состенес и покачал головой. Он, как всегда, не верил, не ждал ничего хорошего. — Домой надо возвращаться, вот что. Мы ведь не здешние, а там хоть и нечего есть, да в драку не приходится лезть.

— Первое, что нам надо, — это пораскинуть мозгами. Второе, что нам надо, — это пораскинуть мозгами. И третье, что нам надо, — это пораскинуть мозгами. В чем наша слабость, почему они всегда над нами верх берут? А потому, что у нас средств нету, Хуан Состенес верно сказал. А в войне продовольствие — самое главное.

— А у нас одни долги, больше ничего нет, — сказал Бастиансито.

— Ну конечно. Вот я к тому и веду, чтобы нам вместе выработать план. С мачете против них не пойдешь, разговорами тоже немного сделаешь, их не уговоришь. Тут борьба экономическая.

— Не покупают они у нас больше бананы, — с горьким упреком сказал Лино Лусеро.

— Знаю. Зеленый Папа мне сам сказал. Но если они не покупают, это еще не значит, что бананы ничего не стоят. Можно продать их в другом месте. И тогда у нас будут средства к существованию. Принесите мне через неделю списки — кто сколько надеется собрать бананов, я поеду продавать их в соседние города, а понадобится — так и в столицу. Я грузовик купил, его с минуты на минуты сюда доставят.

— Это дело другое… без их-то милостей, — вставил Хуанчо, третий Лусеро.

— Продадим бананы, заплатим долги, о которых говорит Бастиансито. Хватит и на жизнь. Не на роскошную, конечно. Будем жить, как в других местах крестьяне живут. И вы тоже небогато жили у себя-то на родине. — Он вынул изо рта трубку и стал набивать. Потом прибавил назидательно: — Беда вот в чем: нам за первый урожай хорошо заплатили. Мы и привыкли швыряться деньгами, думали, всегда так будет. Ну и истратили денежки на всякие ненужные вещи, вовсе Даже ненужные.