Первые гадости. Роман про любовь и глобальную недоразвитость

Когда к Аркадию зашел отец и сказал: «Опять нам надо куда-то идти из-за твоего паспорта», — тот отдыхал от дневных утех. Дело в том, что даже первым секретарям иной раз тяжело и одиноко бороться с любовной манией подростков. И вот почему: Победа сумела в тот день увидеться с Аркадием под предлогом подачи документов в университет, сумела не только увидеться, но и на два часа в самом дальнем углу университетского парка превратить любовь из желаемо-реальной в реально-натуральную.

— Прощай, милый, — сказала Победа, заметив приближение райкомовского охранника. — Меня увозят с учебниками на дачу. И я знаю, что туда привезут Червивина обхаживать меня заново.

— Я тоже приеду, за тем же, — сказал Аркадий.

— Конечно, приезжай! Я позову всех по грибы и смоюсь, — обрадовалась Победа и убежала к охраннику благодушная, подпрыгивая на одной ножке.

И вот не успел Аркадий прийти домой и насладиться воспоминаниями дня, как опять надо тащиться на обсуждение чужих подлостей.

— Может, я лучше поучусь?

— Ну, ты возьми учебник с собой, — посоветовал отец.

Разговор-перебранка в квартире Чищенного выглядел абстракцией, потому что сюжет в нем отсутствовал, как неприемлемое условие для всех участников. Родители Простофила отказывались верить в содеянные грехи сына, Простофил строил такие рожи, будто он и при чем и ни при чем, Антонина Поликарповна плакала и требовала сына, Зиновий Афанасьевич откровенно скучал, глядя в окно, Аркадий же задумался о роли существительного в языке и походя сделал лингвистическое открытие, по его мнению. Он вдруг обнаружил, что в русском языке не только глаголы обозначают действие, но обозначают и существительные. Скажем, слово «дождь» — всегда действие. Нельзя же представить свершившийся дождь! — из дождя выйдет лужа в состоянии покоя. Или слово «пожар»— тоже хороший пример. Но вот существительное «шкаф» — всюду несет покой. А слово «снег»? Если сказать просто: «Снег», — и не поймешь, идет он или кончился и лежит в поле.

— Какое мнение пострадавшей стороны? — спросил Чищенный.

Но Аркадий слишком задумался, чтобы услышать вопрос.

— О чем задумался? — спросил Чищенный.

— Оказывается, есть три разновидности существительных: покоя, действия и двуличные, — ответил Аркадий, очнувшись.

— А насчет тюрьмы для двух проходимцев не подумал? — спросил Чищенный.

— Какая тюрьма! — сказал Аркадий. — Пусть Простофил и Леня идут работать, купят книги и вернут библиотекам.

— Обманут, — решил Чищенный. — Они врут всем на каждом шагу.

— Но вы же проконтролируете их по почтовым извещениям, — сказал Аркадий.

— Нет, это не наказание, а помилование. Работать они и в тюрьме могут.

— Помилуйте, Ерофей Юрьевич, но они же еще дети, — сказал отец Простофила.

— Не помилую, — ответил Чищенный.

— Так пожалейте, — сказала мать Простофила.

— Нет во мне к ворам жалости, — ответил Чищенный.

— Хоть снизойдите… — начал Зиновий Афанасьевич.

— Суд снизойдет, — ответил Чищенный…

И так битый час, пока Антонина Поликарповна не зарыдала в голос, требуя сына у Простофила.

— А я тут при чем? — спросил Простофил.

— Ты со своей шпаной, — рыдала заведующая.

— Он и здесь отличился! — сказал Ерофей Юрьевич.

— Я не мог отличиться, я — двоечник, — ответил Простофил.

— Где мой сын, дрянь ты эдакая? Куда его дел?

— Да ну вас на фиг, — сказал Простофил.

— Как ты себя ведешь? — спросил отец.

— Можно, я пойду домой? — спросил Аркадий.

Но его никто не услышал в перебранке, и он ушел по-английски.

А на Простофила насели всерьез: отдавай, Простофил, Леню назад маме. Но юный злодей только хохотал, только обижался, только строил всем гнусные рожи, между тем обдумывая, что бы такое соврать подостоверней: чтобы и он остался в стороне, и сгинувшего Леню отправились искать в канализации. Лучше всего, решил Простофил, продать местонахождение Лени за то, чтобы Чищенный отвалил и оставил всех в покое. Но как вывести законопослушника на такой обмен?

— Отдавай Леню! — сказал Ерофей Юрьевич.

— Не отдам, — сказал Простофил и сказал: — Ой!

— Попался! — закричала Антонина Поликарповна — Где мой ребеночек, дрянь ты эдакая и бандитская зараза?!

— А пусть он больше в милицию не ходит, тогда скажу, — ответил пойманный Простофил, показывая пальцем на Ерофея Юрьевича.

— Ха-ха-ха! — сказал Чищенный. — Если б не твои родители, ты бы уже сидел в следственном изоляторе.

— Но при чем тут мы? — спросил отец Простофила

— Я вас уважаю за знания, которых нет у меня, — ответил Чищенный.

— Тогда извините нашего сына, — сказала мать Простофила — Он перевоспитается и станет совсем другим человеком. Вы не узнаете его на улице.

— Милая моя, спичку нельзя зажечь дважды, а ты ждешь, что он умрет и родится заново, — сказал отец Простофила. — Наш сын, к несчастью, законченный подлец.

— А может, я ни в чем не виноват? Может, это Ленькины фантазии? — спросил Простофил.

— Можилась кошка одна, — ответил Чищенный и махнул рукой.

— Да! Слышал, что Ленька книги ворует, — продолжил свою защиту Простофил. — Да! Виноват, что струсил и промолчал, не подправил товарища, не прочитал ему вслух кодекс строителя коммунизма. И все! Улик-то у вас нет.

— Достану.

— Не достанете.

— Я же снабженец!

— Вы лучше сына моего достаньте, — сказала Антонина Поликарповна.

— Где Леня? — спросил Чищенный.

— В канализации гуляет, — сказал Простофил. — Только не надо меня хватать, Антонина Поликарповна. Вам лучше других известны его фекальные причуды. Он испугался товарища снабженца, который всех достанет, и решил переждать бурю. А заодно пожить отшельником и глубже постичь «Камасутру».

— Не ври матери, — сказала Антонина Поликарповна. — «Камасутра» осталась дома! — и, отчаявшись добиться известий, ушла из квартиры, забитая истериками.

Всем встречающимся по дороге стайкам шпаны Антонина Поликарповна посылала матерные угрозы и говорила фразеологические обороты торговых работников. Стайки замирали в недоумении и прятались бегством. А дома по телефону опять подняла со спины на ноги всех друзей и близких, близких к милиции и уголовному розыску, позвонила даже бывшим любовникам, которые ее с большим трудом вспомнили, но поддержки нашла мало, зато много сочувствия, и, упав на Ленину кровать, тихонько заплакала слезами горькими, а не солеными, и ровно в полночь раздался звонок, и Антонина Поликарповна, забыв в горе о существовании бандитов, сразу открыла дверь, но там стоял не бандит, а Чищенный с двумя парами резиновых сапог, двумя касками, двумя фонарями и одной картой водозаборного коллектора города Москвы.

— Вы пойдете вот отсюда туда, а я — оттуда сюда, — сказал он. — Встретимся здесь, если не заблудимся. С картой пойдете вы, как дама. Хотя материнское сердце могло бы и само вас довести.

— Оно меня уже довело, — ответила Антонина Поликарповна…

Можно ли считать нормальным человека, у которого при виде кучки дерьма появляется внутренний призыв это дерьмо втихаря съесть, хотя вокруг ни души, кроме крыс, попискивающих и ничего плохого не подумающих? Втихаря от самого себя. И если Антонина Поликарповна пила мочу скрытно по рецепту Макропулоса, то сын ее на третьи сутки блужданий в канализационной трубе уже был близок к тому, чтобы стать копрофагом по голодной необходимости.

Как выбраться — Леня не знал: в «Камасутре» об этом не было ни слова, а собственные попытки к результату не вели. По редким полосам света, пробивавшимся в щели люков, Леня отличал день от ночи и, вскарабкавшись на верхнюю ступеньку лестницы, пробовал и так и сяк поднять крышку, только подлая крышка с каждой пробы становилась тяжелей и неуступчивей. Леня кричал в щели, звал на помощь, но днем в грохоте машин не слышал сам себя, а по вечерам гулявшие принимали его всхлипы за призывы половозрелого кота. Наконец, Леня осип и оставил попытки до кого-нибудь дозваться.