Золотое дно. Книга 2 (СИ)

Какая еда?! Мы отказались от ужина — с ног валила усталость — и через какое-то время уже покоились в своих постелях.

Но я долго не мог уснуть. Я прикидывал так и этак, гадал, о чем же столь сурово могли поговорить в кабинете главного инженера Туровский, Ищук и Никонов. Завтра, наверное, выяснится. И почему-то без Хрустова они беседовали. Может быть, поберегли его нервы, а может быть, опасаются его… Черт побери! Ведь именно он завтра поведет грандиозную демонстрацию бывших строителей ГЭС к плотине…

18

Когда я проснулся (я спал на диванчике в большой комнате), желтый косой свет залил пространство передо мной, срезая спинки стульев, а на кухне — я услышал — разговаривают Хрустовы.

— Дождя нет… пойду в пиджаке…

— Надень плащ. С утра холодно.

— Что я буду, как Штирлиц?!

Схватив одежду, я прошмыгнул в ванную, быстро умылся, там же оделся и выскочил к тому времени, когда Хрустов уже обувал ботинки в дверях.

— Я с тобой! — попросился я.

— Если не боишься милиции… — проворчал он, и мы вместе вышли на улицу.

Никаких народных колонн еще не было — стояли поврозь кучки людей, кто-то держал над собой красный флажок, кое у кого под мышкой ерзали свернутые плакатики. К Хрустову подошел грузный старик в вязаном жилете, в старых сизых варенках. Я вспомнил его — это Алексей Варавва. Он протянул Льву Николаевичу радиорупор и кивнул мне:

— Приехал? — Цепкая у деда память.

Дул ветер с Саян, тучи жидкие и длинные ползли в сторону степей. Погода не должна помешать митингу. К двум лидерам подбежал остроносый паренек в тельняшке и пятнистых штанах:

— Дядь Лёв, дядь Леш… у меня ракетница, поторопить народ?

Хрустов глянул на старые наручные часики:

— Подождем. До восьми еще пятнадцать минут.

— Думаешь, за час управимся? — спросил Варавва. — Надо управиться, чтобы не обвинили, что срываем рабочий день господам из дирекции. Или устроим живой коридор?

— Термидор… — проворчал Хрустов. — Будем в упор на них смотреть, пусть идут.

Снизу, со стороны старых двухэтажных панельных домов и бараков, показалась толпа человек сорок. Это были пожилые люди, старики и старухи. Они несли транспаранты:

«ВЕРНИТЕ НАМ НАШУ ГЭС!»

«ГДЕ ОБЕЩАННЫЕ ЛЬГОТЫ?»

«ЧУБАЙС, НЕ ХОЧЕШЬ ЛИ АЙС-ВАЙС?»

Подкатила и неподалеку остановилась серенькая «четверка», из нее вылез усатый директор САРАЗа. Ишь, на скромной машине приехал, психолог.

Он подошел к нам, картинно обнял Хрустова. Тот стоял, выпрямясь, не понимая, чем обязан такому вниманию.

Ищук поздоровался крепко за руку с Вараввой, со мной и с пареньком.

— Молодцы. Свои права надо завоевывать. — И поправил ворот рубаки под пиджаком, как бы нечаянно выставив серебряный крестик над волосатой грудью.

«Интересно, — подумал я. — А чего ему-то здесь надо?»

Небо на мгновение очистилось, засверкало как синий лед. Хрустов включил радиорупор и поднес к губам:

— Внимание!.. — Эхо шарахнулось от домов к домам. — Внимание! Строимся… идем вниз к дирекции.

Народ слушался. Но не получалось сегодня грандиозной колонны, всего набралось сотни полторы людей. Но и этого немало на свежем сквозняке, да и без особой, я думаю, надежды, что эти манифестации что-то могут дать страждущим…

Неожиданно подрулили на черном джипе телевизионщики из Москвы и Никонов с ними (он уже встал? Он уже где-то побывал?!). Парни включили свои телекамеры, Сергей Васильевич подозвал к себе жестом нескольких признавших его стариков — и вот они обнимаются, и вот уже все хохочут, аж до слез, а Никонов продолжает травить анекдоты или рассказы из своей жизни…

Хрустов побледнел от негодования. Он рявкнул в радиорупор:

— Сергей Васильевич!.. у нас серьезный день, а ты!..

Но тот уже сам шагал к Хрустову.

— Да, йотыть, понимаю, базара нет… Только так скажу: если собрались по серьезному делу, не умирать же заранее! Еще, может, отвоюете кое-что! — Он с размаху, как хозяин этих мест, шлепнул ладонью по ладони Ищука.

«Интересно, — подумалось мне. — Как-то странно они ведут себя сегодня, что Ищук, что Никонов».

— А вы снимайте! — крикнул Сергей Васильевич подступившим к голове колонны журналистам. — Вот, Льва Хрустова снимайте… Алексея Варавву… Ба, а это кто?!

Подъехала еще одна машина, белая «Волга», из нее еле выполз толстяк с гуцульскими усами. Глядя насупленно в землю, слегка косолапя, он приблизился к нам. Он был в широком чиновничьем черном костюме, при галстуке темнокрасного цвета, за ним следом шагал, я полагаю, охранник, рослый бритый наголо парень в темных очках, тоже в костюме.

— Валеваха! — закричал Никонов, раскидывая руки. — Андрей, дорогой!

— Для тебя дорогой, для кого говно на вилах… — проворчал мэр Виры, сверкнув злыми коричневыми глазками на Хрустова. И подставив мясистую розовую щеку губам Никонова, продолжал, обращаясь к бузотерам. — Я вам давал разрешение на общественную акцию? Вы очень хотите большого шума? Вот, тут и телевидение… давайте, давайте! У нас теперь кто нарушает закон, в героях ходят! В Страсбург пишут!

Хрустов, сопя, поднес к губам радиорупор и направил его на Валеваху.

— Знаешь, что? А пошел ты… — Но рупор мигом был выхвачен из его рук Ищуком.

— Ничего не было, ничего и не будет, — сказал, смеясь, усатый, как Валеваха же, директор САРАЗа. — Мы два хохла, договоримся. — И передал рупор Никонову.

Хрустов обернулся к народу, махнул рукой.

— Пошли-и!.. — И двинулся вперед, и нестройная колонна последовала за ним.

Я обратил внимание, что по сигналу Никонова телевизионщики отключили камеры и побрели к машине, закуривая, перебрасываясь шутливыми фразами.

— Ты пожалеешь! — рявкнул Валеваха и достал сотовый телефон.

— Перестань, Андрей! — попытался его умиротворить Никонов. — Пошумят да разойдутся. Видишь, я и журналистов отправил…

— При чем тут журналисты?! Сергей Васильевич, это не шуточки! Люди в окнах видят: Хрустов плюет на закон, выводит народ против власти. Значит, что думают люди в окнах? Что в Вире власти нет. Что в Вире анархия. А меня, между прочим, народ избирал…

Я не слышал, что далее говорил Валеваха и вызвал ли он милицию, я пробежал вперед. Где-то в стороне через радиодинамик грянула песня «Вставай страна огромная», там тоже стояли люди, с портретом Сталина на палке и красными флагами. Видимо, коммунисты. Они присоединились к колонне.

Никонов хмуро смотрел вокруг. Ищук между тем был весел. Он что-то насвистывал, как мальчишка, он явно радовался выступлению людей. А чего ему не радоваться? Не на его же заводе бузят?..

Мы спустились на берег Зинтата и, наконец, сгрудились перед зданием дирекции с алюминиевыми полосами между окон. И увидели, что вход перекрыт крашеными в зеленое металлическим перильцами, слева, в тени, замерли три синих милицейских машины, в них сидят люди. Через открытую дверцу одного из «уазиков» видно — у парней в руках поблескивают наручники, поматываются резиновые дубинки.

— Товарищи! — выйдя вперед и обернувшись к людям, крикнул сорванным голосом Хрустов. Подбежал, вырвал у Никонова мегафон и снова рявкнул во всю силу, но усилитель звука не работал. — Что за черт! Уже испортили враги… Обойдусь! — И с надсадой. — Товарищи! Мы с вами строили нашу плотину… нам обещали…

Никонов зашептал мне и Ищуку:

— Не портил я эту хреновину… видно, батарейки сели…

— Это не важно, — хмыкнул Ищук. — Главное — и тут Валеваха прав — несанкционированный митинг. Или арестуют Льва Николаевича, или штраф влепят… ну, на штраф мы деньги найдем, верно? — Ищук продолжал улыбаться.

Хрустов закончил, на его место встал Варавва.

— Где, где самозванцы?! — возопил он. — Почему не выходит Туровский?! Он же с нами строил… продался москвичам?! Ну, тут уж, понятно, не тридцать сребреников… тут побольше… но посмотреть в глаза бывшим своим товарищам по бригаде обязан?!

Из дверей дирекции появился человек. Но это был не Туровский. Какой-то белобрысый худой старикан.