Насельники с Вороньей реки (сборник)

Официант – молоденький китаец, одетый в красную рубаху и красные широкие шаровары, – принёс графин с двумястами граммами коньяка.

– Завтра суббота, – я оценивающе посмотрел на Сероглазку. – За удачу?

– За удачу! – она выпила рюмку залпом, стараясь показаться залихватской. Покраснела, и в серых глазах появилась голубизна. Шея у неё была длинной и, как это принято было говорить в мужских кругах давно ушедшего времени, «породистой», как у балерины. Серые глаза имели чуть монголоидный разрез, что странным образом гармонировало с высокими скулами – судя по всему, в моей новой знакомой была изрядная толика татарской крови.

– Она нам всем понадобится, – резюмировал я. – В общем, насколько я понял, Алексей нашёл способ пустить довольно большие деньги «Союза Земли» на какое-то дело в местах обитания национальных общин.

– Да. Его мечтой было создать частный заповедник. Он много говорил, что земля на Севере ничего не стоит и достаточно выкупить довольно большую территорию и отдать её эвенам, как это станет ядром первой настоящей национальной общины.

– И откуда ему удалось отщипнуть эти средства?

Сероглазка запнулась.

– От бюджета Трансарктического международного совещания по проблемам народов Крайнего Севера, – вдруг выпалила она с каким-то вызовом. – Сто тысяч долларов от бюджета в миллион сто.

Я вздохнул. Три вещи мне стали более или менее понятны. Во-первых, дикий бардак, существовавший в «Союзе Земли», допускал такие масштабные хищения. Более того, некоторые детали расходования средств, судя по всему, не позволяли этой организации прилюдно требовать возвращения средств обратно. То ли они работали с «неучтёнкой» (система, очень распространённая у западных общественных организаций в России в девяностые годы), то ли все остальные обстоятельства расходования бюджета также не подлежали обсуждению, но им явно было лучше «замолчать» нецелевую трату даже в сотню тысяч, чем делать достоянием общественного обсуждения все расходы на мероприятие в целом. «Небось в реале украли девять десятых», – весело подумалось мне. Кроме того, мне стало очевидно, что в одиночку Алексей такую аферу провернуть не мог. Чисто технически. И сообщник его, с наибольшей вероятностью, сидел сейчас прямо передо мной, хлопая густо накрашенными ресницами.

В этот момент мне бы встать, расплатиться и вернуться домой, а затем позвонить Свиридову и сказать, что дело придётся крутить у нас, на Вороньей реке, потому что только одно предположение о том, что кто-то может купить землю вдоль по реке и сделать из неё частный заповедник, обесценивало жизнь Алексея Протасова до… Да вот до цены того самого патрона калибра 7,62. Кроме того – деньги. Интересно, в каком виде были они у него с собой?

– Так что, не получилось? – всхлипнула Лена. Алкоголь действовал на неё быстро, и под маской быстро тускнеющего грима я увидел совершенно растерянное существо, возможно обманутое во всём – в ожиданиях, надеждах, жизни. Второй кризис женского возраста.

– Лена, а вы сами-то когда-нибудь имели дело с «индейцами»? – я намеренно назвал аборигенов их жаргонным, северным прозвищем. – Ну, в смысле, ездили когда-нибудь к ним, видели, как они живут, кочуют, пасут оленей, охотятся?

Она грустно усмехнулась:

– Да куда я ездила? Университет – иняз, представительство Shelly&Rafters, «Союз Земли», бухгалтерия, ресепшен…

Ага. Значит, всё-таки бухгалтерия.

– Нет, к нам часто приходят их представители… Те, которые заседают во всяких комитетах, в Думе. Но они все сплошь совершенно ненастоящие… Такие же хмыри, как и наши.

– А вы что, ожидаете, что они должны ходить по Москве в кухлянках и с карабинами? – удивился я. – Конечно, они носят чёрные костюмы, полукилограммовые кресты и перстни, ездят на «лендкрузерах» и BMW и ничем не отличаются от наших, как вы изволили выразиться, «хмырей». Они играют по здешним правилам. Я вам скажу больше, – я вздохнул, и, несмотря на все мои усилия, вздох получился театральным. Впрочем, Лена этого не заметила. Не заметила она и того, что вместе со мной выпила ещё одну рюмку коньяка. – Я скажу вам, что они вообще в большинстве своём не очень сильно отличаются от наших других «хмырей» из Нечерноземья, Подмосковья или Тверской области.

– Вы много общались с ними? – вот теперь её интерес был по-настоящему неподдельным.

– У меня богатая биография, мэм, – усмехнулся я. – Я кочевал с чукчами, жил среди эскимосских морзверобоев, моими соседями в экспедициях были ламуты, эвенки и юкагиры. В США приходилось видеть настоящих индейцев, не в резервациях, а в национальных сёлах на Аляске. Так что в целом мне пришлось пообщаться с ними не меньше чем полтора года. Я бы не стал их идеализировать. Если говорить о вашем любимом сохранении природы, то, должен сказать, они ничем не выделяются среди европейских приезжих. Более того, оказавшись под защитой специального законодательства, они начинают вести себя гораздо более расточительно, чем большая часть мигрантов.

– Ну да? Они явно не сверлят дырки в земле и не качают из неё нефть!

– А зачем им это делать, если этим с успехом занимаются белые люди? На той же Аляске масса народа пытается доказать, что в их жилах течёт кровь эскимосов или индейцев. Такое доказательство даёт им право на ежегодную компенсацию от нефтяных компаний за использование их территорий. Хотя с территориями у индейцев вопрос всегда спорный.

– То есть как?

– Да там странно всё. Дело в том, что настоящие индейцы отличались от людей западной цивилизации гораздо сильнее, чем наши северные аборигены. Строго говоря, понятия земельной собственности и чётких границ у них не было. Именно потому они с такой уверенностью подписывали с белыми людьми всякие земельные соглашения. Им казалось, что именно они надувают пришельцев, отдавая то, что никому принадлежать просто не может. «Трудности перевода».

– «Трудности перевода», – вздохнула Лена. – А как же Дерсу Узала, Улукиткан?

– Ну, я долго думал – почему такое место в описании традиций народов Крайнего Севера занимают старики. Ответ-то на поверхности. Мудрые старики северных народов мудры, потому что они старики, а не в силу своей национальной принадлежности. Я у Фейхтвангера вычитал замечательную поговорку: «Дьявол всё знает потому, что он стар, а не потому, что он дьявол». Нашему случаю она соответствует ну просто исключительно. То есть молодой пастух-чукча вообще очень неравнодушен к охоте. Он, как волк, убивает столько, сколько может убить, и его не удерживает ни сезон размножения, ни то, что перед ним самка или детёныши. Двадцатилетний пастух ведёт себя так: взлетает впереди с гнезда гага – он бьёт её влёт, забирает кладку и съедает яйца с зародышами. Сорокалетний, возможно, гагу и пощадит, но при встрече с дикими северными оленями будет убивать их столько, сколько сможет убить. Потому что искренне верит, что дикий северный олень, так же как и волк, – исконный враг домашнего оленя. И только лет в шестьдесят он набирает достаточно жизненного опыта, чтобы заниматься тем, что у вас принято называть «устойчивым природопользованием». Но к тому времени у него будет три сорокалетних сына и пять двадцатилетних внуков, которые будут вести себя так, как положено сорокалетним и двадцатилетним людям.

– Sustainable Natural Use, – нараспев произнесла Лена. – Мы с Лёшей всё время смеялись: как использование может быть устойчивым? Но ведь они чем-то отличаются от нас?

– Ну конечно. Помните у Визбора – «беспечней мы, чем в праздник эскимосы»? Есть правда в этой строке. Думаю, что если северный абориген жил всё время под таким суровым прессом внешней среды, то он обычно и не задумывался о будущем дальше, чем на сегодня. Сегодня жив – и отлично. Естественно, такое отношение сказывалось в целом на строе его мыслей. Как сейчас принято говорить – ментальности. Потому все эти долговременные планы абсолютно чужды как эскимосу, так и чукче, коряку, ненцу или нганасану. Потому как при словах «мы сейчас устроим здесь заповедник, а потом вы сможете делать в нём то, что хотите» они первую часть фразы отвергают напрочь. Как же так, заповедник – это что, у нас отнимут угодья? А вторую – просто не понимают, как Василий Иванович Чапаев на экзамене в академию «квадратный трёхчлен»: «да я себе такого и представить не могу».