Стюардесса. Неоконченный портрет (СИ)

Я отключаю его.

Настоящая сложность – создать видимость ошибки. Скрыть то, что пилот разбивает самолёт в здравом уме и трезвой памяти.

Команда за дверью заметно нервничает, когда нас начинает трясти в ста метрах над аэропортом. Они стучат. Я слышу Её голос. Командный.

Я закрываю глаза, наслаждаясь Её агонией за дверью.

Она всё, чему мне не стоило давать волю.

Программа «Доверие» основана на том, что вы позволяете преступнику самому принимать решения, каким ему быть.

Проблема в том, что я доверила преступнику распоряжаться мной. Точно так же как впускала чёрти кого в свою жизнь до неё. Всё, что я могу теперь – это угробить нас обеих.

Дверь из белого пластика выламывается с криками. Она хватает меня за шкирку и вышвыривает из кресла пилота. Я сгибаю ногу в колене и наношу прямой удар в грудь. Её тело вылетает через дверной проём. Краем глаза я вижу вытягивающиеся лица экипажа.

Я вскакиваю и командую.

- Пристёгивайтесь! Быстро по местам! Мы сейчас рухнем!!!

От пота мои маленькие усики отклеиваются.

Я командую сквозь капельки пота слетающие с челки. Может быть кто-то из них и останется в живых, хотя любому, кто согласился стать участником её игры место в цинковом закрытом гробу. Но я продолжаю руководить этим кораблекрушением.

- Всем пристегнуться, и приготовьтесь к самому худшему!

Могу себе представить как им эта картина: тренировочный полёт, самолёт вот-вот развалится на куски, а пилот вырубает старшую проводницу приёмом из тайского бокса и приказывает молиться.

Она вцепилась в меня, пытаясь задушить большими пальцами рук. Я пробиваю в грудь, в живот, снова в грудь. Апперкот за апперкотом.

Я слышу шум спортзала. Сотни кулаков и кулачков бьющих груши. Шум скакалок. Выкрики тренеров. Я слышу сотни указаний и сотни дыханий вокруг. Я вижу всех тех, кто сдался и не дошел до конца. Каждого, кто сначала говорил мне о том, что я ДОЛЖНА. А потом сам сходил с пути. Я вижу одрябших растолстевших судей, что любят выставлять оценки, раздавать указания, рекомендации и советы. Вместо того, чтобы стать примером преодоления. Это ведь так просто. Строить из себя всезнающего мудреца изрыгающего нотации. Пот стекает по лицу небольшим водопадом.

Я пропускаю удар коленом в пах. Проблема в том, что курсы муай тай мы посещали вдвоем. С рыком она проводит удар в грудь и лицо. Она не бьёт в живот. Фуражка слетает, а пуговицы на рубашке с треском осыпаются на ковролин.

- Ах, наша девочка вернулась! Я ведь знала, что ты вернёшься...

Мы вылетаем на полосу отчуждения. Борт трясёт так, что крылья вот-вот отвалятся. Ещё минуту и всё.

- Я ждала тебя, правда тебе удалось меня удивить. Но, поверь, малышка, это не имеет никакого значения.

Ее брови поднимаются. Она смотрит на меня широко открытыми глазами и едва заметно покачивает головой из стороны в сторону.

Несколько ударов мимо. Я разрезаю воздух слева и справа от её красивого лица. Тонкое и ухоженное. Красные губки, припухшие от падения. Они приоткрыты. Она щелчком сокрушает мою ключицу, разворачивая все тело ударом.

Я больше не могу нанести ни одного удара. Она словно призрак. Растворяется, мерцая, прямо перед моим лицом. Я вижу только её ярко накрашенные губы.

- Я знала, что ты вернешься. Вернешься, потому что тебе нет ровни. Ты ведь у меня девочка выдающаяся. Ты не сможешь быть с ними.

Она бьёт по лицу.

У самого уха:

- Так с кем же тебе быть, если не со мной?

Я получаю локтем в висок. Она глушит, чтобы я потеряла ориентацию в пространстве.

Её голос, откуда-то сверху.

Словно ангелы поют.

Над самым ухом.

- Дело в том, что это лишь часть моего плана. Бросив мне вызов и проиграв... Милая... Ты уже не уйдешь никогда. Твой стокгольмский синдром не даст тебе. Так было всегда. Чем больнее тебе делали, тем преданней ты становилась. К тому же...

Она могла пробить в живот, но ударила выше. Ещё немного и я потеряю сознание.

- Ты успела сказать ему?

Я в его квартире. Сгибаюсь над унитазом. Вытираю губы и выхожу из ванной. Он сонный спрашивает всё ли в порядке. Я говорю, что да.

- Суши вчера… не очень.

Я думаю, он догадывался.

Она пробивает по бедру, щадя мой плохо защищённый живот. Я сгибаюсь пополам и падаю на пол.

- Ты успела ему сказать, малышка? Сказать, что носишь чужого ребёнка?

Она ухмыляется, отходит и с размаху пробивает мне лодыжкой в скулу. Шёлковый шарфик стюардессы слетает с её шеи и обнажается её единственный изъян.

Шейный платок впервые появился на рейсах Сингапур эйрлайнс. Его привнесли в костюм стюардесс не совсем обычные стюардессы. Стюардессы с мужскими чертами лица. Стюардессы с низкими голосами. Стюардессы с кадыками.

Некоторые пассажиры стали жаловаться, что их обслуживают транссексуальные стюардессы, что легко можно было понять, по наличию шейного платка. Тогда руководство авиакомпании должно было уволить около сотни таких сотрудниц, которые на тот момент прочно обосновались в профсоюзах компании. К тому же властные и мужественные стюардессы «третьего пола» работали лучше женщин. Они прекрасно управлялись как с толпой, так и с распоясавшимися пассажирами. При этом обладали обаянием и миловидностью достаточной для обслуживания бизнес класса на высшем уровне.

Руководство Сингапур эйрлайнс приняло решение обязать всех стюардесс носить шейные платки, чтобы пассажиры не могли по кадыку различить, кто перед ними. Мода распространилась.

Приглядитесь в следующий раз к девушкам, что обслуживают вас на рейсах ТРАНСАЭРО.

Кстати о названии. Вы всё ещё считаете, что такие совпадения бывают случайны?

Мы не видим того, чего не хотим видеть.

Кстати, вы не знаете, кто такой Андриан Веснин?

Программа “Доверие” позволяет бывшим заключенным начать новую жизнь.

Иногда правосудие бывает слишком жестоким.

Мне больше не кажется, что я виновата в этом сама. В том, что Она насиловала меня каждый наш новый рейс. В том, что он изменял мне с ней. В том, что я подвергалась психологическому насилию всё свое детство. Я больше не считаю, что заслужила это.

Я не виновата, что моя жизнь стала реабилитационной программой для эгоистов, психопатов и преступников.

Пытаясь придти в себя, я раскрываю глаза. Грудь разрезает боль, но я вскакиваю и бросаюсь за Ней.

Борт смачно ударяется об землю. Слышно как шасси переламывается и врывается в землю.

Меня швыряет в проход самолета, и плечевой костью я врезаюсь в металлическое основание кресла. И в этот момент я отчётливо слышу треск.

Я вижу в иллюминатор, как фонтаны грязи взлетают в воздух за бортом.

Она бьет меня каблуком в голову.

Она говорит:

- Давно надо было это сделать. Такие, как ты, подстилаются под любого, кто сильней. Твой комплекс неполноценности заставит тебя пресмыкаться и кайфовать от боли. Ты такая же, как все они.

Говорит:

- Вот и сейчас, раз за разом. Ты получаешь по своей смазливой мордашке, милая. Но все пройдет, и ты будешь любить меня ещё больше за это. Так уже вы, люди, устроены.

Она говорит: все, кто унижали меня, были правы, и я достойна лишь этого.

Я нащупываю здоровой рукой спасательный жилет под одним из кресел самолета. Нас подбрасывает в воздух.

Она тащит меня за волосы.

- Иди-ка сюда, девочка. Нам с тобой надо выжить. У нас с тобой ещё много дел.

Она волочит меня к кабине пилота. При крушении это самое безопасное место, раз уж мы не ввинтились носом в землю.

Она обхватила меня и волочет по пролету. Сломанная рука дико ноет. Я едва сдерживаюсь от крика, но все-таки с размаху несколько раз бью её спасательным жилетом.

Самолет разворачивается на девяносто градусов, и мое тело снова швыряет на кресла. Подлокотник наносит удар в бедро, пронзая до кости иглами боли.

Запахов нет. Болевой шок заставляет зажмурить глаза.

А когда я приду в себя и наконец их раскрою, ситуация станет ещё хуже.