а, так вот и текём тут себе, да (СИ)
а, так вот и текём тут себе, да (СИ) читать книгу онлайн
…исповедь, обличение, поэма о самой прекрасной эпохе, в которой он, герой романа, прожил с младенческих лет до становления мужиком в расцвете сил и, в письме к своей незнакомой дочери, повествует о ней правду, одну только правду и ничего кроме горькой, прямой и пронзительной правды…
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Потом покажется вдали, даря надежду – наконец-то! – и пройдёт мимо не останавливаясь, потому что и так битком.
Но в тот вечер нам с Ирой повезло. Только мы вышли на остановку, тут сразу и автобус подошёл.
Был вечер субботы, а вышли мы потому, что позвонил Двойка и пригласил к себе на преферанс.
На последнем курсе он жил уже не в общаге, а где-то на квартире, вот мы и условились встретиться на главной площади.
Туда всего-то две остановки, так что не подвернись тот автобус, мы бы и пешком дошли.
Ира держалась бы за мою руку, чтоб не скользить в сапогах по снегу, а снег при этом ярко бы белел кругами в конусах света фонарных ламп.
Одеваясь в спальне перед выходом, Ира попросила меня подать пояс от её платья – длинную матерчатую полоску.
Спальня узкая и, чтобы не протискиваться между постелью и коляской, я просто бросил ей пояс. Но один его конец держал в руке, на всякий, если она не поймает.
Но она именно в этот момент наклонилась застегнуть замок на сапогах и второй конец пояса охлестнул её согнутую спину.
Меня поразило до чего точь-в-точь как в кинофильме «Цыган», когда Будулай перед уходом на фронт хлестнул кнутом свою жену.
Типа, у них такой обычай перед долгой разлукой.
Ира даже и не заметила, а я утешился мыслью, что я не цыган, и сейчас не война.
Когда автобус торопливо въехал на площадь, на остановке народу уже скопилась столько, что и в два не влезут.
Я сошёл первым и подал Ире руку – поддержать.
Она едва успела спуститься, как толпа ломанулась в двери автобуса, но я успел отгородить Иру спиной.
И тут раздался вскрик какой-то девушки – её чуть не сшибли с ног, но она успела ухватиться за борт автобуса у двери, чтоб не упасть, а стадо так и пёрло по ступенькам внутрь.
Мне, как человеку не только благородному, но и галантному, это показалось абсолютно неправильным, тем более в присутствии моей жены, и я, со своей стороны потока, крикнул девушке за всех:
– Извините!
Кто-то в толпе не захотел уступать мне в галантности и он решил, что это я толкнул, а может ему было всё равно кого – лишь бы наказать, но, крутанувшись из давки, он нанёс мне удар по скуле.
И тогда я громко сказал – мне даже показалось, что толчея вокруг на миг забыла про автобус и обернулась на мои слова; даже полная луна в небе как-то внимательно застыла, когда я выговорил:
– При всём своём непротивленстве, такое не могу стерпеть.
И я ответил ударом на удар.
Наверное, он был там не один, или взъярённые ожиданием хлопцы вмиг обернулись сворой, потому что на меня посыпались удары со всех сторон – нашли на ком сорвать.
Я смог лишь закрывать лицо и голову согнутыми в локтях руками, но, по-моему, моё тело всё это делало само по себе, без моего участия. Мне оставалось только слышать невразумительные крики.
Кто, кому, о чём?
Когда донеслось рычание заводящегося мотора, я почему-то был уже с обратной стороны автобуса в перекрёстном свете фонарей окружающих площадь, но всё ещё на ногах, только без шапки.
Наверное, распсиховавшихся оказалось слишком много и они помешали друг другу сбить меня на укатанный снег площади.
Свора разбежалась, чтобы успеть вскочить в захлопывающиеся с той стороны двери.
Автобус уехал и я вернулся на остановку, где, среди десятка так и не втиснувшихся, стояла Ира с моей кроличьей шапкой в руках.
В стороне, у тёмного киоска виднелся Двойка, что пришёл нас встречать.
Он отвёл нас на свою квартиру, которую снимал в частном доме вместе с Петюней Рафаловским и я расписал с ними «пулю».
Потом они вышли провожать нас с Ирой.
На узком тротуаре идти получалось лишь по двое. Ира и Двойка шли впереди: он в длинном кожухе и мохнатой шапке-малахай, она в пальто прямого кроя и круглой шапочке; а я с Петюней сзади.
Мне было нестерпимо горько из-за того, что она идёт не со мной; но что оставалось делать – устраивать сцену? Оттаскивать Иру от Двойки?
А кто я такой?
Побитый стадом Ахуля в демисезонном пальто от Алёши Очерета?
На такого не всякая позарится, пусть даже она тебе и жена.
В побоище на площади мне так и не сумели нанести повреждений, но до чего же больно было идти рядом с Петюней!
Он и Двойка проводили нас до остановки, а потом ещё, аж до моста через Остёр, где мы всё-таки смогли расстаться.
На прощанье Двойка, пряча от меня взгляд и часто затягиваясь сигаретой, рассказал как недавно имел одну из своих биофачных прошмандовок и та закинула ему ноги на пояс, а он таскал её по комнате, ухватив руками за титьки.
Меня буквально оглушила эта самореклама самца-победителя. Я бы таким не стал делиться даже при его прошмандовках.
Мразь.
Когда мы шли на Красных партизан, Ира не держалась за мою руку и всё больше отмалчивалась. Пришлось и мне заткнуться.
Вот и извиняйся после этого перед незнакомыми девушками.
Руководство СМП-615 изыскало способ хотя бы отчасти сгладить факт наличия в нём каменщика с высшим образованием.
Меня назначили в заседатели товарищеского суда.
Такой суд рассматривает правонарушения не входящие в свод статей уголовного кодекса, или предусмотренные, но не слишком наказуемые: если хулиганство, то мелкое, а кража, опять-таки, по мелочам.
Товарищеский суд это скорее мера морального воздействия, чем сурового воздаяния по всей строгости закона.
Должность заседателя не оплачивается и она выборная. Однако, не всегда удаётся провести чёткую грань между избранием и назначением.
Когда на профсоюзном собрании звучит вопрос «кто за?», то для присутствующих это не вопрос, а просто сигнал поднять руку.
Классический пример вторичного рефлекса, не хуже, чем у собаки Павлова.
Точно такая же рефлексология и на комсомольских собраниях.
Правда, в СМП-615, за мою там бытность, состоялось только одно комсомольское собрание, да и то по причине проверяющего из горкома комсомола.
Вряд ли он сам стремился, скорее всего послали посмотреть каким ключом бьёт задорная молодая жизнь Поезда в возрасте до 28 лет.
Его настолько удручило всякое отсутствие полемики даже по самым актуальным вопросам современности, что под конец катастрофически скоропостижно катящегося к своему завершению собрания, он обратился к нему с вопросом:
– Да что ж вы такие пассивные?
Тут уже мне пришлось встать с места и ответить риторическим вопросом на вопрос:
– А кого, интересно, начнут вести активные, когда пассивных не останется?
Всё-таки диплом обязывает к определённой линии поведения.
Проверяющий оказался неподкованным для такого вопроса и собрание благополучно закрылось.
Вот руководство и решило, что оно проявит дань уважения системе высшего образования нашей страны, если меня, как носителя диплома о таком образовании, воткнёт заседателем в товарищеский суд.
Этому суду, помимо председателя, требуются два заседателя, сроком на один год – до следующего отчётно-выборного профсоюзного собрания.
Пожалуй, на этой должности я проявил себя латентным тираном, предлагая слишком драконовские меры пресечения.
Например, месяц одиночных (sic!) исправительных работ для штукатура Трепетилихи в производственном корпусе на территории СМП.
Тогда как для неё, считай, и день пропал, если за смену плюс в автобусе от вокзала и обратно она двоих-троих не забалакает до комы!
Конечно, от производственного корпуса до сторожки у ворот всего метров 200.