Параметрическая локализация Абсолюта

Она стояла недалеко, наготове, и сразу зашаркала к нему.

– Бабуля, у тебя проволока дома есть?

– Что?

– Проволока, говорю, есть у тебя? Любая пойдёт, но чем крепче, тем лучше.

– Что? Проволока?

Бесполезно ей объяснять. Моргает из-за очков, ничего не понимая. Скрюченная худенькая спина, халатик в турецкие огурцы, тапочки. Сильно за семьдесят. Страшные руки – вены, жилы, суставы, коричневые пятна. Моя мама по сравнению с ней ещё огого. Жалко её – и как она только живёт одна? До магазина хоть дойдёт? Хотя вроде к ней социальный работник должен быть приставлен.

– Бабуля, а спицы у тебя есть? – осенило Валеру. – Вязальные спицы?

– Спицы? Спицы есть.

– Дайте мне одну спицу ненужную – и я всё починю.

– Спицу? Сейчас дам.

Она зашаркала в комнату. Куда ей вязать, совсем слабенькая. Валера сел на унитаз и ждал. Вода под ним журчала. Вместо туалетной бумаги у бабули на боковой полочке лежала бесплатная рекламная газета, порванная на полоски. А что? Раньше все люди так жили, и нормально. Только её нужно помять как следует. И почитать можно. Бабуля уже несла из комнаты спицу, в вытянутой руке. С пластмассовым кружочком на конце. Валера достал из сумки пассатижи – согнул спицу раз, примерился, согнул два, извлёк ржавые обломки, вставил. Подёргал ручку бачка – хорошо. Спица толстая, за пять лет не соржавеет. Бачок наполнялся водой.

– Всё бабуля, готово! Принимай работу.

– Спасибо тебе, сыночек.

Она вынула из кармана кошелёк. Стальная застёжка с шариками крест-накрест.

– Будь здорова, бабушка! Я пошёл. Звоните, если что.

– Стой, куда ты, а деньги.

– Да какие деньги, пять минут работы.

Но она ухватила его за рукав костлявыми пальцами – сильная! – и не пускала. Совала ему тёмные бумажки. Ну не вырываться же?

– Бабуля, давай я в следующий раз ещё что-нибудь сделаю, и тогда заплатите.

Нет. Всунула. До свиданья, сыночек, до свиданья, спасибо. Гордая старушка, не хочет, чтобы бесплатно. Эх. Сколько там? Ну ладно, что. Пива куплю. На сегодня у Валеры больше не было работ. Он вышел на улицу, вдохнул сырого воздуха. Пять часов. Куплю пива и пойду в парк.

2. Слава вундеркинда

Валера был прирождённым сантехником. Мама любила вспоминать, как он, ещё до школы, регулярно прочищал иголкой дырочки в душе – от извести, чтобы струйки били ровно и равномерно. Мама говорила – хотя сам Валера этого не помнил – что он часто сидел на корточках под раковиной в ванной или на кухне, разглядывая переплетения труб, прикасаясь к ним, вслушиваясь в журчание вод. Именно в таких выражениях и говорила. Мама. Восторженная и непрактичная дама, мама работала в книжном магазине продавцом и имела склонность поэтизировать прошлое и вообще жизнь. Эта непрактичность сначала сильно мешала ей – все мужчины, с которыми она сходилась, пользовались её восторженностью, быстро добивались своего, а потом охладевали и пропадали. И только к тридцати годам ей посчастливилось повстречать серьёзного человека, будущего папу Валеры, который трудился плотником на мебельной фабрике и зашёл перед новым годом в книжный, чтобы купить календарь. Он искал такой календарь, на котором были бы отмечены красным цветом все выходные дни, плюс, желательно, церковные праздники. Его голубые глаза, с особенным оттенком осенних небес – так она говорила – с первого же взгляда заставили её сердце встрепенуться и забиться. Они обстоятельно выбрали календарь, познакомились, а вскоре и поженились.

Папа не был романтичным человеком и не прочёл до конца ни одного из поэтических сборников, принесённых мамой из магазина. Но она любила его за твёрдый рабочий характер и за сильные ладони, сплошь покрытые ровной трудовой мозолью, воспетой Некрасовым. Детей у них долго не получалось, хотя они оба очень этого хотели. Но на шестой год звёзды стали в благоприятное положение, и Валера наконец родился. Сплетницы на скамейках у подъезда за глаза намекали, что отец его вовсе не плотник, но маме, светлой душе, не в чем было себя упрекнуть.

Валера рос похожим на отца. Некрасиво худой и не слишком смышлёный, он отставал по математике и языкам, но был лидером на трудах и на физкультуре. Свой первый смеситель он починил в двенадцать лет, почти голыми руками, пользуясь только гаечными ключами из велосипедного набора. Маминых книжек он не читал, но однажды поразил её словами о водопроводе – он представляется Валере кровеносной системой дома, с артериями несущих труб, капиллярами разводки по квартирным кранам и венами канализации. С тех пор она уже не сомневалась, что он в глубине души настоящий поэт, но поэт не на бумаге, а в самой жизни – и охотно прощала ему равнодушие к литературе. На день рождения они с папой подарили Валере ящик с инструментами. Валера тут же воспользовался им, с блеском разобрав и прочистив слив у соседей, чем снискал славу вундеркинда у всех женщин подъезда.

3. Толстые сволочи

Вопрос о том, чем заниматься после школы, даже не стоял. Валера поступил в училище на специальность «Сантехнические сети» и быстро стал любимцем всего преподавательского состава. Он редко открывал учебники и не всегда владел принятой терминологией, но чувствовал теорию сердцем. Он мог так обстоятельно, живо и образно рассказать принципы построения любого устройства, от кухонного крана до водонапорной башни, что в глазах старых, умудрённых опытом учителей мелькала мечта, их взгляды туманились, и каждому вспоминалась своя молодость, такая же яркая и многообещающая. Ему хором пророчили бурное будущее, с поступлением в колледж или даже в институт, но сбыться этому было не суждено – Валере пришла повестка в военкомат.

Служба в армии в те времена не пользовалась популярностью – многие однокурсники Валеры ловчили, изобретали болезни, придумывали нуждающихся в опеке родителей, срочно женились и заводили младенцев, или даже откупались взятками, кто побогаче. Но папа Валеры презирал мелочную суету и обывательскую слабость, он считал, что армия пойдёт сыну на пользу и сделает его мужчиной. Мама, держа в уме Лермонтова и Гумилёва, полностью соглашалась с супругом. Ей нравились военная форма, отвага, храбрость и бодрые марши в исполнении мужского хора. Лерочка, иди, посмотри! – звала она Валеру к телевизору во время военных парадов. Гляди, как маршируют! Какие мощные танки! Какие огромные ракеты! Какие стремительные самолёты! Самолёты выпускали радужные полосы, медленно опадающие в высоких небесах. Тоскуя – складки на животе только-только удалось нарастить до толщины в два пальца – Валера догулял последний месяц, приехал в военкомат и получил направление в пехоту.

Пока командиры не узнали про сантехнические таланты Валеры, ему приходилось так же тяжело, как и всем. Изнурительная утренняя зарядка, долгий кросс вокруг военного городка, скудный завтрак, маршировка, рытьё окопов, ползание в противогазах, подтягивание в сапогах и с автоматом за плечами, нищенские порции перловки с тушёнкой, ночные вахты – после таких тягот оставалось только лечь на койку и отключиться. А утром он и его товарищи по службе с отчаянием ощупывали опадающие животы, затягивая пояса всё туже и туже. Те, кого ждали на гражданке девушки, боялись им писать и старательно замалчивали просьбы прислать фотокарточку.

– Что, пузаны? – орал ротмистр, прохаживаясь перед понурым строем, – Вы думали, вам тут санаторий? Думали, вам тут жиртрест? Красавцы! Я с вас десять шкур спущу, рахитичные отродья! Солдат должен быть сильным! Это вам не школа красоты, боровы! Это вам не подиум и не эстрада! Всем отжиматься, жирные твари! Толстые сволочи! Раз! Раз! Раз!

Через полгода случай наконец помог Валере, и он виртуозно отремонтировал офицерский писсуар. Бравые лейтенанты заметили его мастерство, оценили, и он получил место при штабе. Но было уже поздно: бицепс и трицепс явственно оформились, а на животе непоправимо проступили кубики пресса.